Входят трое убийц

После ланча, как только друзья Кристиана Эбба откланялись, он отправился в город. У него были кое-какие дела, и он не желал, чтобы доцент, а тем более банкир узнали о них. Что же это были за дела?

Ба! Нельзя безнаказанно баловаться ремеслом сыщика! На этом поприще, как и на поприще уголовном, труден только первый шаг…

Первый визит поэт собирался нанести в аптеку.

Pharmacie Polonaiseоказалась совсем небольшим заведением. Принадлежала она вдове аптекаря и двум ее дочерям, а обслуживал клиентов лысый фармацевт средних лет, которым помыкали и которому платили гроши. Когда, толкнув дверь, Кристиан Эбб вошел в пахнущее химикалиями помещение, его встретили три такие ослепительные женские улыбки, что он едва не лишился чувств. Может, это приветствие заслужили его льняные волосы и голубые глаза? Тщеславие пыталось его в этом уверить, но трезвая наблюдательность внесла свои поправки: скорее всего, положение незамужних женщин наскучило хозяйке и ее дочерям. Что это было именно так, становилось все яснее, по мере того как Эбб излагал свое дело. Потому что все три улыбки, как по команде, утратили часть своего ослепительного блеска.

Хозяйка взяла обрывок серовато-коричневой бумаги, которую ей протянул Кристиан, и стала осторожно рассматривать ее в микроскоп.

— Эта бумажка, месье? Вы спрашиваете, не из нашей ли она аптеки? Насколько я могу рассмотреть, вполне возможно. Но почему…

— Maman! — выделяя это слово курсивом, прошептала одна из дочерей. — Как ты можешь так говорить? Бумажка, которую тебе дал месье, — это клочок обычной обертки и может принадлежать любой аптеке. Да, у нас есть такая бумага, но точно такая же бумага есть в очень многих аптеках и магазинах! А при твоей близорукости ты не можешь…

Улыбка хозяек уже утратила по меньшей мере пятьдесят процентов своей биржевой стоимости.

— А почему вы спрашиваете об этой бумаге, месье? Вы приобрели у нас какие-нибудь лекарства? Я что-то не помню вашего имени. Как вас зовут?

— Кристиан Эбб из Норвегии, — пробормотал поэт. — Нет, мадам, я не приобретал у вас никаких лекарств!

При таком ответе Эбба остатки того, что напоминало улыбку, исчезли с торгов, точно выметенные понижением котировок.

— Я случайно услышал по радио, — сказал Кристиан, стараясь говорить как можно более самоуверенно, — что один из ваших посыльных потерял пакет. Пакет, который желательно возвратить как можно скорее, потому что в нем опасный яд. Когда я нашел эту бумажку, я счел своим долгом…

— А где вы ее нашли? — спросила хозяйка. Голос звучал пронзительно и отчетливо, как звон металлической посуды.

Сказать где? После минутного раздумья Эбб понял, что это будет совершенно неуместно. Это может породить необоснованные подозрения, у него самого не было веских оснований для таких подозрений, да они и не обрели четкой формы в его сознании.

— К сожалению, я не могу вам этого сказать, мадам. Главное, узнаёте ли вы эту бумагу. Правда, с ней плохо обошлись, но…

Все время, пока Эбб говорил, он чувствовал за своей спиной тяжелое дыхание, дыхание, свидетельствовавшее — а может, это только казалось Эббу — о напряженном интересе. Это дышал лысый фармацевт, который, не проронив ни слова, следил за разговором. И Эбб, не закончив предложение, круто повернулся на каблуках — он считал, что лорд Питер не смог бы сделать это быстрее и неожиданнее, — и сунул свою находку под нос фармацевту.

— А вы, месье! — резко спросил он. — Что можете сказать вы? Выузнаёте эту бумагу?

Он вперил свой льдисто-голубой взгляд в фармацевта, словно желая принудить того говорить правду.

И не было сомнений, тот уже готов был что-то сказать. Но вдруг взгляд фармацевта поверх очков встретился с чьим-то взглядом — очевидно, взглядом хозяйки, — и выражение его лица сразу изменилось. Вернее, оно утратило всякое выражение, губы застыли.

— Я ничего не знаю, — сухо сказал он.

Эбб снова повернулся на каблуках и отвесил хозяйке поклон, полный иронии; Эббу, во всяком случае, хотелось, чтобы он был полон иронии.

— Благодарю вас! Конечно, меня все это не касается. Я просто хотел, любезные дамы, избавить вас от неудобств допроса в полиции!

Он помедлил на пороге, словно желая предоставить им последний шанс. Но никто этим шансом не воспользовался.

— Нам нечего скрывать от полиции, месье. Мы будем рады ее представителям. Пусть приходят!

Эбб повторил свой иронический поклон и вышел на улицу. За закрытой дверью послышался поистине вавилонский гул голосов. Хозяйка, обе дочери, фармацевт — все, казалось, заговорили разом; впрочем, фармацевт говорил меньше других. Но разобрать слова было невозможно. И все же Эббу казалось, что в одном он убедился: провизор что-то видел, о чем и хотел рассказать Эббу, когда этому помешала хозяйка. Само собой, если полиция его принудит, он заговорит. Но даже если он заговорит и если будет установлено, что бумажка в кармане Эбба имеет отношение к исчезнувшей упаковке с ядом, это ни на шаг не приблизит Эбба к решению главного вопроса: использован ли этот яд против Артура Ванлоо и если да, то кем?

Эбб извлек из кармана два других листка бумаги, добытые во время утренней вылазки, и стал их изучать. Он перебрал в уме всех членов семьи Ванлоо и их ноги, насколько они запомнились ему с того вечера, который он провел на вилле. У коренастого Мартина ступня была короткая и широкая, ступни Аллана соответствовали его худой долговязой фигуре. Отпечаток следа, срисованный Эббом, принадлежал либо женщине, либо мужчине с необычайно изящными ступнями. Может, юному Джону? Определенно ответить на этот вопрос было трудно, но Кристиану не верилось. Старая миссис Ванлоо? Мысль о том, что она может среди ночи стучать в окно внуку, чтобы он впустил ее в дом, была настолько нелепой, что о ней не стоило и упоминать! Чем дольше изучал поэт отпечаток, тем тверже становилась его решимость проверить теорию, которая вызвала такой приступ веселья у директора банка Трепки, теорию, основанную на том, что Артура Ванлоо могли посетить его политические единомышленники…

Отбросив сомнения, Кристиан направил свои стопы в редакцию газеты «Эклерёр», которая помещалась на улице Сен-Мишель. Газета была консервативным печатным органом всей Ривьеры. Она вела ежедневную ожесточенную борьбу со всеми возмутителями общественного спокойствия, среди которых почетное место, конечно, занимали левые. Там наверняка знали, где можно найти представителей того круга, в котором с таким упоением вращался Артур Ванлоо. Эбб не ошибся.

Штаб-квартира упомянутого круга помещалась в долине Карреи. Эбб поинтересовался, слышали ли в газете об Артуре и его деятельности. Кое-что слышали! Месье Ванлоо очень долго был для газеты загадкой и сучком в глазу. Загадкой, потому что было и осталось непонятным, как это богатый англичанин из уважаемой семьи мог удариться в такого рода агитацию. Сучком в глазу, потому что газета, как бы ей этого ни хотелось, не могла рассчитаться с ним по заслугам. Он ведь был англичанин, а спору нет, побережье зарабатывало на англичанах… Ну а находится красный «кружок» в долине Карреи в том же доме, что кафе дю Коммерс.

Кристиан Эбб медленно шел по упомянутой долине. Здесь поднимались вверх светло-зеленые канделябры платанов, здесь пахло розами, апельсиновыми деревьями и сжигаемыми листьями эвкалипта, а посреди долины по серовато-белому известняковому ложу катила свои воды река Карреи. Эбб зашел в кафе дю Коммерс и осведомился, верно ли, что в здешнем доме располагается Центральный комитет компартии Ментоны и ее окрестностей. Комитет и в самом деле располагался в доме, но в настоящую минуту он проводил пленум в другом месте, а именно на площадке для игры в шары, как раз напротив, по другую сторону улицы.

Игра в деревянные шары, которую во Франции называют boules, а в Италии boccieи которая развращает ничуть не больше, чем игра в крокет, происходит на площадке из утоптанной глины. Эбб увидел группу людей в рубашках, с б ольшим или меньшим успехом бросающих шары, за ними с мальчишечьим азартом следили другие игроки. В тени тростникового навеса стояли столики, уставленные бутылками и стаканами. Мгновение спустя Эбб уже сидел за одним из столиков на скамейке рядом с пятидесятилетним возмутителем спокойствия. Поэт заказал бутылку и два стакана у официантки, кстати сказать, редкой красотки…