Ветер в лицо

Иван Николаевич бросился к печи. Пробираясь между платформами и завалочной машиной, он за что-то зацепился полой пиджака. Рванул ее с такой силой, что разорвал надвое, подбежал к Круглову, подхватил его на руки. То место, где лежал Коля, за несколько секунд было залито шлаком.

— Подсыпайте пороги... Слышите? — Крикнул он подручным. — Уберите отсюда платформы!..

Они действительно не давали возможности подручным повернуться с лопатами. Завалочная машина задела их хоботом и погнала в другой конец цеха. Площадка перед мартеном освободилась, и теперь двое подручных и еще двое рабочих, прибежавших от соседней печи, орудовали лопатами, чтобы остановить поток шлака. Вскоре пороги были восстановлены, и огненный поток прекратился.

Иван Николаевич отнес Колю в небольшую комнату, где были установлены приборы, автоматически записывающие малейшие колебания в работе мартена. Солод положил его на деревянную скамью, в конце которой стоял белый оцинкованный бачок с водой. Волосы Круглова слиплись от крови. Видно, осколком лома, выброшенного из печи, его ранило в голову.

Коля открыл глаза и попытался встать. Он провел рукой по влажным волосам, затем посмотрел на окровавленную ладонь.

— Вы зря встаете, — сказал Солод. — Сейчас придет врач.

Спустя минуту в комнату вошел сухонький старичок в белом халате. Он спокойно осмотрел рану на голове Круглова, остриг вокруг нее волосы, смазал йодом и сказал:

— Ничего страшного. До свадьбы заживет. Но вам придется немного полежать.

— Перевязывайте. Полежу, — сказал Коля.

А когда его голова была щедро обмотана белым бинтом, он с силой натянул фуражку с очками и вышел из комнаты.

— Куда же вы? — Растерянно спросил врач.

— Полежу, полежу, — улыбнулся Коля. — Закончу плавку — и полежу.

Он подошел к мартену, заглянул внутрь, где в белом пламени темнели едва заметные тени, напоминающие пятна на солнце. Это были тени от обломков еще не до конца растопленного лома. А вверху, на своде, виднелась другая тень — кривая линия, тоненькая, как паутина.

— Треснул свод, — сказал Коля, повернувшись к Ивану Николаевичу, который стоял рядом. — Выдержит до конца плавки?..

— Этого я не знаю, товарищ Круглов. Позвонили главному инженеру. Сейчас прибудет. Я вам советую не подходить к печи. Высокая температура вызовет приток крови к голове.

— Это ничего, Иван Николаевич. Я буду больше стоять на пульте. А чего это у вас пиджак разодран?.. Такой замечательный костюм, и испортили.

— Эх, Коля! — Сказал подручный. — Быть бы тебе без головы, если бы не Иван Николаевич. Ты лежал, а шлак подползал к тебе... Мы далеко стояли. Не успели бы тебя выхватить...

— Вот как! — Тихо сказал Круглов, пожимая руку Солоду. — Спасибо.

— Не стоит благодарить. Кто бы этого не сделал? — Сдержанно ответил Солод.

— Но что же произошло, Иван Николаевич?.. Откуда этот взрыв? — Тревожно оглядывался Коля.

Главный инженер завода Федор Голубенко, что как раз подходил к мартену, объяснил причину взрыва — шихтовики упустили. Они там иногда вынимают снаряды из орудийных стволов. Не заглянули в ствол, бросили в мульду...

— Это упущение граничит с вредительством, — строго заметил Солод.

— Хорошо, хоть снаряд небольшой. Свод все-таки треснул. Надо проучить шихтовикив. А если бы снаряд был от корпусной?.. Зеваки! — Гневно восклицал Круглов, поправляя очки, которые никак не приходились против глаз, потому что нельзя было ниже надвинуть кепку.

— Да уж кому-то не поздоровится, — сказал Федор. — Надо только разобраться, кто виноват.

— Нечего разбираться, — высунулся вперед из группы молодой рабочий в брезентовой робе. — Я так и знал, что сегодняшний день добром не закончится. Еще когда кепку с меня ветром сорвало, я подумал — плохой признак... Так и есть.

— Какая кепка?.. При чем тут кепка? — Нетерпеливо спросил его Федор.

— Кепка здесь ни при чем, а примета плохая, — продолжал рабочий. Что ж, судите. Моя вина.

Все, кто стоял у мартена, молча переглянулись. Никто не ожидал такой развязки. Коля Круглов подошел к рабочему, который был почти его ровесником, и уже без гнева в голосе, но строго заговорил:

— Как же ты мог упустить, голова твоя садовая?.. Ты из шихтового?

— Значит, прозевал. Моя вина — мне и отвечать. Можешь подать на меня в суд.

— Комсомолец? — Спросил Коля, который был членом заводского комитета комсомола.

— Да, — ответил рабочий, отведя глаза от строгого взгляда Круглова.

— Вот мы на комитете и разберемся, что с тобой делать. А теперь некогда с тобой возиться. Как твоя фамилия?..

— Владимир Сокол.

— Подожди... Это не ты ли в прошлом году грамоту ЦК получил?

— Я, — ответил Сокол.

— Эх, ты!.. — Коля подумал, потом, нажимая на каждое слово, сказал: — Вон отсюда! Не мешай работать!

Сердито сведя брови, вернулся к печи, а Владимир Сокол, сгорбившись и опустив голову, ушел из цеха.

Пока Круглов говорил с Соколом, Федор успел осмотреть свод.

— Ничего. Я думаю, что выдержит до конца плавки. Не рухнет. А после этого придется ставить печь на холодный ремонт.

— Убытки немалые. Парня придется судить. А, откровенно говоря, жалко, — грустно сказал Солод. — Ну, до свидания, Федор. Поеду переоденусь — и на поезд. Мне остается полчаса.

— Не забудь в министерстве поругаться насчет лома. Они без ножа нас режут. Никакого запаса. Прямо из вагонов в мульды бросаем. А что будет зимой, когда дороги снегом заметет и Днепр замерзнет?

— Не забуду, — ответил Иван Николаевич, поддерживая рукой разорванную полу пиджака.

4

Прошла неделя.

Когда Федор Голубенко, проведя почти весь день в прокатном, подходил к заводоуправлению, было уже шесть часов дня.

В глубине его мозга шевельнулась смутная мысль, что он сегодня чего-то еще не успел сделать. Но чего именно?.. Он даже остановился, чтобы сосредоточиться, подумать, вспомнить. Но вспомнить ничего не мог и с неприятным ощущением чего-то несделанного поднялся к себе в кабинет.