Ветер с Юга. Книга 1. Часть вторая
Шрифт:
Следовательно, любой из перечисленных господ и их помощников мог спокойно заходить в читальню и брать здесь любую нужную ему книгу. А уж положить в неё бумажку – это вообще было делом секундным. Кряхтя, Лабус поднялся с дивана и, заложив руки за спину, начал мерить шагами комнату, периодически хмыкая и морща лоб. Склонившиеся у столов писцы вначале с любопытством наблюдали за ним, а потом, видя, что лекарь в сотый раз проходит мимо, продолжили заниматься своими делами.
Внезапно Лабус замер посреди комнаты и, резко развернувшись, бросился к стоявшей в углу лестнице. Забравшись на несколько ступенек, он с интересом уставился на полку, где всего четверть часа назад стояла так кстати выпавшая из его рук книга с незамысловатым
То ли советы были не такими уж замечательными, то ли всех черепах на окружающих Остенвил песчаных пляжах давным-давно переловили, только книгу эту за последние несколько лет никто в руки не брал, на что указывал нетронутый слой пыли на этой полке. Правда, совсем недавно этот слой явно был нарушен. И не только Лабусом, сдвинувшим эту книжицу с насиженного места только для того, чтобы ловчее достать её столь же популярную соседку – «Занятные истории о внезапных исцелениях».
Стоя на лестнице, лекарь пригляделся, но больше ничего необычного не заметил. Тогда он поднялся ещё на пару ступенек и, затаив дыхание, посмотрел на самую верхнюю полку. Пыль здесь была девственно нетронута. Лабус разочарованно вздохнул и уже собрался спуститься, как в самом углу вдруг заметил стёртый участок. Забыв про ноющую спину, он быстренько слез на пол, передвинул лестницу в этот угол и заново вскарабкался по ней, попутно вознося хвалу Туфину Бугвисту, годами не заставлявшему своего прислужника Риста наводить чистоту в читальне.
Листок был припрятан в третьей открытой им книге. Точно так же сложенный вчетверо, с такими же слегка сползающими строчками и подписью Кронарии. В сгущающейся темноте Лабус читал те же самые слова о длительной измене Повелителю и о настоящем отце ребёнка и уже начал недоумевать, зачем это Кронарии понадобилось каяться в своём грехе в двух экземплярах, как глаз выхватил из потока слов «Сидрак Тортран».
Лабус застыл на лестнице как громом поражённый. Если в начале поисков он хоть что-то понимал, то теперь растерялся окончательно… Два любовника, и оба являются отцами… Если бы он не был лекарем – стоит заметить, очень хорошим лекарем, – то смог бы, наверное, поверить в эту сказку о таком вот необычном зачатии. Но он слишком хорошо знал, как получаются и откуда берутся дети, чтобы принять это признание за чистую монету.
Если есть два, то вполне может быть и третий, и четвёртый. И пятый… Лабус ухватился за пошатнувшуюся лестницу и медленно спустился. Боги Вечные и Истинные! Неужели ему придётся перелопатить всю читальню?
Упав на диванчик и вперив взгляд в стройные ряды книг, лекарь приуныл. Внезапно обретённая тайна была настолько необычна, что он не мог ни у кого попросить совета. Возможно, стоило всё рассказать Бугвисту, но что, если его рассуждения окажутся неверными и Меченный всё-таки причастен к появлению этих писем? В комнате окончательно стемнело, и явившийся с кухни Рист зажёг несколько толстых свечей в витых подсвечниках. Парень работал здесь уже года три и, не особо утруждая себя работой, которая сводилась к тому, чтобы вовремя подлить чернил в чернильницы, заточить перья и быстро найти по просьбе посетителя нужную книгу, постоянно что-нибудь читал, сидя в уголке на низеньком стульчике.
Глядя, как вихрастый паренёк, закончив со свечами, занялся камином, Лабус тихонько прошептал:
– Старый ты идиот! И мозгов у тебя осталось, как в куриной заднице…
Писцы, окончив работу, раскланялись с лекарем и вышли из читальни. Дождавшись, пока Рист, пошурудив кочергой в камине, подложил туда пару поленьев и уселся на своё место, Лабус как бы между прочим спросил:
– И не надоело тебе тут болтаться? Вон, Капрус Адрол, торговец рыбой, подыскивает грамотного парня в учётчики и писари. Будешь как сыр в масле кататься, и всегда со свежей рыбкой! А тут чего – только и знаешь, что по полкам прыгать, как белка.
Рист
беззаботно улыбнулся и пристроил на колени отложенную книгу:– Господин Лабус прав, как всегда. Только мне много не надо, а рыбку и на дворцовой кухне всегда можно отведать. А как её Гулида готовит! – Парень причмокнул языком и мечтательно закатил глаза.
Лекарь решил не отступать и всё же получить ответ на волнующий его вопрос:
– Гулида – мастерица ещё та, но и ты неплох… Значит, работу менять не желаешь?
Парень вздохнул, грубо вырванный из приятных воспоминаний, и, удобнее устраиваясь на стуле, хмыкнул:
– Да зачем? Книгочей мной доволен, да и посетители не замучили пока. Подумаешь, раз пять-шесть за день вверх-вниз по лестнице слетаю. А иногда и того нет – наш народец лучше на кулачные бои пойдёт, чем будет читать. – Рист презрительно ухмыльнулся. – Правда, некоторые сами по полкам книжки ищут, им моя помощь и вовсе ни к чему.
Лабус перестал дышать, чтобы не пропустить главное. Но парень замолчал и снова уткнулся в книжку. Лекарь осторожно выдохнул и, стараясь не показывать своей заинтересованности, весело произнёс:
– Ой, да брось ты врать! Это кто ж из наших толстопузых министров сам рискнёт забраться по такой хлипкой лестнице?
Рист поднял голову и мечтательно протянул:
– Да какие министры, господин лекарь! Есть тут одна прелестная птичка, которая легко вспархивает на самую верхнюю ступеньку! Она осмотрела уже все полки и с каждой что-то брала почитать.
– Кто?! – Внезапно охрипший голос Лабуса прозвучал так напряжённо, что парень с удивлением уставился в застывшее лицо лекаря.
– Госпожа Лея, конечно.
Дарт Засоня
Ранним утром телохранители Зверя вместе с Мордой и Жилой загрузили пленников в повозку и отвезли на другой конец города, где чуть в стороне от главных улиц была огорожена большая площадка с устроенными на ней скамьями и навесами. Рынок, где продавались лошади, овцы, коровы и масса другой, более мелкой живности.
Часть площадки отделял глухой высокий забор, за которым торговали скотиной несколько иного рода. У ворот стояли четыре дюжих охранника, пропускавшие внутрь только богатых господ, отваливающих за вход звонкий лит, который прямиком отправлялся в казну лангракса Солонии.
Обычно этот закуток пустовал, торги здесь устраивали не чаще шести раз в год, и сегодня как раз был один из таких редких дней. На поставленных вдоль всех стен загона скамьях понуро сидели десятка три несчастных, неизвестно где и как попавших в руки разбойников и привезённых в Ундарак на продажу.
Никита огляделся. В правом от входа углу выделялась группа из четырёх крепких молодых мужчин откровенно бандитского вида. На их ногах гремели цепи, продетые сквозь вбитые в стены железные кольца. Чуть ближе сидели две женщины, скорее всего мать и дочь. Старшей было под пятьдесят, и время уже оставило на её лице свои недобрые следы. Дочка выглядела ненамного лучше. Они кутались в драные шерстяные жилеты и молчали, с полным безразличием ожидая своей участи.
В другом углу расположилась весьма разношёрстная компания. Две девочки-подростка с конопушками на круглых лицах и с полными слёз глазами жались друг к другу рядом с парнишкой лет тринадцати, исподлобья наблюдавшим за прогуливающимся рядом толстым безбородым мужиком в серой потёртой шубейке и высокой шапке из бараньей шкуры.
С другой стороны от девчонок на широкой скамье устроились два мужика в неопределённого цвета стёганых штанах и таких же куртках. У более молодого и высокого на скуле отцветал синяк, а правая рука, обмотанная платком, висела на перевязи. Ещё дальше, закрыв лицо руками, плакала молодая женщина в поношенной, некогда богатой одежде. Её сосед, старый худой мужчина с коротко подстриженной седой бородой, что-то тихо говорил, наклонившись к самому уху женщины, но слова утешения помогали мало.