Ветреный

— Скажем так, у меня много знакомых. Я из большой тусовки, но знакомить тебя со всеми не стану.

— Вот как? — я удивляюсь. — Боишься, что они расскажут мне о твоих похождениях?

Я шучу, но улыбка тут же сходит с моего лица, когда я вижу, как напрягается Ник. Я подозревала, что он не милый ангелочек и знаю, что могу узнать много чего, но у нас скоро будет ребенок и последнее, что мне нужно — думать о прошлых связях.

— Ангел, я очень плохой. Пожалуй, даже хуже всех, кого ты знала. Я эгоист, собственник и мудак, но рядом с тобой я… мне никто не нужен кроме тебя, понимаешь? Я не обещаю исправиться, не говорю, что буду идеальным мужчиной рядом, но я никогда не подниму на тебя руку, никогда не сделаю тебе больно и не стану изменять.

— Ник… — я чувствую, как на глаза наворачиваются слезы и я не могу их сдержать, поэтому смахиваю неловкими движениями.

— Я постараюсь быть хорошим отцом, Ангел. И мужем.

Глава 42

Впервые в жизни я чувствую, что всё идет правильно. У меня были подобные мысли раньше, но сейчас, когда уверенность переполняет меня, я открываю новые ощущения для себя.

И я ведь чуть всё не потерял.

Смотрю на Ангела и не в состоянии понять, как смог тогда уехать. Оставить ее в Париже и пойти на поводу у обстоятельств. Позволить решать отцу, позволить ему разговаривать с ней, а потом отдать в руки Антона. Блять, как?! Я должен был остаться с ней, должен был всё разрулить и еще тогда по-настоящему открыться ей.

Она смотрит на меня сейчас по-другому. С теплотой и нежностью.

С надеждой.

А я ловлю себя на мысли, что мы похожи. Потерянные и только-только понимающие, какие мы есть на самом деле. Словно нащупываем себя среди чужих мнений, оценок, ожиданий и приказов. Да, нам достались разные тиски, и там где на меня давила репутация семьи и ее состояние, Ангелу доставалось намного сильнее от урода-мужа.

Когда ты кому-то что-то доказываешь, ты теряешь себя. А я доказывал. Доказывал отцу, что не имею ничего общего с ним, доказывал всем вокруг, что могу быть богатым ублюдком, и если им так хочется лепить ярлыки и убеждаться в своих предположениях, то всегда пожалуйста. Я только за, у меня богатая фантазия на ебанутые поступки. Одна история с Лизой — отличное подтверждение.

Я сказал Ангелу, что я “эгоист, собственник и мудак”, и эти слова можно золотыми буквами вывести на моей визитке. Люди действительно так обо мне думают и я много, что сделал, чтобы они не сомневались, но с Ангелом я хочу быть другим. Собой хочу быть, достать свою чертову сердцевину и разобраться, что там есть на самом деле!

Ведь я ни хера не ветренный.

Я упертый однолюб, которому хватило одной ночи с девушкой, чтобы потом повернуться на ней. Я только сейчас понимаю, как прочно она въелась в душу. Раньше я списывал дело на секс, желание добиться и получить то, что жадно захотелось, но сейчас дело в другом. Она глубже, намного глубже… Черт, да она забралась так глубоко, что мне впервые в жизни приходится заглядывать в свое нутро. Я узнаю себя рядом с ней.

Нахожу чертову траекторию, а не лихорадочные движения туда-сюда. То бьюсь за нее, то отпускаю, то хочу трахать каждую секунду, то предлагаю вписать воздержание в контракт, то готов перегрызть глотку ее мужу, то толкаю ее обратно в семейную жизнь.

Конечно, меня тошнило от такой болтанки. Тошнило от себя и от всего вокруг, как после диких перегрузок, и я мог делать только хуже. Усугублял и сходил с ума потихоньку. Мне уже было скучно играться с Лизой и я не знал, куда еще сцедить застойный яд, потому что ни черта не помогало!

Да и с чего бы?

Но это проходит, прямо сейчас проходит и с каждой секундой становится легче. Я нахожусь рядом с ней и нахожу долгожданное равновесие. Отчетливо понимаю, что надо делать дальше, каким быть и что говорить. Без масок и желания показать себя другим человеком, то обнаглевшим мудаком, каким она увидела меня в первые встречи, то более молодой версией ее мужа, каким я увез ее в Париж.

Нет, хватит.

Теперь точно закончили. Я тоже хочу стать ее точкой равновесия, чтобы она перестала беспокоиться и оглядываться назад. Нашла себя сквозь привычки, которые остались после ужасного брака, и сквозь наши общие ошибки, потому что мы тоже успели потоптаться друг на друге. Научилась верить, доверять и не выпускать коготки по любому поводу.

Мы реально похожи. Поэтому так долго шли к сегодня. Тяжело идти хоть куда-то ровным курсом, когда внутри потерян.

— Мне нужно будет отлучиться, — я целую ее в висок, приобнимая со спины. — Похозяйничаешь без меня?

— Как раз начну со штор.

Почему женщины так помешаны на шторах? Зачем они вообще? Особенно на двенадцатом этаже.

— Хорошо, — я киваю ей и беру сотовый и ключи. — Я постараюсь побыстрее закончить, если что наберу.

— Можно я приглашу сестру?

— Конечно, Ангел. Тебе не нужно спрашивать разрешение, звучит ужасно. Приглашай кого хочешь… Хотя стоп, любовника нельзя.

— Чувствую, ты долго будешь мне его припоминать.

— Еще бы. Придумала, — я хмыкаю и вспоминаю, как мне поплохело, когда она выдала мне этот пункт договора. — И я вызвал мастера, он проверит сантехнику. Ты на него внимания не обращай, пусть своими делами занимается.

Я выхожу из дома и спускаюсь к машине. Я не стал говорить Ангелу, что собираюсь делать, ей сейчас нельзя нервничать и накручивать себя, но поступить иначе не могу. Я попросил приятеля подежурить в квартире на всякий случай, а сам думаю, что делать с Антошей. По ее потемневшим глаза было видно, что дни после Парижа дались ей тяжело. Он издевался над ней, получив назад в свой дом. А потом выбросил на улицу, как отработанный материал.

Ему это сойдет с рук? Проехали и забыли, так что ли?

Но хуже другое. Антон сам бросил вызов первым. Мне на телефон пришла смс-ка, в которой черным по белому — “Бойся, урод. И за нее тоже”. Я так понимаю, Лиза уже вернулась домой и успела рассказать папе о своей жизни со мной. И что-то мне подсказывает, Ангела она тоже упомянула. И ее беременность…

Иначе чего он вдруг взбесился?

Я ломаю сигарету и матерюсь. Достаю вторую и закуриваю, раздумывая, куда лучше поехать первым делом или кому позвонить.

Рокотов!

Точно, начальник охраны моего отца очень пригодится. И он мужик грозный, но договориться можно, попытаться во всяком случае можно. Я тушу окурок и сажусь за руль, бросаю телефон в держатель и включаю громкую связь.

Рокотов отвечает после третьего гудка. И говорит своим вечно хмурым и как-ты-меня-достал-сынок голосом.

— Никита Львович, как давно я вас не слышал.

— Здравствуй, здравствуй. Я по делу.

— У нас есть общие дела? Я такого не помню.

— Рокотов, я знаю, что не общаюсь с отцом и потерял всякое право тебе звонить. Но мне нужна помощь.

Рокотов тяжело выдыхает.

— Уголовка? — бросает он предположение.

Да что с ним? В прошлый раз он решил, что ребенок сестры Ангела от меня. Теперь, что меня надо спасать от решетки. Нет, я не святой, но Рокотов явно преувеличивает. Или издевается, сукин сын.

— Уголовка может быть, если облажаться, — отвечаю ему честно. — Поэтому мне нужен совет профессионала. Я в любом случае буду действовать, у меня другого выхода нет, моей семье угрожают.