Ветер
Шрифт:
— Вот, туда и вези.
Доехали. Здесь от проезжей дороги шла засыпанная щебёнкой дорожка, ну хотя мокрее ноги уже не станут. Сашка дошёл до больших, явно из дуба сделанных, ворот и позвонил в колокольчик, дёрнув за верёвочку. Слуга, открывший калитку, был без ливреи, чего-то если и не домотканое, то очень дешёвое на нём болталось. И был он негром преклонных годов. Чудеса прямо.
— Что там, Филипп? — послышалось из-за спины персонажа.
— Баре тут, вашество! — без всякого акцента возопил товарищ, не поворачиваясь. На Сашку сивухой прянуло от крика этого.
— Проси, — опять долетело.
— Просю-с, — чуть склонил седую негритянскую голову Филипп.
Сашка придержал дверцу дубовую, дав прошкондыбать на одной ноге и костыле Кольке. Потом сам зашёл. Точно ведь
Из беседки, увитой хмелем, вышел пожилой грузный мужчина в жилетке такой на серую шерстяную рубаху надетой. Опять не самые обычные одеяния для помещика русского. Не, ну точно ещё один рыбак, поймавших карася золотого.
Событие восьмое
Нельзя научиться решать свои задачи новыми приёмами сегодня, если нам вчерашний опыт не открыл глаза на неправильность старых приёмов. Владимир Ильич Ленин
Как узнать попаданец перед тобой или просто чудак инноватор? Про компьютер спросить? А если человек испугается? Есть же фильм с Жаном-Клодом Ван Даммом про полицию времени. И у российских каких-то писателей есть про «попаданца на троне», как за ним наглы охотились из будущего. Почему бы, если это знает Кох, то не знать и другому попаданцу. Сашка, разглядывая человека перед ним представшего, вдруг с удивлением в первый раз подумал, а сам-то он не боится почему? Ведь и читал, и смотрел. Засветился он или нет? Ещё как засветился. Нет, он не изобрёл ничего стреляющего. Зато любой человек из будущего, узнав, что в школе какого-то не сильно знатного князька служат одновременно Пушкин, Лермонтов, Ершов и Ленц сразу поймёт, что такого быть без попаданца не может. Первые два должны быть мертвы давно, Ершов где-то директором школы в Сибири, а Ленц? Ну, точно не в деревне. В Петербурге или Москве.
И никто к нему с прибором, возвращающим в будущее, не приходил. Сначала Кох бы и сам с радостью вернулся. Так себе жить в теле дауна и олигофрена. А теперь? Теперь тело почти нормально. Приступы бывают, но редко, и он знает как с ними бороться. Двадцать же с лишним лет тренировок ежедневных сделали его если и не Джеки Чаном, то уж точно намного превышающим средний уровень даже казаков каких, не говоря о барах деревенских. Он сейчас на одной руке десяток раз подтягивается. И лучшие учителя сабельного боя и фехтования над его мастерством работали. На самом деле спецназовец из будущего нужен, чтобы его скрутить. Но не приходили.
— Чем могу служить, господа…
— Князь Болоховский Александр Сергеевич. Наслышан о ваших успехах в коневодстве и организации скачек и соревнований тяжеловозов. Сам имею небольшой конезавод. Именно тяжеловозов и развожу. Может слышали про породу «Будёновская»? — решил пока про будущее не говорить Сашка.
— Нет. Не приходилось, а вы приехали принять участие, князь, с вашими тяжеловозами? — странно одетый господин стукнул себя по лбу и представился, — помещик Павел Николаевич Мяснов. Рад знакомству, — и поклонился как-то неумело, ну точено попаданец.
— Нет. Я Павел Николаевич с богомолья возвращаюсь. У меня под Тулой имение и конезавод. А вот в следующем году непременно привезу и главный приз заберу. Что у вас победителю положено? — Сашка прошёл вслед за хозяином в беседку. Хмель уже созрел и она вся была как бы в коричневых шишечках. Смотрится необычно и прикольно.
— В 1840 году… Ох, времени-то прошло. Больше десяти лет назад. Но тот рекорд не побит ещё. Тогда впервые введен был императорский приз для тяжеловозов в размере 286 рублей серебром. По условиям этого испытания, лошадь трогалась с места в дрогах весом 28 пудов, нагруженных 100 пудами груза и, по мере движения, дополнительно
добавлялось по 2 пуда через каждые 5 саженей. Первым победителем стал 5-ти летний чалый жеребец Могучий завода Николая Ивановича Иевлева. Он прошел безостановочно 152 саженей с весом 192 пуда (более 3-х тонн), — Мяснов погрозил пальцем небу. — Почти две сотни пудов! Представляете, Александр Сергеевич.— Так наш Борька легко две сотни пудов тащит, — фыркнул за спиной Колька. Кох и забыл про калмыка.
— Это, Павел Николаевич, Колька — один из людей, что у меня на конезаводе работает. Бригадир… старший над пастухами. Прораб перестройки.
— Чего, простите, раб? — да, ну, нафиг. Не из будущего что ли товарищ?!
— Товарищ Мяснов это…
— Ну, что вы князь, я к несчастию в гусарах не служил. Отец рано умер, и мне пришлось заниматься хозяйством. Из залога выкупать имение, да прибыльным делать. Ну, да с божьей помощью справился, а ведь хотел в гусары. Так маменька и три сестры младших, и каждой приданое надобно. Червь я земляной, а не товарищ, — погрустнел Мяснов.
Обломс. Попаданец бы на эти две оговорки по-другому среагировал. Ну, тогда подвижник. Молодец мужик. Тьфу. Молодец помещик.
— Расскажите, Павел Николаевич, а где бы нам с Колькой на пару дней остановиться, чтобы посмотреть на скачки, а то мы в гостиницу вашу ткнулись лучшую. «Прометей», а там мест нет. Много народу на вашу ярмарку и скачки приехало.
— Хм. Не знаю даже… Александр Сергеевич, а не побрезгуете у меня вон в том флигеле остановиться. Он небольшой, для нежданных гостей как раз держим, но вдвоём-то уместитесь, или бригадира вашего в людской пристроить? — с сомнением оглядел инвалида Мяснов.
— Нет. Колька это не уничижительное имя, это с калмыцкого исказили. Кава у нас казачьего сословия. Можно сказать, унтер-офицер. Вместе уместимся.
— Он что же тоже на богомолье ездил, там ногу сломал? — кривовато всё же усмехнулся хозяин гостеприимный. Точно не попаданец. Обычный русский помещик. Инородцев за равных не считает.
— Да. Повздорили с англичанами. Спасибо вам за гостеприимство, дорогой Павел Николаевич, мы к вечеру нагрянем, а сейчас хотелось бы по ярмарке пройтись да город осмотреть. Извозчик нас за воротами дожидается.
— Жду-с. Команду дам дворне пир готовить. К шести вечера непременно возвращайтесь. С семьёй познакомлю, и соседи пожалуют. Ждём-с.
Именно на русское гостеприимство Кох и рассчитывал. Ну, а чего, сам бы точно так и поступил бы.
Событие девятое
Лиха беда — начало, а дальше к бедам начинаешь постепенно привыкать. Владимир Леонидович Туровский
Бежишь, бежишь высунув язык с шорами на глазах и остановиться не можешь. И вот встал огляделся и понял, что все, кто вместе с тобой мчались по дистанции, не просто отстали, а так отстали, что их и не видно.
Виктор Германович ходил по ярмарке и разочаровывался. Куда ни взгляни, а покупать это ненужно. У него лучше. Яблоки лучше, груши лучше, сливы тоже. Наверное, и вишни лучше? Но не сезон. Смородина чёрная, что продавали в нескольких местах, мелкая и кислая, крыжовник вообще кислятина. Правильно Чехов про того чиновника рассказ написал.
Все до единого попадающиеся яблоки Сашка надкусывал и долго пережёвывал, оценивая вкус. Выбрал всего два сорта. Один мужик продавал что-то типа «Белого Налива», но крупнее и вкус ещё медовей. Договорился Сашка с мужиком, что завтра он принесёт несколько десятков веточек обрезанных. В картофелины Сашка воткнёт и должны доехать. Потом привьёт. Мужик говорил, что у него не привитые деревья, а на своих корнях растут. Так что яблок у него Кох тоже купил, посадит косточки, посмотрит, что вырастет. Второе яблоко было у женщины. Она была смуглая, явно гречанка или армянка какая, но это чёрт с ней, а вот яблоки у неё были интересные. Не точно уж прямо сорт Семеренко, но очень близкий к нему, чуть поменьше, а вот форма и цвет совпадают и вкус тоже. Кох по работе в питомнике помнил, что сорт этот нашли случайно в Киевской губернии. Задолго до революции.