Входя в дом, оглянись

– На выход.

Запер за ним дверь, и они вместе зашагали по лестнице на второй этаж.

При виде Артура Нинка не выразила никаких эмоций: смотрела на исхудавшего и мятого парня спокойно, с бабьим неуважением, не сразу указала на стул.

– Ну, садись, кавалер.

Лейтенант ушел, плотно закрыв за собой дверь. Гордеев остался стоять, слегка раскачиваясь с пятки на носок.

– В ментуре служишь?

– По совместительству, – ухмыльнулась Нинка и повторила: – Сядь, говорю!

Артур нехотя выполнил приказ.

– Ну?

– Подкову гну. Будешь рогом переть, вообще разговор не получится.

– С тобой разговор?

– Со мной. Считай, теперь я тут главная.

– Ну давай, – ухмыльнулся Артур, закинув ногу на ногу. – Только без морали.

– Ты мне никто, чтоб мораль читать. И про украденные бабки тоже пытать не буду.

– Про чего тогда?

– Про чего? – Нинка исподлобья внимательно посмотрела на него. – Про тебя, милый. Будем думать, как из этого веретена выкручиваться.

– Душа за меня болит, что ли?

– А представь!.. Было б тебе годков сорок, наплевать и забыть. Поздно переделывать. А тут совсем зеленый мурцовник. Жалко, если второй раз по шпалам погонят. Обратной дороги может и не быть.

– Судьба, – пожал плечами Гордеев.

– Слышь, давай без этого, ладно?! Я зачем сюда приперлась? Все побросала и приперлась. Зачем?

– Меня выручать, – нагловато усмехнулся Артур.

– Вот именно.

– Опять же не вижу твоего смысла!

– Человеческий смысл! Людской! – Нинка поднялась, подошла к нему. – Я с ментом почти все уже обговорила. Он готов закрыть дело и выпустить тебя. Теперь все дело в бабках. Нужно добыть их.

– Я вот добыл, теперь в ментуре.

– Слушай, кончай. Тут другая сумма. Серьезная.

– Какая?

– Скажу, плохо станет.

– Ну?

– Тебе лучше не знать! Нужно найти дуболома, кто мог бы отвалить такие деньги. Причем сегодня. Сейчас. Иначе завтра будет поздно.

– Даже не представляю. Нет таких.

Нинка с загадочным взглядом посмотрела на него:

– А если Савостину дернуть? Антонину.

– Не даст. С чего это вдруг? Во-первых, она мне никто. А во-вторых, я ушел от них.

Нинка встала, подошла ближе, заговорила потише:

– Во-первых, она тебе родня…

– Какая там родня?

– Молчи. Ни слова больше. Почти родня. А во-вторых… во-вторых, разве не замечал, как она шарит тебя глазами? Замечал или не замечал?

– Ну, замечал, – не сразу ответил Артур.

– И не просто шарит, а сожрать, проглотить готова! – продолжала наступать Нинка. – Разве тебе это ни о чем не говорит?

– У нее муж.

– Послушай, парень! Давай не будем, а? Не дети, сами все понимаем.

– Ну, не совсем же она дура, чтоб за меня деньги платить.

– Дура. Полная. Она втюханная. Понимаешь, втюханная. А в таком состоянии с бабой можно делать что угодно, не говоря уже про бабки! Эта ж корова потом гордиться будет, что спасла тебя от тюрьмы.

– Она в курсе, что я у тебя… это? – спросил Артур.

– В курсе. Я сказала.

– А Михаил?

– Не дай боже!.. Тот вообще за рубль в церкви повесится! – Нинка вернулась на место, сдула волосы с вспотевшего лба. – Значит, действуем так. Я сейчас еду к себе, нахожу Антонину, все ей излагаю.

– А мне чего делать?

– Ждать. Тебя куда засунули? В обезьянник?

– А куда ж еще?

– Вот там кукуй. А будет результат, капитан доложит и выпустит на все четыре стороны.

Нинка подошла к двери, резко открыла ее, приказала стоявшему в коридоре лейтенанту:

– Можете увести задержанного.

Нинка подрулила к «Бим-Бому», крикнула убиравшей грязную посуду на веранде Дильбар:

– Хозяйка у себя?

– Дома.

– А Михаил Иванович?

– Здесь. Позвать?

– Не нужно. – Нинка нажала на газ и понеслась по своей улице к дому Савостиных.

Антонина услышала шум подъехавшей машины, перестала развешивать на веревке постиранное белье, направилась к воротам.

Посигналили коротко и требовательно.

Открыла калитку, увидела выпрыгнувшую из кабины соседку, впустила во двор.

– Мишки нет? – спросила Нинка.

– В кафе.

– Слава богу, – перекрестилась Нинка, попросила: – Водички, только не холодной, чтоб горло не перехватило.

Антонина налила из графина, стоявшего на столе, передала Нинке. Та с удовольствием и до дна опорожнила стакан, пока Антонина следила за ней напряженным взглядом.

– Вот теперь все. Теперь буксы не горят. Можно передохнуть.

Антонина продолжала молча смотреть на Нинку.

– Чего молчишь? – спросила та.

– Жду.

– Думаешь, новость привезла?

– Надеюсь.

Нинка довольно хихикнула, погрозила наманикюренным пальчиком:

– Чует бабье сердечко! Чует!.. Или я не права?

– Права, – тихо ответила Антонина.

– Если права, то слушай. Нашла я твоего родственника. Точнее, не я, а наш капитан. Ну, который тебе звонил.

– Он где?.. В полиции?

– В полиции. И слава богу. Попади он не к моему Павлу Антоновичу, готовился бы уже баланду кушать.

– Спасибо. Спасибо и ему, и тебе, Нина!.. А позвонить Артуру можно?

– Во-первых, нельзя. А во-вторых, не вижу смысла. Что ты ему скажешь?

– Не знаю. Скажу, чтоб не падал духом. Буду думать, как помочь.

– Пока ты будешь думать, другие уже шариками повертели. Нужно будет колеса смазать, Тонька! Причем жирно!

– Много?

– Прилично. Но можешь отказаться, никто неволить не собирается.

– Сколько?

– Лимон! – выпалила Нинка.

– Лимон? – растерялась Савостина. – Лимон – это?..

– Миллион по-нашему. Но не зеленых, а наших, деревянных.

Антонина медленно отошла к скамейке, опустилась. Глядя на нее, Нинка рассмеялась:

– Прихватило, да? Не ожидала, что столько вывалит? – присела рядом. – Тут, Тонька, тебе решать. Или гуманизм в тебе срабатывает, или посылаешь всех на хутор бабочек ловить и продолжаешь жить своей прекрасной и счастливой жизнью.