Ветер в лицо

— Зачем вы приехали сюда? — Глухо спросила она.

Виктор забыл обо всем. Он видел Валентину, ту же Валентину, которую называл и звал во сне, о которой ежедневно мечтал, с образом которой говорил, советовался, смеялся и, может, беззвучно плакал. Да, это была она. Что и говорить, годы не обошли ее, наложили на нее свою печать. И все же, как ни странно, эти же годы сделали ее лицо еще более привлекательным. Это уже была не девушка, а женщина в расцвете своей силы и красоты. Словно в немом кино перед Виктором проплывали беззвучные кадры. Вот она в уральском поселке вбежала в студенческое общежитие и, веселая, возбужденная, розовощекая, немного смущаясь, говорит ему, что они могут сию минуту пойти в их комнату. Вот она лежит рядом с ним, ее глаза под первыми лучами утреннего солнца светятся голубыми огоньками счастья, а он кладет свою горячую голову на золотую россыпь ее расплетенных кос. Вот она льет воду из графина ему на руки, а вода течет между пальцами, розово светится под утренним солнцем. Вот она стоит на деревянном перроне, ветер крутит вокруг нее густую пыль, а Виктор смотрит на нее из дверей теплушки, уносящей его в неизвестную даль. Фигура на перроне удаляется, превращается в белую точку. Но Виктор видит, хорошо видит, что Валентина машет рукой. И потом несколько месяцев он чувствует ее жгучие, до боли милые слезы на своих щеках... Да, это она, его Валентина. Годы не только не развеяли по убитой горем земле его любовь, а собрали ее, сгустили, сжали, как сжимаются каменными пластами в земной коре бывшие ветвистые деревья, тоже превращаясь в камень. И Виктор носил этот тяжелый камень в сердце. Он давил грудь, но избавиться от него у Сотника не было никакой возможности. Теперь она стоит перед ним, его Валентина. И Виктор чувствует, как этот твердый камень, сжатый годами, как клубок, разматывается в его груди, выпрямляется, оживает, как обугленное дерево весной. Дерево не молодое, обожженные грозами, как те дубы над заливом, но стойкое, долговечное. И шумит оно своей зеленой вершиной в Викторовой груди, и даже покачивается он, стоя перед Валентиной на серебристом береговом песке... Да, это она, Валентина. Но почему же она смотрит на него с нескрываемой ненавистью? Протянуть бы руки, схватить ее в объятия, поднять над взволнованными просторами Днепра, целовать, целовать до умопомрачения, до самозабвения... Виктор чувствует, как его руки сами потянулись к ней. Но это только одно мгновение. Ум, холодный цензор человеческих чувств, приказывает ему — стой! Ведь она давно уже не твоя, Виктор. По собственной воле она выбрала для себя в мужья твоего бывшего друга. У них есть сын... Зачем она обрезала волосы? Зачем?.. Ей так хорошо было с длинными волосами!

— Валя!..

Слово прозвучало, как в далеком горном отголоске. Она вздрогнула, схватила за руку Олега, словно боясь, что Виктор сейчас набросится на него и понесет парня, как пушкинский Черномор, над реками, над озерами и лесами в неизвестную даль.

— Какая я вам Валя! — Почти шепотом, но гневно, откликнулась она. Потом взглянула на Олега. — Беги, сынок, домой.

Олег, конечно, ничего не понимал.

У него были свои заботы и интересы.

— Ты пустишь на остров?

— Беги, беги... Потом об этом поговорим.

— Но пустишь?

Валентина обняла сына, погладила его по головке.

— Олежек, слушай, что тебе говорит мама.

— Беги и беги, — недовольно повторил Олег. — До свидания, дядя.

«Дядя, — горько подумала Валентина. — А кто же он ему теперь?.. »

Олег неохотно ушел с берега и исчез за дубами. Виктор стоял у самой воды и говорил тихо, будто продолжал мысль, которую начал не вслух:

— Да... Вы уже давно не Валюша для меня. Вы — Валентина Голубенко. Знаю, знаю... И все же те девять дней... В вас много чего осталось от той Валюша. Нет, даже не так. Это — та же Валюша, только значительно лучше, серьезнее. Лучше, но чужая...

— Решили посетить родные места? — С язвительной иронией спросила она.

— Да, решил...

— Но имейте в виду, — нервно, злостно воскликнула Валентина, — я прошу вас. Не трогайте Олега. Слышите?.. Вы... Вы...

Ей как будто не хватало воздуха. Но вот она резко повернулась, побежала по берегу и скрылась за деревьями. Виктор стоял, неспособный ничего сказать. Наконец он сделал шаг, негромко крикнул...

— Валентина!..

Но Валентина была уже далеко. Виктор сел на песок, склонил голову на руки, его мозг словно окутывало горячим полупрозрачным паром. Казалось, что все это несколько минут назад происходило не с ним, а с кем-то другим, и он не участник, а только наблюдатель, смотрящий на все со стороны. И ему вдруг стало невероятно жалко этого одинокого человека с широкой грудью спортсмена и сильными руками, сидевшего на берегу...

13

Лида и Лиза встретились по дороге на завод. Обе сегодня неспокойно спали, проснулись раньше, чем всегда, и на работу отправились с большим запасом времени, чтобы иметь возможность подышать свежим воздухом. Лида искренне симпатизировала молодой розовощекий Лизе, была в нее по-женски влюблена.

Иногда девушки, идя на работу, заходили за Дорониным. Макар Сидорович — замечательный собеседник. И хотя он был намного старше, но их утренние беседы всегда были интересными, непринужденными.

Лиза Миронова и сейчас предложила зайти к Доронину. Лида согласилась, и они пошли мимо дворов и садов, мимо новых коттеджей, построенных для сталеваров за последние годы. Это были аккуратные, кубической формы домики с плоскими крышами, на которых летом можно пить чай, играть в шахматы, даже спать, если позволяет погода. Все домики были двухэтажные, рассчитанные, как правило, на две семьи. Расположены они так: четыре домика по углам большого квадрата, в центре которого для каждой четверки построена своя кочегарка, обеспечивающая жителей горячей водой и паровым отоплением. Весь простор в квадратах предназначался для огородов и садов, поэтому игрушечные домики, украшенные стеклянными верандами, оплетенными диким виноградом, тонули в зелени.

Таких автономных квадратов с коттеджами по углам и кочегарками в центре насчитывалось в рабочем поселке несколько десятков. Если учесть, что в каждом квадрате жило восемь рабочих семей, то станет ясно, что все эти коттеджи составляли своеобразный городок. Поселялись в нем люди, которые любили после работы заняться садоводством, огородничеством и другими отраслями домашнего хозяйства. Идея создания этого городка принадлежала Макару Сидорович Доронину, который сам любил садоводство и хорошо понимал рабочих, привыкших иметь у себя дома небольшое хозяйство.

— Зачем же заставлять жену сталевара бегать на базар за каждой луковицей? — Говорил Макар Сидорович. — Кроме того, большинство рабочих пришли к нам из деревни. Любовь к земле у них осталась на всю жизнь. И это прекрасная любовь, друзья. Я сам быстро заболею, если не буду иметь возможности в свободное время покопаться у себя на огороде. В этом, знаете, есть своя поэзия...

Когда Лида и Лиза подходили к тому квадрату, где жил Макар Сидорович, было семь часов утра. Умытые росой яблони напоминали молодых девчат, которые только что вышли из реки и теперь сушили на солнце свои влажные, украшенные зелеными венками головы.

Летнее солнце уже стояло высоко, и людей, только что проснувшихся, в первые минуты пугало своим не утренним видом. Но, взглянув на часы, они успокаивались.

В саду Макара Сидоровича возился около деревьев белобородый старик. Он держался ровно, плечи его не наклонялись, а лопату загонял в землю легко, будто в нагретый солнцем воск. Весь вид старика свидетельствовал о стойкой физической силе и хорошо сохранившемся здоровье. Вокруг него бегали трое маленьких Макаровичей — от трех до семи лет.

— Васька, — сердился дедушка на маленького, — ты уже взрослый, уже брюки носишь, а такой глупый. Чего же ты лезешь под самую лопату?..

— Доброе утро, — обратилась Лиза к старику. — Макара Сидоровича можно видеть?

— А почему нельзя? — Ответил старик, осматривая девушек. — Конечно можно. Идите в дом... Васька, да не лезь же, ради господа бога, под лопату. Беги к ребятам.

Когда Лиза и Лида вошли на большую стеклянную веранду, они увидели такую картину. Спиной, к ним за сапожным столиком, сияя недавно выбритым венчиком вокруг лысины сидел Макар Сидорович и тщательно орудовал шилом, щетиной и дратвой. Он пришивал новые передки к старым, но еще крепким юфтевым голенищам. Гости сначала растерялись и, не желая отрывать хозяина от работы, хотели было выйти. Но вот открылась дверь из комнаты, и на веранде появилась жена Доронина — Катя. Подвижная, улыбающаяся, беловолосая, с мягкими чертами лица, всегда готовая к шутке и серьезному разговору, она принадлежала к тем женщинам, которым хорошо было и без украшений.

Ей шел четвертый десяток. Она была второй женой Доронина, — первая его жена и взрослый сын погибли во время войны. Хозяйка улыбнулась, обращаясь к мужу:

— Как тебе не стыдно?.. Не замечаешь, что за твоей спиной стоят гости. Заходите, девушки, в дом.

— Да нет. Мы только на минуту, — отказалась Лиза. — Мы хотим Макара Сидоровича забрать с собой.

— А-а, здравствуйте, дорогие гости! — Поднялся с низенького деревянного стула Макар Сидорович. — Спасибо, что зашли. Ну, как вам нравится моя работа?