Ветер с севера

Когда Ролло прошел в главное помещение усадьбы, его люди уже сидели за столами, с жадностью поглощая дымящуюся овсяную кашу с селедкой. С некоторым удивлением Ролло обнаружил среди них своего младшего брата Атли. Это был худенький десятилетний мальчик с бледным лицом и синими, как у Хильдис, огромными глазами. Он был болезненным от рождения, и Регнвальд не раз уже имел повод пожалеть, что, когда мальчик родился, его не отнесли в лес на смерть. Все знали, что по ночам Атли душит Мара, [27] что из него не выйдет ничего путного, и ярл Мера стыдился, что на его древе возник столь чахлый побег. Но Ролло, который и сам был нелюбимым сыном в семье, с детства привязался к братишке, и мальчик искренне отвечал на чувство своего блистательного старшего брата. И все же сейчас Ролло был несколько озадачен, увидев его здесь.

27

Мара – злой дух, ведьма, которая вызывает у людей удушье во сне.

Хильдис молча поставила перед ним тарелку. На вопрошающий взгляд Ролло она ровно проговорила:

– Я хочу, чтобы ты забрал Атли с собой. Ему все равно не будет жизни в Мере. А ты сможешь отвезти его в Упсалу, [28] где вещие женщины смогут вылечить его. Атли никогда не станет воином, но он мог бы как потомок хорошего рода стать жрецом в одном из святилищ наших богов.

Ролло, однако, выразил недовольство.

– Я, конечно, сделаю, как вы велите, матушка, но не лучше ли отправить Атли с Регнвальдом или Ториром, когда они отправятся торговать в те края, а не со мною, изгнанником, который не знает, куда направит свой драккар, где его ждет пристанище, и не будет ли его гнать все дальше и дальше месть конунга Харальда.

28

Упсала – центр языческого культа древних скандинавов (близ города Упсала в Швеции).

Хильдис вздохнула.

– Видит Фрейя, [29] что я вырываю свое сердце, расставаясь с Атли и с тобой. Но разве ты запамятовал, Ролло, что Регнвальд уже дважды пытался погубить младшего сына, которого он считает позором для себя?

Ролло нечего было на это возразить. Его мать была мудрая женщина, и она понимала, что Атли не прожить и месяца в этих краях, если он лишится защиты старшего брата. Викинг хмуро взглянул туда, где сидел мальчик, и невольно кивнул. Атли был худ, иссиня-бледен, да и выглядел гораздо младше своего возраста. Красивым его тоже нельзя было назвать, весь пошел в деда – Ролло Носатого. Однако у младшего брата были васильково-синие очи Хильдис, да и умом его не обидели боги. Сейчас, глядя на мать и Ролло, он явно догадывался, о чем идет речь, и вся его хрупкая фигурка и встревоженный взгляд выражали беспокойство. И прежде чем принять решение, Ролло уже улыбнулся Атли – и сейчас же понял, что возьмет мальчика с собой, ибо лицо его вмиг озарилось столь радостным и счастливым светом, что Ролло почувствовал себя не в силах разочаровать братишку. Что ж, сам виноват. Его улыбка послужила как бы обещанием, а Ролло готов был надуть хоть весь белый свет, но только не тех, кто ему верил.

29

Фрейя – богиня любви в древнескандинавском пантеоне.

Хильдис проследила за их взглядами.

– Хвала мудрым норнам, плетущим судьбы людей, что они дали мне двух таких сыновей. И не думай, Ролло, что брат будет тебе в тягость. Я видела вещий сон и знаю твердо – судьба маленького Атли будет благотворно влиять на судьбу моего великого Ролло.

Юноша задумался. Как и все викинги, он был суеверен, верил в гадание и вещие сны. А его мать обладала даром и видеть и толковать такие сны. Он вспомнил, как Снэфрид, когда они встретились перед Йолем, гадала ему на рунах и предсказала Ролло нежданного спутника в дорогу. И тогда он, мгновенно решившись, предложил ей побег. Он-то думал, что этим спутником станет она сама, а вышло, что им оказался Атли.

При мысли о Снэфрид он покосился в сторону завешенного медвежьей шкурой прохода к клети, где та отдыхала. Мать чутко уловила этот его взгляд и спросила с мучительной болью в голосе:

– Да хоть любишь ли ты ее, Рольв, или это одна только месть?

Ролло взглянул на мать.

– Разве Снэфрид недостаточно хороша, чтобы ее полюбить?

Он улыбнулся. Улыбка у него была дерзкая, веселая, совсем еще мальчишеская. Хильдис подумала, что в начале этого лета Ролло исполнится девятнадцать. Самая пора, чтобы взять себе жену. Но не о такой спутнице для сына мечтала Хильдис – Белая Ведьма из неизвестного рода, хитрая и коварная, сделавшая гордого конунга Харальда мягким как воск в своих руках. Люди говорили, что она зачем-то скупает у бедняков новорожденных детей, что не боится ночью уходить в одиночку в лес или гулять в полнолуние у могильных камней у края дороги. [30] Сколько ей лет? На вид она молода, но такое горькое знание жизни, такая зрелая мудрость таятся в ее разномастных глазах…

30

Неотесанный камень в форме стоячей плиты или обелиска, часто с рунической надписью.

– Во всяком случае, – неожиданно для себя проговорила Хильдис, – если эта женщина ради тебя отказалась стать королевой Норвегии – она должна сильно тебя любить.

Насытившись, Ролло вытер тыльной стороной руки губы и рыгнул.

– Да, она меня любит. – Он опять улыбался своей дерзкой улыбкой. – Однако кто сказал, что я не сделаю Снэфрид королевой любой земли, какую выберу для себя? А Лебяжьебелая не так глупа, чтобы отказываться от короны ради драккара-изгнанника. Да будет тебе известно, мать, что Снэфрид первая предсказала мне великое будущее. И я не сгину, не уйду в чертоги Одина до тех пор, пока не стану великим правителем, пока моя слава не прогремит громче славы Рагнара Кожаные Штаны и Бьерна Железный Бок, пока я не завоюю себе столько же земель, как и мой отец – Ролло Пешеход.

Он сиял, и мать любовалась им. Да, поистине она должна гордиться, что родила такого сына! Он очень похож на того, другого Ролло, из-за которого она едва не погубила себя. Но если Ролло Пешеход был кряжист и неповоротлив и с годами раздался настолько, что его могли нести лишь самые сильные лошади, то ее сын, взяв себе обаяние, силу и черты отца, унаследовал и удивительное изящество и стройность своей матери.

Ролло был так же невероятно могуч, как отец, но при этом поджар и статен, каковым Ролло Пешеход не бывал и в лучшие годы жизни. К тому же при высоком росте, широком развороте плеч и развитых мышцах он был гибок и легок, как кошка. У ее сына было удлиненное лицо с высокими скулами, шея словно колонна, квадратный подбородок и чувственные губы. Длинные темно-русые волосы схвачены вокруг лба кожаным ремешком. Глаза светло-серые, как туман, глубоко посаженные под мощными надбровными дугами, четкая линия прямого носа… Нет, ее Ролло хоть и походит на отца и, как Пешеход, по ромейской моде бреет бороду, все же он куда краше его. Боги были милостивы к ней, вняли ее мольбам, и она, утратив возлюбленного, обрела другого Ролло, гораздо лучший слепок, чем был сам оригинал.

Когда-то давно, еще будучи девчонкой, которая больше молчала, чем говорила, а если говорила, то лишь висами, что прославило ее на весь Согн [31] не меньше, чем красота, Хильдис влюбилась в друга своего отца, которого люди прозвали Пешеходом за то, что он не любил ездить верхом. Кто говорил, что мало какая лошадь снесет его на себе, кто – что он так и не стал хорошим наездником и попросту боится лошадей, иные же шептались, что Ролло Пешеход попросту оборотень, ибо кони пугаются его и начинают дрожать, едва он приближается к ним. (И в этом сын не в отца, улыбнулась Хильдис, которая слыла прекрасной наездницей, и сейчас, узнав, что ее сын покидает Норвегию, не задумываясь проделала верхом немалый путь.) Но то, что Ролло Пешеход вовсе не оборотень, Хильдис поняла с первой же их встречи. Более живого и веселого человека, казалось ей, она не встречала. Он беспрестанно шутил, причем сам так заразительно смеялся своим шуткам, что даже угрюмые берсерки расплывались в улыбке. Немногословная и застенчивая Хильдис становилась разговорчивой и смешливой рядом с ним и сама не заметила, когда успела полюбить его. Она всегда радовалась, когда ее отец ездил к своему другу Бычьему Ториру, отцу Пешехода. Семья Бычьего Торира была богата, они владели несколькими островами, так что херсиру Ториру ничего не стоило подарить один из них конунгу Хакону Черному, отцу Харальда Прекрасноволосого. К тому же Ролло Пешеход был прославленным викингом, и его жена и дочь ходили, звеня золотыми украшениями. Когда же юная Хильдис попросила Ролло взять ее к себе в дом в качестве одной из жен, Ролло внезапно стал серьезным и заявил, что она слишком молода и прекрасна для него. Хильдис была глубоко оскорблена, особенно если учесть, что во время праздника Дисов они вместе не просто гуляли поздним вечером вдоль изрытого пещерами берега фьорда.

31

Согн – историческая область на западе Норвегии.

И тогда она сказала такую вису:

Почему властитель стали [32] Женщины боится?Или за дорогой рыбЖдет его другая?Здесь же – оба знаем,Что супруга ярлаНе преграда Хильдис,Отчего же, Ролло,«Нет» мне отвечаешь?

Тогда Ролло ушел от ответа. Хильдис жестоко страдала. Тем более что сердце подсказывало ей, что она вовсе не безразлична викингу из Вика. [33] А потом ей сообщили, что она станет женой могущественного ярла из Мера, ближайшего друга Харальда Прекрасноволосого.

32

Воин.

33

Вик – историческая область на юге Норвегии, где располагались владения Ролло Пешехода.

Обычно женщины не противились, когда родители находили им женихов. Но Хильдис вдруг возмутилась настолько, что решила сбежать. Уехала верхом в Вик – и зря. Жена Пешехода встретила ее сурово и сообщила, что Ролло больше месяца назад уплыл в Англию. Хильдис ничего не оставалось, как возвратиться к родителям и согласиться стать женой Регнвальда, хотя уже тогда она подозревала, что носит во чреве дитя Пешехода.

Даже сейчас Хильдис становилось не по себе, когда она вспоминала, какой ужас пережила тогда. Ее сын родился на два с половиной месяца раньше срока и был куда темнее и кожей и волосами, чем ярл из Мера и сама Хильдис. Но Регнвальд признал ребенка своим. И тогда Хильдис сказала, что хочет, чтобы мальчика назвали Ролло – как ее покойного отца. На самом же деле она страстно хотела, чтобы новый Ролло вытеснил из этого мира человека с таким же именем – его подлинного отца.

Обо всем этом Хильдис раздумывала, сидя на ложе в ногах сыновей. Маленький Атли спал, дыша хрипло и тяжело, как обычно. Ролло же лежал, прикрыв согнутой рукой лицо, и Хильдис не знала, спит он или нет. Он всегда дышал ровно, глубоко и бесшумно, как птица. Сама же она знала, что не заснет. Ее последняя ночь с сыновьями. Что-то подсказывало ей, что им не суждено больше встретиться. Что ж, горлинка выводит птенцов, чтобы они улетели… И все-таки слезы ее лились и лились.

Ролло не спал. Он слышал прерывистое дыхание матери, ощущал ее запах, ее тепло. Так было еще со времен его детства, когда она приходила, садилась подле него и тихо лила слезы. Маленьким, проснувшись, он тоже принимался плакать, но позже научился притворяться спящим, а потом привык. Сейчас же в груди у него все разрывалось. Привыкший к дальним походам, к долгому пребыванию в чужих краях, он не думал, что ему так тяжело придется в последнюю ночь. Еще несколько часов назад все его мысли были о кораблях в фьорде, о дружине, о тех, кто не пожелал подчиниться Харальду и предпочел изгнание повиновению тому, кого они не считали поистине лучшим, – о Гриме, Лодине, Мезанге, Галле, Олафе и других, кого он либо знал с детства, либо сошелся с ними в викингских походах. Он ждал часа, когда подставит ветру паруса и дорогой китов поплывет искать предсказанное ему королевство. А теперь, когда его мать беззвучно плакала, он вдруг понял, что частицу себя он навсегда оставит в Норвегии. И сейчас, в дремотной темноте длинного дома, под тихое всхлипывание матери и дружный храп своих дружинников, он молча глядел на выползающий сквозь отдушину в крыше дым и вспоминал…