Ветер сквозь замочную скважину

Вдова отдала Тиму мешок, чтобы освободить себе обе руки, и повернулась к мальчику боком.

– Джошуа говорил, что нельзя наводить пистолет на человека, если только ты не намерен его убить. Потому что у пистолетов горячее сердце. Или он говорил «злое сердце»? Я уже и не помню, прошло столько лет… Видишь, тут рычажок сбоку… вот здесь…

Раздался тихий щелчок, и пистолет переломился надвое между стволами и рукояткой. Вдова показала Тиму четыре квадратных медных пластины, потом подцепила одну и вытащила наружу из углубления, и Тим увидел, что эта пластина на самом деле была основанием заряда – пули.

– После выстрела медная нижняя часть остается в стволе, – сказала вдова Смэк. – Ее нужно вытащить, прежде чем заряжать новую пулю. Вот так, видишь?

– Да.

Тиму очень хотелось самому зарядить пистолет. Но еще больше ему хотелось нажать на спусковой крючок и услышать звук выстрела.

Вдова закрыла стволы (и вновь раздался этот прекрасный тихий щелчок) и повернула пистолет рукоятью к Тиму. Мальчик увидел четыре маленьких курка, которые отводились назад большим пальцем.

– Это ударники. Каждый из них бьет по своему патрону, и пистолет стреляет… если эта проклятая штука еще стреляет. Видишь?

– Да.

– Он называется четырехзарядник. Джошуа говорил, он безопасен, пока ни один из ударников не взведен. – Вдова слегка пошатнулась, как будто у нее закружилась голова. – Своими руками даю пистолет ребенку! Который собрался в Бескрайний лес ночью… совсем один… чтобы встретиться с дьяволом! Но что еще я могу сделать? – Теперь она обращалась уже не к Тиму. – Однако он не ожидает, что у ребенка будет пистолет, правда? Может быть, Белизна еще есть в этом мире, и одна из этих старых пуль все же пронзит его черное сердце. Возьми его и спрячь в мешок.

Она протянула Тиму пистолет рукоятью вперед. Тим едва его не уронил. Мальчика поразило, что такой небольшой предмет может быть настолько тяжелым. И, в точности как волшебная палочка сборщика налогов, когда проводишь ею над водой, пистолет как будто гудел.

– Запасные пули завернуты в холст. С четырьмя в пистолете всего получается девять. Надеюсь, они сослужат тебе добрую службу, и на пустоши в конце тропы на меня не падет проклятие. За то, что я дала их тебе.

– Спаси… спасибо, сэй! – только и смог сказать Тим. Он засунул пистолет в мешок.

Вдова обхватила голову руками и издала горький смешок.

– Ты дурачок, а я – старая дура. Вместо того чтобы отдавать тебе пистолет брата, мне надо было принести метлу и огреть тебя по голове. – Она вновь рассмеялась, все с тем же горьким отчаянием. – Хотя дурь все равно бы не выбилась. Что там силенок в старухе?

– Вы скажете маме, что я просил ей передать? Потому что на этот раз я поеду до самого конца Тропы железных деревьев. И наверное, дальше.

– И разобьешь маме сердце. – Вдова наклонилась поближе к нему. – Ты об этом подумал? Да, я вижу, подумал. Тогда почему ты решил ехать в лес, зная, что это изранит ей душу?

Тим покраснел до корней волос, но его взгляд был по-прежнему полон решимости. Сейчас мальчик был очень похож на своего покойного отца.

– Я хочу ее вылечить. Хочу, чтобы к маме вернулось зрение. Он оставил мне кое-что из своей магии, и она мне показала, что надо делать, чтобы вылечить маму.

– Черная магия! Магия на службе у лжи! У лжи, Тим Росс!

– Это вы так считаете. – Тим стиснул зубы и выставил подбородок вперед. В этом он тоже был очень похож на Большого Росса. – Но он не соврал про ключ – с ключом все получилось. И он не соврал про избиение – это случилось. Он не соврал про то, что мама ослепла – она ослепла. И про папу… вы знаете.

– Да. – Теперь голос вдовы звучал хрипло, и в нем появился грубоватый деревенский акцент, которого Тим никогда раньше не замечал за сэй Смэк. – Да, только все его правды служили двум целям: побольнее тебя ранить и заманить в западню.

Тим ничего не сказал на это. Он стоял, низко опустив голову и глядя на носки своих старых истертых ботинок. Вдова уже почти разрешила себе понадеяться, что мальчик все-таки внял гласу разума, но тут Тим посмотрел прямо в глаза старой женщине и сказал:

– Я привяжу Битси чуть дальше боковой тропы, ведущей к участку Косингтона и Маршли. Не хочу оставлять ее на делянке, где я нашел папу. Там сейчас живоглот поселился. Когда вы утром поедете к маме, вы не попросите сэя Косингтона привести Битси домой?

Женщина помоложе, возможно, продолжила бы возражать и уговаривать Тима остаться, но вдова Смэк была уже далеко не молода.

– Еще что-нибудь?

– Две просьбы.

– Говори.

– Вы поцелуете за меня маму?

– Да, и охотно. Вторая просьба?

– Вы благословите меня в добрый путь?

Вдова задумалась и покачала головой.

– Что до благословения, то пистолет брата – это самое лучшее, что я могу сделать.

– Значит, этого должно хватить. – Тим выставил ногу вперед и поднес ко лбу кулак в знак приветствия и уважения. Потом развернулся, спустился с крыльца и принялся отвязывать Битси.

Тихо-тихо, почти неслышно – но все-таки не совсем неразличимо – вдова Смэк проговорила:

– Благословляю тебя именем Гана. А дальше все в руках ка.

* * *

Луна уже опускалась над лесом. Тим спешился и привязал Битси к кусту на обочине Тропы железных деревьев. Перед тем как пуститься в путь, мальчик набил карманы овсом. Сейчас он высыпал все, что было, на землю перед мулихой – так же, как вчера ночью сборщик налогов насыпал овса своему вороному.

– Не бойся. Утром сэй Косингтон тебя заберет.

В воображении Тима возникла картина: Питер Косингтон приезжает за Битси, а та лежит мертвая – с дырой, зияющей в животе, – убитая кем-то из лесных хищников (возможно, тем самым, чье присутствие Тим ощущал у себя за спиной прошлой ночью). Картина ужасная, да. Но что еще он мог сделать? Битси – очень хорошая, ласковая и послушная, но не настолько умна, чтобы вернуться домой самостоятельно, пусть даже она проходила туда и обратно по этой дороге уже сотни раз.