Ветер прошлого
Шрифт:
Девочка задумалась.
— Саулина — это женское имя.
— Зато Икар умел летать. А ты откуда?
— Я из Ломбардии. Из одного селения близ Милана.
— Да и я сам слышу, что ты из Ломбардии. А я родом из Сардинского королевства [12] .
Фургон остановился, чья-то рука откинула тяжелую ткань, пропитанную воском, и внутрь проник лунный свет.
— Давайте, дети, вылезайте, — приказал добродушный женский голос. — Надо перевернуть солому.
12
Сардинское
Пол фургона был усыпан пахучей свежей соломой. Ее часто меняли. Саулина, спрятавшись в самом дальнем и темном углу, насчитала десять человек: целую семью.
Из другого фургона тоже вышли люди, кто-то принялся разводить костер всего в сотне шагов от Восточных ворот. Пожилая женщина села на траву у костра и поставила себе на колени большущую круглую деревянную доску, на которой была разложена нарезанная крупными кусками полента. Женщина сгребла жар, поставила прямо на горящие угли железную решетку и разложила поленту. Когда она как следует поджарилась, женщина принялась выкликать имена. Каждый, кого она называла, подходил, держа в руке деревянную спицу, и старуха ловко накалывала на них по куску обжаренной поленты.
Саулина была голодна, от запаха еды у нее потекли слюнки. Но она не двигалась с места, боялась, что ее обнаружат до того, как фургоны выедут из города. Потом все, конечно, как-нибудь устроится. Вдруг бродячие скоморохи поедут в сторону Корте-Реджины? Восточные ворота открывались как раз в том направлении.
— А ну-ка вылезай и ты тоже, — позвала ее старая женщина.
— Я? — переспросила Саулина.
— Думаешь, я тебя не заметила?
— Что вы со мной сделаете?
Она подумала о стражниках, о том, что с ней уже было, о том, что еще готовила ей судьба.
— Покормлю, чего ж еще. Считай, что тебе повезло: сегодня у нас есть лишний кусок.
— Спасибо, я не голодная, — отказалась Саулина.
— Скажешь тоже: «не голодная»! Иди сюда, говорю.
Саулина посмотрела на эту женщину. У нее была красивая улыбка. Добрые карие глаза на потемневшем от ветра и солнца лице смотрели приветливо. И девочка поверила ей. Она вылезла из фургона и подошла к костру. Старуха дала ей спицу с куском поленты.
— Смотри не обожгись, — предупредила она.
Саулина села вместе со всеми у костра, стараясь держаться поближе к женщине.
— Мы приняли тебя в нашу компанию, не задавая вопросов, — сказала старуха, — но сейчас ты должна сказать нам, кто ты такая и от кого ты бежала.
— Ее зовут Саулиной, — сказал Икар.
Теперь Саулина могла рассмотреть его. Икар оказался симпатичным мальчишкой примерно ее возраста, с рыжими волосами и вздернутым носиком-пуговкой, покрытым веснушками.
— А ну молчать! Не тебя спрашивают! — выбранила его женщина.
Взрослые и дети, не переставая жевать, с любопытством разглядывали Саулину. Наученная горьким опытом, она и на этот раз предпочла выдумать правдоподобную ложь, чем рисковать, рассказывая невероятную правду.
—
Моя хозяйка сегодня закрыла свой дом и съехала, — сказала девочка. — Она рассчитала всех слуг. Я теперь без крыши над головой и без работы.— А кто твоя хозяйка?
— Синьора Грассини.
— Ишь ты! — воскликнула старуха.
— Самая прославленная певица великого театра, — с восхищением добавил какой-то старик, поглядывая на Саулину уже более приветливым взглядом.
— Возмутительно! — заговорила молодая женщина, считавшая себя представительницей того же цеха, что и прославленная Джузеппина Грассини. — Великая певица вынуждена спасаться бегством из-за нескольких горячих голов, не умеющих распознать, кто их настоящие враги! А виноваты во всем политики! — добавила она, хотя никто так и не понял, что она имела в виду.
— Политика — погибель для человека, — предрекла старуха. — Такую артистку, как Грассини, надо уважать, а не выгонять из дому камнями. Что за беда, если она была с этим французом? Никому до этого дела нет.
Только тут Саулина начала смекать, что благодетельница ее не бросила, а сама была вынуждена спасаться бегством. У нее стало легче на душе.
— Раз она рассчитала слуг, — рассудительно заметила старуха, — значит, и тебе дала то, что тебе причиталось. Грассини славится своей щедростью.
Девочка ответила, радуясь своей сообразительности:
— Хозяйка дала мне все, что мне причиталось, и даже больше. Я хотела только пересчитать монеты, а тут, откуда ни возьмись, появляется жандарм. Лицо у него было доброе, я ничего и не подумала. А он схватил кошелек с монетами и говорит, что я их украла. Я испугалась и убежала. Увидела фургон и спряталась в нем. Хотите — верьте, синьора, хотите — нет, но это правда.
Рассказ Саулины был выслушан в молчании. Тишину изредка нарушал собачий лай или эхо выстрела. Мысли собравшихся были заняты не большой войной, ведущейся где-то далеко-далеко, а большими и малыми несправедливостями жизни, которые затрагивали их самих.
— Мы акробаты, — вновь заговорила старуха. — Работаем на площадях больших и малых городов. Живем тем, что дают нам зрители, и благодарим бога, когда можем досыта наесться сами и накормить животных.
Все стало ясно. Саулина поняла, что для нее в этой большой семье места нет: слишком много ртов приходилось кормить.
— Я и ем-то как цыпленок, — затараторила она. — Я сильная, хоть по виду и не скажешь. Таскаю ведра с водой и всякие тяжести, как взрослая. Я и почищу что надо, и помою. Натираю медные горшки золой. Умею ухаживать за скотом, потому что родилась в деревне. Знаю, какими травами лечить болезни животных.
Но семье бродячих акробатов не требовалась ни лишняя пара рук, ни опыт в уходе за животными.
— Хорошо, — тем не менее сказала старуха, обдумав сложившееся положение, — на несколько дней можешь остаться с нами, а там видно будет.
На том и порешили. Не было ни слез, ни суеты, ни бурных изъявлений благодарности. Все занялись делом, принялись чистить и убирать в фургоны использованную утварь, засыпали костер песком и пеплом, потом все залезли в фургоны и улеглись спать.