Виа Долороза
Шрифт:
– Это наши… Из Таманской дивизии… Перешли на сторону Бельцина…
У Аркадия удивленно вскинулись брови. Он наклонился, пытаясь заглянуть парню в лицо и спросил недоверчиво:
– Илюха?… Ты, что ли?
Парень оглянулся. Это, действительно, был Илья. Увидев старых знакомых, он ощерился в радостной улыбке:
– О-о!… А, говорят, – гора с горой…
Игорь с Аркадием в изумлении уставились товарища. Вид у Ильи, и вправду, был странный – его, словно, недавно вытащили из Москвы-реки. Черная полотняная куртка топорщилась мокрыми складками, потертые джинсы прилипли к тонким
Игорь, недоуменно оглядев товарища, спросил:
– Илюха, ты откуда ж такой?
Илья окинул быстрым взглядом свой непрезентабельный вид и смущенно переступил с ноги на ногу. Замшевые, синие, адидассовские кроссовки его при этом жалобно хлюпнули.
– Да вот, на Манежной площади был… – сказал он.
На лицах Игоря и Аркадия отразилось недоумение, потому что ответ Ильи ясности не добавил. Тогда Илья с беззаботным видом махнул рукой:
– Там тоже сначала митинг был… Потом приехали эти уроды с пожарными водометами и начали всех разгонять. Тогда я сюда пришел…
– Митинг? – Резман озадаченно шмыгнул носом. – Что за митинг?
– Да… Так… Выступали от разных партий… Подогнали грузовик – залезай, кто хочет! Сначала было даже скучно… А потом один козел забрался и давай кричать… Долой КЧС! Ну все, конечно, – "Долой! Ура!!!" Он опять – "Долой КПСС!". Все снова – "Ура!" А потом как заорет – "Долой СССР…"
– Ну? – нетерпеливо дернул подбородком Аркадий.
Илья бесстрастно пожал плечами.
– Ну, чего… Стащили с машины и морду набили!
При этом вид у него был столь невозмутимо невинный, – как у младенца, с картин эпохи Возрождения, что Игорь с Аркадием, утробно хрюкнув, рассмеялись.
– Тоже поучаствовал? – спросил его Игорь, кивнув на свежую ссадину над бровью.
– Так… Немножко… – Илья скромно опустил пушистые ресницы, а потом провел тонкой пятерней по влажным вьющимся волосам. На безымянном пальце при этом у него мутно блеснул тоненький ободок. Аркадий, заметив этот непривычный блеск, подозрительно сузил взгляд:
– Илюха, ты что, женился что ли?
Илья смущенно отвел взгляд в сторону и расплылся в плутоватой улыбке, став неуловимо похожим на юного Мефистофеля. Быстро сунув руку в карман мокрой куртки, сказал коротко:
– Ага… Женился…
Аркадий возмущенно посмотрел на Игоря.
– Нет! Ну, ты видел? – сказал он. – Во, жучара! Не то, чтобы нас на свадьбу пригласить, – даже не сказал!
Кроссовки Ильи издали протяжный виноватый хлюп.
– Да не было никакой свадьбы, мужики… Какая свадьба… Ленка уже на девятом месяце была, когда расписывались… Так, только, посидели с её родителями…
– А почему только с её? – в глазах у Аркадия промелькнуло короткое недоумение.
– Да, она с моими сошлась… Они считают, что Ленка меня ради московской прописки охмурила. В общем, не нравится она им… Я из-за этого из дому ушел… Живем теперь с ней в общаге Гнесинки… Хорошо ей там комнату дали, – родители-то у нее в Саратове… Сейчас, правда теща сюда приехала… Нормальная тетка, но я с ней больше двух часов не выдерживаю… Поэтому вот – погулять вышел!
И в глазах у Ильи снова
запрыгали шаловливые чертенята.– Та-ак! – удивленно протянул Аркадий. – Значит, ты теперь у нас папа! И кто у тебя?
Чертики в карих глазах Ильи враз потухли и в них появилась мягкая поволока, как у лошади которой протянули краюху хлеба.
– Дочка… Иришкой назвали, – сказал он с какой-то затаенной теплотой, а потом вдруг часто зашмыгал бледным носом:
– Слушайте-ка, мужики, а у вас пожрать ничего нет?
Игорь с Аркадием недоуменно переглянулись.
– Нет! Нету…
– Жаль! – разочаровано произнес Илья и зябко поежился. – А то у меня в организме калории кончились…
В Крыму в этот день было жарко…
Полуденное солнце, набрав силу, пробивалось косыми лучами сквозь тяжелые листья магнолий, падало яркими бликами в комнату президентского кабинета. Желтые пятна солнечных зайчиков утомленно ворочались на узорчатом паркете и нежно терлись об изогнутые ножки стола.
За столом сидел президент. Он работал, – писал книгу о своем крымском заточении. У широкого квадрата окна, отодвинув в сторону тяжелую бархатную штору, стояла Нина Максимовна, – смотрела, как под окном, изнывая от жары, прохаживаются двое охранников. Один из них часто доставал из кармана платок и смахивал со лба липкий пот.
Невдалеке, над ярко голубым морем, на одном уровне с широким окном сильно взмахивая крыльями пролетела пара больших серых чаек. Нина Максимовна отпустила портьеру и взглянула на мужа.
– Тебе нужно алиби, – произнесла она негромко.
Михайлов оторвался от своих мемуаров и рассеянно взглянул на супругу.
– Моё алиби, это то, что я здесь, – ответил он и снова опустил взгляд, собираясь продолжить работу.
Нина Максимовна отошла от окна – по паркету легко застучали ее пробковые каблучки, – остановилась, карие глаза требовательно уперлись в склоненную голову мужа.
– Это не алиби, Алексей! – сказала она строго. – Человеческие поступки определяют не только человека, но и картину событий. Ты – лидер! Ты – лидер великой державы и должен оставаться лидером при любых обстоятельствах! Сальвадор Альенде, как ты помнишь, погиб на своем посту, но дал право потом утверждать, что в Чили был совершен государственный переворот! А если ты будешь спокойно сидеть здесь и ждать пока тебя освободят, то это не алиби!
Михайлов удивленно посмотрел на жену из-под узких стекол очков и отложил в сторону "Паркер" с золотым пером. Уголок его рта скептически пополз вверх.
– Так что ж мне теперь умереть? Надеюсь, ты не хочешь, чтобы я умер? – спросил он.
Но Нина Максимовна не приняла легковесного тона супруга.
– Не время для шуток, Алексей! – сердито обронила она. – По твоим поступкам потом будут судить и о тебе, и о том, что это был за путч! А, если ты будешь сидеть и писать тут свои мемуары, то путч потом назовут фарсом… Сейчас ты должен доказать, что не смотря на обстоятельства, ты оставался Президентом! Поэтому… Во-первых, потребуй, чтобы тебе восстановили правительственную связь… Во-вторых, чтобы дали самолет для возвращения в Москву…