Виа Долороза
Шрифт:
Кабинет Вязова, в который он зашел, чем-то неуловимо был похож на его собственный, на Лубянке. Огромный, облицованный панелями светлого дерева, он давил своей приземленной основательностью, с удивительной точностью передавая дух самого заведения. Позади кресла министра, вместо портрета Дзержинского, висевшего в кабинете у самого Крюкова, здесь висела огромная массивная картина в широкой позолоченной раме. На ней был изображен Ленин. Сунув пальцы в карман сюртука и склонив голову набок, вождь пролетариата беседовал с солдатом в длинной потрепанной шинели и мятой папахе. По всей видимости, сей шедевр соцреализма должен был символизировать неразрывное единение армии и власти. Крюков, ранее не раз уже видевший эту картину, посмотрел
– Мне нужны танки, Дмитрий Васильевич, – сказал он прямо, без обиняков. – Нужны для штурма Белого дома…
Вязов по-медвежьи навалился на стол, глянул на него из-под лохматых бровей .
– Ты, Виктор Александрович, понимаешь, что ты говоришь? – спросил он глухо, едва разжимая губы. Крюков упрямо сжал челюсти.
– Знаю, знаю… что ты сейчас думаешь, Дмитрий Васильевич… Мол, подбиваю тебя воевать со своим народом… Только, где он, народ? Ты, думаешь, там, у Белого дома? Нет! Там не народ, – там собрались две тыщи горлопанов! И если сегодня отдадим им Москву – завтра потеряем весь Союз! А спрашивать не с них, с нас с тобой потом будут!.. Как позволили и как допустили? Поэтому некогда нам тут с тобой высиживать! План такой: окружить Белый дом кордонами – военными и милицейскими… Предложить разойтись до утра… А не разойдутся… Дать пару залпов холостыми… Достаточно! Вся эта шушера, сразу забьется по щелям, как тараканы! Дураки, да подлецы понимают только один язык – язык силы!
Вязов сидел, громоздко ссутулив широкие плечи. Крюков для пущей убедительности добавил:
– С Тугго я уже все согласовал… Он согласен…
Старый маршал снова промолчал… А промолчал он, потому что не хуже Крюкова знал о положение дел в столице. Его подчиненные тоже отслеживали ситуацию в Москве и на стол министра обороны с педантичной регулярной ложились их рапорты. Видя, что Вязов продолжает молчать, Крюков сказал:
– Ну, хорошо! Поехали! Поехали к Белому дому… Сам всё увидишь!
Вязов вскинул на него тяжелый взгляд.
– Ты, что, Виктор, охренел что ли? К черту на рога лезть…
Крюков ухмыльнулся – все тонко рассчитал. Спросил резко, гортанно:
– А ты что предлагаешь? Здесь сидеть? – узкая пятерня нервно сбилась кулак. – Ждать пока они сюда заявятся и в Бутырку нас отправят?
Он наклонился и уперся в лицо Вязову цепким взглядом:
– Обратного хода нет, Дмитрий Александрович! Когда мы на это дело решались, знали на что идем… Не пацаны уже, слава богу! Так, что давай… Решайся! Нужны танки… Без них – никак!
Он откинулся назад, продолжая буравить министра обороны настойчивым взглядом. Вязов снова опустил глаза, – сидел размышляя, а потом вдруг сказал:
– Хорошо! Поехали! – и начал грузно подниматься.
Крюков опешил, мотнул головой – понял, что переиграл… Но теперь деваться было некуда, – приходилось ехать.
Черная "Волга" с темно-синими, непросвечивающими окнами выехала с заднего двора министерства обороны и покатила в сторону Краснопресненской набережной. Номера у нее были с буквами "МОС" на конце. Это означало, что машина принадлежит Моссовету. На самом деле принадлежала она ведомству Крюкова – на ней он сегодня приехал сюда, на Знаменку.
На заднем сидение машины сидели Крюков с Вязовым. Вязов был в гражданке – сменил свой маршальский китель на обычный цивильный костюм. Кроме водителя в машине был только один охранник, – сидел впереди, держал на коленях автомат. Машин сопровождения не было. Столь малочисленный состав экспедиции объяснялся просто – не хотелось привлекать лишнего внимания.
Машина выехала на широкий проспект и помчалась мимо выстроившихся вдоль тротуара вычурных
многоэтажек. Крюков и Вязов со своих мест напряженно всматривались в кофейные московские сумерки. На улицах было безлюдно. Рядом с магазином "Малахитовая шкатулка" и напротив кинотеатра "Октябрь" стояла пара танков, да у старой церквушки застыл одинокий бронетранспортер. Крюков в душе торжествовал, косил колким взглядом на Вязова – все получалось, как он и предполагал, – разойдется к ночи народ, спать захочется. Но уже подъезжая к серевшему в темноте силуэту небоскреба СЭВ стало ясно, что он ошибся. Сначала на улице стали появляться отдельные фигурки, торопливо спешащие в строну набережной. Дальше – больше… Фигурки стали образовывать нестройные группки, которые в свою очередь стали сбиваться в плотные ручейки, а те сами собой слились в широкий поток, и когда "Волга" свернула с проспекта, она неожиданно наткнулась на многочисленную толпу, запрудившую всю Краснопресненскую набережную.У парапета прямо на асфальте горели костры, освещая рваными оранжевыми всполохами уродливую громаду баррикады. Автомобиль, замедлив ход, остановился. Вязов, приблизив лицо к окну, принялся напряженно вглядываться сквозь темное стекло. Рядом с машиной – слева, справа, колыхалась плотная людская масса. Люди были везде: на тротуаре, на газонах, перед баррикадой и на ней. Ощущение такое, что перед Белым домом колышется большое и неспокойное человеческое море. Те из собравшихся, что стояли около машины, смотрели в сторону баррикады. На ней, взобравшись на самый верх, стоял, аккомпанируя себе на гитаре, какой-то длинноволосый парень.
Вязов отвернул голову от окна и посмотрел на Крюкова.
– Нет, Виктор…. Холостыми тут не обойдешься, – негромко прогудел он. – И не две тыщи тут собралось… Поболе…
Повернувшись к окну, он вдруг начал замечать, что некоторые из пикетчиков, стоящих совсем рядом с машиной начинают оборачиваться и подозрительно поглядывают на черную "Волгу". Вязов вдруг почувствовал, что рядом с ними собралась не праздная толпа, а их противники и от их нетерпеливых, настойчивых взглядов его с Крюковым отделяют лишь тонкие затемненные стекла.
– Давай-ка, Виктор Александрович, по-тихому обратно… – сказал он с тугим натягом в голосе. – А то, если увидят – разорвут…
"Волга" осторожно тронулась, стараясь развернуться, но было уже поздно… Несколько парней, те что стояли ближе всего, обступили машину и вот уже кто-то дергал ручку двери, стараясь заглянуть внутрь. В темный салон просунулась чья-то взъерошенная голова.
– Эй, кто у нас тут? А ну-ка, вылазьте! – послышалось угрожающее.
Вязов и Крюков замерли в оцепенении. Хорошо, охранник на переднем сиденье не растерялся – дернул дверцу на себя, и выпалил с остервенением:
– Куда прешь, урод? Не видишь, номера Моссовета? Закрой дверь!
Дверь с шумом захлопнулась. Водитель, не давая любопытствующим новой попытки заглянуть в салон, сдал назад, а затем, до отказа вдавил педаль газа и круто вывернул руль. Машину буквально вышвырнуло из окружения защитников демократии. Напоследок, один из них, – худой парень с всклокоченными волосами, все же успел громко стукнуть по багажнику и крикнуть вдогонку стремительно удаляющемуся автомобилю:
– Хунту долой! Смерть коммунистам!
Судя по голосу он был не совсем трезв.
Автомобиль, отчаянно рыча форсированным движком, начал быстро набирать скорость, – вскоре позади промелькнули поворот Калининского моста и высокий многогранник СЭВ. Крюков, обессилено откинулся на спинку сиденья и смахнул со лба выступивший холодный пот:
– Вот так, Дмитрий Василич! Слышал?"Смерть коммунистам!" Нас с тобой они при случае они щадить не станут… А ты говоришь "народ"…
Вязов сидел, насупившись, опустив на колени большие сильные руки. Взгляд – в пустоту, а в голове – невеселые мысли. Ответил, не глядя на Крюкова: