Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:
* * *

Вернувшись в отчий дом, Ильяс ни словом не обмолвилась ни о посещении своем храма Балаала, ни о гостевании у Мельника. Более того, она честно старалась следовать совету Орочи и выкинуть из памяти события той ночи и последующих суток, но ничего путного из этого не вышло. О пребывании у Мельника вспоминать было и в самом деле нечего, зато сцена, происшедшая в заброшенном святилище, снилась ей изо дня в день, причем сны неизменно оказывались страшнее и фантастичнее того, что ей довелось пережить наяву.

По прошествии двух седмиц они, правда, начали блекнуть, и только образ человека из клана Огня продолжал преследовать ее с непостижимым постоянством. Он являлся в сновидениях

девушки то палачом, то спасителем, то истекающим кровью, измученным имперскими катами узником, то всемогущим повелителем Мавуно, восседавшим на троне Димдиго. Сначала это забавляло Ильяс, потом начало тревожить и раздражать, ибо она не желала, чтобы кто-то вот так, без позволения, вторгался в ее жизнь или хотя бы в ее сны.

А он являлся в них снова и снова. Рубился с гигантом на тяжелых кривых мечах, дабы освободить ее из плена или же, наоборот, сделать своей рабыней. Отбивал у своры сочейросов, вторгшихся почему-то в отцовское поместье, или же сам насиловал с изощренной жестокостью. Катал ее в убранном цветочными гирляндами челноке по Гвадиаре или же за бесценок сбывал на невольничьем рынке, понуждая демонстрировать свои прелести косоглазому саккаремцу. Он заставлял ее просыпаться в жарком поту, с криком на устах, с истомленным от несбыточных мечтаний телом. Она призывала Нгуру защитить ее от навязчивых наваждений, приносила фрукты и цветы на алтарь родового святилища, но это не помогло, и в конце концов Ильяс всей душой возненавидела приворожившего ее незнакомца из клана Огня.

Только его одного она винила теперь в том, что ей взбрело в голову отправиться ночью одной-одинешеньке в заброшенный храм Балаала. В том, что ей пришлось врать отцу и Мутамак, будто бы она двое суток гостила у Нганьи Газахлара, пропадавшего днями и ночами во дворце, у многочисленных любовниц или объезжавшего дальние поместья, это объяснение вполне устроило: ему удобно было видеть в дочери разумную и самостоятельную девицу на выданье, не нуждавшуюся в непрестанной опеке и надзоре отца. Мутамак же, ясное дело, заподозрила что-то неладное, и форани пришлось влить в нее немало рисовой водки, дабы старая служанка не изводила ее расспросами.

Из-за него, проклятого желтоглазого, она вынуждена была рассказать Нганье и Дадават байку, будто бы ей не удалось пробраться к храму Балаала сквозь стену тростника, и, хотя подруги не оспаривали ее рассказ, спор их признан был разрешившимся не в пользу Ильяс.

В довершение всего она, сама того не желая, стала сравнивать с желтоглазым увивавшихся за ней юношей, одного из коих должна была через полгода назвать своим мужем, и выглядели они на его фоне весьма бледно. Чумдаг — спесив, Бокко — наивен и мягкосердечен, как девица из провинции, Дунгу — слишком нахален и самоуверен, а Ридрок — самый старший из них и самый представительный — стал вдруг казаться невыносимо пресным и правильным. Настолько пресным, что, приняв приглашение его составить с ним пару для участия в празднике Цветущих Деревьев, она, по зрелом размышлении, решила сбежать от нудного партнера при первой же возможности.

Имелась, впрочем, и еще одна причина, побуждавшая Ильяс покинуть Ридрока после общения с Древом Исполнения Желаний. Называть ее главной девушке не хотелось, однако лукавить перед собой не было никакого смысла, и она таки призналась себе, что намерена отыскать среди гостей императорских садов не дававшего ей покоя человека из клана Огня. Зачем ей было видеть его и что она собиралась ему сказать, Ильяс не имела пока ни малейшего представления и не слишком над этим задумывалась. Главным было отыскать его в толпе Небожителей.

Желание разузнать что-нибудь о желтоглазом возникло у нее, как только она вернулась от Мельника, но сделать это, как выяснилось, оказалось не так-то просто. Газахлар, прекрасно ориентировавшийся в родословных и отношениях

между ныне здравствующими представителями знатных семейств Мавуно, отделался от нее несколькими туманными фразами, из коих следовало, что последние отпрыски одного из древнейших родов империи сгинули сразу же после прихода к власти Димдиго. Учитывая, что Газахлар мог сутки напролет разглагольствовать об исчезновении старых кланов, правах наследования родовых знаков, появлении старших, средних и младших ветвей, которые образовали потомки первых семей империи, имевших, как ведомо всем, божественное происхождение, ответ этот не мог не навести Ильяс на кое-какие размышления. Тем паче что отец, вместо того чтобы в очередной раз, как делал он это обычно к месту и не к месту, начать толковать о древности их рода, оставшегося — увы и ах! — самым старым и, следовательно, самым почитаемым в империи, мрачно осведомился у дочери, с каких это пор ее стала занимать судьба клана Огня и чем вызван этот более чем странный интерес.

«Вай-ваг! Папочка встревожился не на шутку, стало быть, что-то с этим кланом произошло неладное!» — мысленно поздравила себя форани с прикосновением к еще одной тайне и вдохновенно наврала отцу, что Дадават была наказана учителем за одно только упоминание о клане Огня.

— Н-да-а-а… Говорил я Димдиго, чтобы не пренебрегал клановым родством! А теперь, извольте видеть, прорастают даже те семена, что брошены были на базальтовую скалу… — невнятно пробурчал Газахлар и, оставив нетронутой чашу с излюбленным кишмишем, не глядя на дочь, прошествовал в свой кабинет.

Наученная опытом общения с отцом, в библиотеке Ильяс поинтересовалась историей нескольких старинных кланов, в списке которых клан Огня стоял на предпоследнем месте. И естественно, как раз он не упоминался ни в одном трактате, ни в одном манускрипте, выданном ей для прочтения в полутемном и совершенно пустом зале. Дальнейшие изыскания девушка сочла за лучшее на время прекратить, возложив все надежды на приближающийся праздник Цветущих Деревьев, приуроченный в Мавуно ко времени цветению хасы — священного дерева огня, высоко чтимого по всему Южному континенту.

Древесина хасы горит долго, чистым и ясным пламенем, почти не давая копоти. Из нее испокон веков делали факелы, щипали лучину для светцов, а в качестве дров она использовалась лишь в храмовых поварнях для приготовления шагачгани — очищающей пищи. Из семян хасы делают бусы, оберегающие от сглаза, морока и прочих происков колдунов. Чаши, выточенные из нее, считаются целительными, а угольки хасы кидают в корабельные бочки для очищения воды. Потому-то маронг — дерево с невероятно прочной древесиной темно-красного цвета, за которую щедро платят купцы из Аррантиады и Саккарема, — высоко ценится воинами, скульпторами и состоятельными людьми, а хаса, хотя и считается деревом жрецов, священна для всех обитателей Мономатаны. Неудивительно, что обитатели Мавуно почитают хасу как легендарное Древо Исполнения Желаний, именуемое иными народами Древом Жизни или Древом Мироздания.

Не будучи в достаточной степени набожной, Ильяс не верила, что растущее на верхней террасе императорского сада Древо в состоянии и впрямь исполнить чье-либо желание, но в этот раз она и не собиралась его ни о чем просить В худшем случае она дождется, когда под Древом появится императорский летописец, и задаст ему несколько вопросов о клане Огня. С каждым годом старый Кальдука все реже выбирается из дому, все неохотнее принимает посетителей и отвечает на своекорыстные вопросы Небожителей, однако ей-то он не откажет, ибо не забывает при встречах помянуть, как качал ее некогда на ноге. В лучшем же случае она встретит у Древа самого желтоглазого, поскольку человек из клана Огня не может не прийти поклониться священному дереву огня, входящему не только в герб Мавуно, но и в его родовой герб..

Поделиться с друзьями: