Ветер моих фантазий. Книга 2

— Ох, да брось ты! — проворчала Лерка, как-то сухо меня по плечу похлопала, — У Джоан Роулинг и Стивена Кинга было много отказов — и они теперь очень известные. А у тебя только один и самый первый. Нет, я, конечно, понимаю все… но, правда, не стоит, Сашок! Ты еще много книг напишешь.

Про ту встречу, где она видела, как меня обнимал и целовал Ки Ра, она молчала, будто и не было ничего. Я, правда, не верила, что она мне в тот день померещилась. Может, обиделась, что я ей ничего не сказала? Или с Виталиком поссорилась?

Вот, они как-то странно друг на друга теперь смотрят, едва друг друга увидев. Раз тянулись в буфете за пирожком, руки их встретились — и они их отдернули, будто им продавщица змею протянула. Пирожок упал на прилавок. Но продавщица все равно ругалась. Виталик, правда, тут же обещал заплатить. Деньги сунул, сдачу не взял, пирожок цапнул и смылся на подработку. Хотя там было яблочное варенье, которое он ненавидел. Но которое обожала Лера.

Да, он ей хотел купить. Но что-то у них там случилось. Наверное, Лера, обозленная хамством Ки Ра, когда тот взял мой телефон, наистерила у Виталия. И наш друг несчастный под горячую руку подвернулся. Да, наверное, она его обматерила, припомнила ему все мелкие былые обиды, раздув каждую или конкретную до размаха мировой трагедии. Может, он и сам, обидевшись, ей наговорил всякого. А теперь им даже взглянуть друг на друга неловко. Хотя при мне эти партизаны делают вид, будто ничего не случилось. Угу, она убежала из его квартиры без куртки и в его же домашних тапках, бродила утром по улицам, заледенела. Или даже всю ночь. И ничего не случилось?.. Ну-ну! А мне не говорят ничего, ни один! Врут, будто ничего серьезного, будто не ссорились. Но, может, с пирожком Лий наш пытался с нею помириться, а она так среагировала, будто ее тошнит от его прикосновения — он и обиделся, и сдрапал.

Блин, она видела, как Ки Ра дал мне таблетку? Слышала вообще тот разговор или нет?.. Или застала нас уже когда парень меня поцеловал. В последний раз. Я, увы, тогда не знала, что тот поцелуй последний. Знала бы — не дала.

— Вот, помнишь ту повесть?.. — потормошила меня за конец «хвоста» Лера, — Как там?.. А, «Последний влюбленный»! Отчаянная любовь девушки Акио к ученому Александру, их противостояние, его стремная вакцина, которую он создал назло ей… И как там все рухнуло! Ты там прямо порушила целый мир!

— Планету одну, — пробурчала я.

— Вот! — радостно хлопнула девушка, нервируя меня резким звуком, — Постап, другая цивилизация… Все так смачненько! А как ты их в конце, мм… По-моему, та книга классная. Допиши ее. Уверена, ее точно возьмут!

Голос у нее был бодрый, вся она такая суетливо-оживленная. Хотя глаза как будто серьезные. Пугающе холодный какой-то взгляд.

Но в тот день она сдрапала по делам. Вдруг вспомнила и сдрапала, куда-то безбожно опаздывая. И я опять брела по улицам в одиночку. Оставляя по белой дороге темные следы, в которые видны были грязь и мусор.

Я страдала ерундой. Даже сходила в церковь. То молилась и свечки ставила всем иконам, напротив которых можно было зажечь свечу, да молила, чтобы отвели от меня этого жуткого корейца, чтобы он пропал из моей жизни насовсем, чтобы я его рожу никогда больше не видела. То умоляла свести меня с ним. То просила мне послать встречу с моей половинкой, ежели они существуют. То молила дать мне храбрости уйти в монастырь, раз мое первое общение с парнем так ужасно закончилось.

Хотя иногда я молила бога дать мне смелости, если я все-таки беременна.

Потому что месячных еще не было. Да, блин я ж не скоро так пойму! Кажется, мы с ним переспали незадолго до овуляции или после нее. Но явно близко к середине цикла. Блин, или это природа во всем виновата или гормоны?! Нет, все он, такой вдруг ласковый и пьянящий… Свинья равнодушная! И как один единственный мужчина может быть таким: одновременно ждать меня во всех мечтаниях, заставляя воображать бесстыдные совершенно вещи, то быть обжигающе бездушным, стать столь безучастным так мгновенно?! Или… или я его все-таки полюбила?..

Тест купила. В другой район ездила, чтоб знакомым не попасться за этим занятием. Но тест ничего не сказал понятного. И вообще, там надо было, чтоб прошло еще несколько дней, чтобы было понятно. Эх! Да я так рехнусь до следующих месячных! Или повешусь! Или… или следующих месячных не будет? И здравствуйте пеленки, подгузники, закаканная младенческая попа, вечные слезы, никакого сна… и родители меня еще и из дома выгонят? Потому что папаша смылся. Он же может назло мне свинтить обратно в свою Корею, чтобы не участвовать в воспитании. Он же этого ребенка не хотел! Вообще ребенка от меня не хотел! Вообще ничего со мной не хотел! Вот Гад!

Но мне опять мерещились ласкающие меня руки и нежные губы…

Короче, я медленно и конкретно сходила с ума…

Я звонила ему, выбравшись от дома и подальше от него отбежав. Он иногда снимал трубку и молча выслушивал мои истерики. Говорил только: «Прости» или «Это хороший лекарство». Или вообще трубку не брал. Последний мой монолог затянулся часа на два, перебирания всего ужаса перед загаженными пеленками и вообще касательно адского характера этого парня. И после того монолога Ки Ра трубку почти не брал. Или извинялся уже на пятой, десятой или сороковой минуте. Будто с часами там сидел, с секундомером.

Или я его вконец достала. Может, у нас и могло что-то сложиться, если бы я просто была ласковой и сама бы на него накинулась или хоть на свидание позвала? Но, увы, из меня вылились только истерики. А теперь вконец парня достала, бедного. Или он решил, что секс со мной не стоит стольких убитых нервов? Или… или секс со мной был совсем ужасным? Он же был у меня первым. Такая вот первая любовь, мда. Блин, да хуже этой любви ничего не бывает! Какого хрена ее так воспевают в книгах и кино?!

Мне даже хотелось книги все пожечь, которые были о ней. Но, увы. Я удалила ту повесть «Последний влюбленный». Даже из корзины. И мне дальше стало совестно перед собою. Я же столько ночей не спала, записывая эти истории или набирая их! Я же так хотела стать писателем!

Короче, жечь тетради с первыми рукописями не стала. Поплакала, глядя на корзину в левом верхнем углу рабочего стола. Сменила ужасных котят на горы и ущелье, да на орла, летящего в небе. Это символ. Символ новой жизни. Я поднимусь из моей ямищи и высоко-высоко поднимусь. Я стану известным писателем — и этот хмырь локти будет кусать, что бросил меня и не оценил. А за мною, такой популярной, толпы будут в штабеля укладываться.

Правда, до всего этого надо было дожить. Пока пальцы гнуть было не с чего. Мне так точно. А он…

А если это именно Ки Ра был тем самым Бездушным? Но, если этот хмырь — тот самый художник, известный на Дальнем Востоке… Блин, пальцы мог гнуть уже он. Уже с чистой совестью. Мог спокойно снимать молодых дур, пачками. Сотнями. Мог мне адски завирать, округляя все это стадо идиоток до всего двенадцати раз, чисто сексу ради. Может, его там любили и готовы были на талисманы по клочкам растащить?.. Вот на что ему я тогда, молодой никому не известный писатель?

Короче, ужасная была у меня любовь. И первый раз отвратительный.