Ветер с Юга. Книга 1

Никита, получив увесистый тычок в рёбра и едва удержавшись на ногах, от неожиданности тоже заорал:

– Да чего вы мне не верите!? Не знаю я, как попал в ваш лес, не знаю! Вечером я заснул дома у компа, а утром в лесу проснулся! И шёл по нему, пока не наткнулся на избушку вашего Дрона! Думал, хозяин накормит и по сотику даст звякнуть… А он сидит на лавке со стрелой во лбу, пришпиленный, как жук в коробочке. Я такого страху натерпелся, что вылетел и нёсся, как олень, пока под дерево не завалился. А утром вернулся, жрачки решил найти! И пока бегал, тапки посеял, вот и прихватил рубаху с сапогами! А нож снял… ему-то он зачем, а мне от маньяков в лесу отбиваться пригодился бы… – Мальчишка выпалил всё скороговоркой. Его голос потихоньку затихал, и последние слова Никита произнёс почти шёпотом. – И скажите этому Боргу, чтоб он меня не шпынял… чего он всё время дерётся…

В наступившей на сей раз тишине было слышно только скрипение гусиного пера, которым, наконец-то заводил по бумаге писарь, веснушчатый парень лет двадцати, сидевший за столиком у окна и, открыв рот, слушавший рассказ мальчика.

– Как ты убил Дрона Одноухого?

– Вы чего, не слышали что ли? Я его уже убитым нашёл в домике! Стрела во лбу и сейчас, наверно, торчит. Да и холодный он уже был. В доме всё было разбросано, может, искали чего.

– Сварг, если ты будешь дерзить, Борг вырвет твой язык и выбросит собакам. – Голос Кадура был негромким, но прозвучал весьма зловеще. – Так ты убил его стрелой?

– Господи, объясняю же вам, что он уже мертвый был, когда я его увидел. Не знаю, кто его убил. Да и не стрелял я ни разу в жизни из лука! Ой, кажется, я знаю, кто вашего Одноухого прихлопнул! Я на дерево от кабана залез и видел, как по тропинке шли такие же зелёные человечки, какого вы убили вчера. И у них были такие же стрелы!

При этих словах лицо хозяина передёрнулось, а в глазах салвина вспыхнула плохо скрываемая ярость. Молодой мужчина с фамильным носом зашевелился в своём кресле и впервые подал голос:

– Сварг, мы ведь можем проверить твои слова. И если ты нам врёшь, я сам с превеликим удовольствием сдеру всю шкуру с твоей спины!

– Вот и проверьте, прежде чем обвинять зря! Я вам точно не вру! – Никита внезапно осмелел. – А скажите, пожалуйста, можно от вас позвонить по мобилке в Москву? А то мама сильно волнуется. Она же не знает, что я у вас тут тусуюсь.

Мужчины переглянулись, хозяин взмахом руки остановил Борга, приготовившегося отвесить наглому мальчишке очередную затрещину.

– Что значит – позвонить… по мобилке?

Теперь пришла очередь Никиты озадаченно поскрести затылок. Весь цивилизованный мир был в курсе такого простого действия, а тут, похоже, Тмутаракань была ещё та…

– Ну, по сотовому телефону позвонить. Эт-то трубка такая… с кнопками… Набираешь номер абонента и говоришь с ним из другого города… Или в своём городе… А у него тоже такой телефон есть, и если связь нормальная, то проблем нет… «Билайн», например… или «Мегафон»…

Глядя на вытягивающиеся лица, Никита начал терять уверенность и, наконец, понял, что совсем запутался. Он просто не знал, как объяснить этим странным людям, зависнувшим где-то в истории средних веков, такую простую вещь, как мобильная связь. А это значило только одно – ею здесь и не пахло. И значит, его возвращение домой откладывалось на очень неопределённое время.

Кадур не верил своим ушам. Мальчишка оказался совсем не так прост, как казалось вчера, и его совершенно непонятные слова, смахивающие на бред тронувшегося умом, вызвали в памяти салвина какие-то смутные воспоминания. Где-то он уже слышал рассказ о таких удивительных вещах и о мальчишке, рассказывавшем небылицы.

Присутствие здесь этого вихрастого подростка и произнесённые им слова начинали всё больше беспокоить его, салвина Кадура, призванного нести людям волю Богов Истинных и Вечных. Никакие непонятности и неожиданности не должны были вносить сумятицу в не отягощённые особым интеллектом головы достопочтенных жителей Гудвуда. Тем более в это весьма не спокойное время, грозящее перерасти в большие, очень большие неприятности.

Кадур искоса поглядел на вейстора Прилесья. Хортон озадаченно тёр переносицу и молчал. Он явно был удивлён, правда, из всех сил старался сохранить присущее ему величие, но в его живых глазах светился неподдельный интерес. Кадур внутренне напрягся. Этого мальчишку вейстор не отдаст без боя, и на этот раз ему будет очень нелегко уговорить Хортона казнить сварга. Пусть паршивец и не убивал головореза Дрона, но… ради спокойствия Гудвуда… и его, Кадура, спокойствия…

Десять лет назад, сменив на посту бывшего салвина Гудвуда, отправившегося в Вечный покой Истинного Бога Тьмы, Кадур лелеял надежду, что сможет быстренько прибрать к рукам его милость, прокладывая себе путь именем Богов. И, ссылаясь на их великую волю, станет тайным правителем этого городишки, руководя всем и всеми из тени своей пирамиды.

Мечты развеялись от одного только взгляда в серые стальные глаза вейстора, который такой же стальной рукой правил Гудвудом. Вейстор холодно принял нового салвина, и эта холодность, усиливавшаяся год от года, стала просто нетающим ледником вершин Поднебесных Зубьев. Тогда Кадур обратил свое внимание на наследника семейства Улафа и его мать Арелу.

Эти двое стали весьма преданными слушателями и истинными почитателями ораторского таланта салвина. Стараясь завязать дружбу с Улафом, Кадур с радостью отметил, что этот жестокий и недалёкий сынок совсем не похож на своего отца и вполне поддается чужому влиянию. Особенно, если слепо любящая его мать была готова продать душу любым Богам, лишь бы стать полновластной хозяйкой в Гудвуде, который, в прочем, она ненавидела всей душой.

Запоздалая любовь Арелы, внезапно и очень щедро излившаяся на опешившего по началу Кадура, пришлась как нельзя кстати. И теперь союз этих трёх людей, каждый из которых был в тайне уверен, что именно он будет главным хозяином Прилесья, пытался любыми способами повлиять на принимаемые вейстором решения.

Ещё позавчера Кадур ликовал, когда им с Улафом удалось склонить Хортона к решению о человеческой жертве. Эту жертву вейстору вряд ли простит его тайный Бог – Безликий и Вездесущий, имени которого никогда не произносили, а в молитвах поминали только посвящённые. Но сейчас салвин вдруг понял, что все их усилия развеялись, как дым – Хортон больше никогда не допустит, чтобы им манипулировали.

Он посмотрел на Улафа, пребывавшего в своем обычном оцепенении, и в душе в который раз поднялось раздражение. Никакой помощи от наследника ждать не приходилось. Улаф, похоже, не очень-то понимал, какую угрозу может представлять этот мальчишка, и, глядя в окно, лениво наблюдал за безуспешными попытками настойчивой мухи вырваться на свободу.

«Мамаша глупа и истерична, но у нее хотя бы есть природная хитрость и врождённое женское коварство, а этот, кроме глупости и жестокой натуры, не имеет ничего… Наследство Орстеров в надёжных руках. Что ж, придётся встретиться сегодня с Арелой».

Перспектива провести пару часов в тесном созерцании увядших прелестей Арелы, вдыхая приторный аромат её духов и перебивающий его стойкий запах перегара, показалась ему столь малоприятной, что его губы сами собой сложились в презрительную усмешку. С этой миной на лице он и встретился глазами с вейстором, который, повернув голову, с интересом наблюдал за Кадуром. Насмешливый взгляд хозяина дома слегка смутил салвина, и, пытаясь вернуть себе власть над ситуацией, он спросил:

– Ваша милость не забыл, конечно, что по законам Нумерии, любая вещь, взятая у человека, живого или мёртвого, считается украденной. А любая кража карается наказанием – вора принародно должны выпороть, после чего ему отрубают правую руку. А сваргу, позволившему себе непочтительное и дерзкое обращение к своему господину, раскалёнными клещами вырывают язык.