Вице-президент Бэрр

— С помощью Таммани-холла?

— Мы не могли ничем помочь. Мы оставались тайным обществом. Не упомню и двадцати смельчаков в тогдашних избирательных комитетах, да и те поровну разделились между Клинтоном и Джеем.

В бар вошел Нелсон Чейз. Увидел меня. Остановился. Потом подошел к нашему столику.

— У меня есть поручение к полковнику Бэрру. Где мне его найти?

Я вовсе не собирался говорить ему, что в настоящий момент полковник в Бауэри с Аароном Колумбом Бэрром.

— В Джерси-Сити, — сказал я.

Нелсон Чейз поблагодарил меня и ушел. Мистер Дэвис кивнул, мое вранье пришлось ему по душе. Он продолжал:

— Надо отдать должное Бэрру — через год после его избрания в сенат многие республиканцы уже смотрели на него как на будущего президента. Джефферсон сочинил план, как подорвать авторитет Адамса на посту вице-президента. Пусть единогласно переизбирают Вашингтона, но необходимо провалить или по крайней мере обкорнать Адамса. К удивлению Джефферсона, большинство проголосовало за полковника Бэрра, а вовсе не за него, Джефферсона. В конце концов состоялось совещание, на котором республиканское руководство, направляемое Джефферсоном, убедило Бэрра отдать свои голоса губернатору Клинтону при условии, что в тысяча семьсот девяносто шестом году Бэрр будет нашим кандидатом в вице-президенты.

— Когда Таммани-холл занялся политикой?

— Во время Французской революции. Ох, и кровожадными же якобинцами были мы в те времена! Гражданин Женэ стал нашим богом. Между прочим, прошлой весной в этом баре я его видел — располнел, состарился, разбогател! Из-за него-то храбрецы, которые не любили Французскую революцию, начали от нас отходить. К выборам тысяча восьмисотого года осталось всего-навсего около ста пятидесяти храбрецов, и те хотели, чтобы Джефферсон был президентом, а вице-президентом — Клинтон.

— А не полковник Бэрр?

— А не полковник Бэрр.

— Почему же все считают, что полковник создал Таммани?

— Потому что Таммани считают злом и Бэрра считают злом. Все зло едино. Вы же знаете людей.

Я не знаю людей; но начинаю узнавать.

Воспоминания Аарона Бэрра — VI

Джон Адамс сошел в могилу в полной уверенности, что летом 1793 года правительству не миновать гильотины. В самом деле, на торжествах 4 июля в Филадельфии прославляли гражданина Женэ и права человека вообще, и федералисты повсюду отступили на задний план.

В начале сентября 1793 года Джефферсон прислал мне в Ричмонд-хилл записку, в которой просил меня приехать в столицу, повидаться с ним. Я согласился, несмотря на эпидемию желтой лихорадки в Филадельфии. Но в те годы мы гордились своим хладнокровием. Пусть простые смертные боятся заразы и смерти; мы же, боги, их игнорировали. В результате бог Гамильтон лежал при смерти в тот день, когда я проезжал по улицам Филадельфии, не встречая ничего, кроме тяжелых телег. Возницы покрикивали: «Выносите покойников!» — и в голосах звучало отвращение — ибо лихорадка обезображивает трупы.

Я убежден, что есть взаимосвязь между температурой воздуха и желтой лихорадкой. Болезнь приходит только детом, причем в те годы, когда лето начинается с холода и сырости, а затем наступает засуха и невыносимая жара. Эпидемия всегда кончается с наступлением первых холодов. Каков бы ни был источник заразы (Джефферсон подозревал кофе, который грудами гнил на одной филадельфийской пристани), ее питает дождь, потом жара, и она передается от человека к человеку до тех пор, пока ей не кладет конец холодная погода. Умные люди при первых признаках эпидемии ищут убежища в сельской прохладе. Я же неразумно подвергался заразе в самый разгар эпидемии и ехал по улицам города, приложив ко рту платок, пропитанный камфарой (в то время мы считали ее лучшей профилактикой). К счастью, в городе мне не пришлось оставаться. Джефферсон снял летний дом у переправы Грейс на реке Скайлкилл, где лихорадка не так свирепствовала.

На крыше дома Джефферсона было что-то вроде балюстрады, и, вылезая из кареты, я увидел его там вместе с двумя мужчинами. Он махнул мне и исчез в комнатах.

В прохладной гостиной меня встретила дочь Джефферсона.

— Какой же вы смелый человек! Надеюсь, вы убедите отца уехать отсюда, пока мы все не заболели.

— Но ваш дом на возвышении.

В то время считали, что на холмах лихорадка не страшна — пока ею не заболевали. Тут нет правил, и нет еще средства от болезни. Кое-кто выздоравливает наперекор врачам, большинство умирает.

Джефферсон меня приветствовал, лицо у него пылало. Я подумал было, что это лихорадка, но оказалось, что белая веснушчатая кожа просто загорела. С ним были доктор Джеймс Хатчинсон (почти такой же толстый, как генерал Нокс) и Джонатан Сарджент — два известных республиканца.

— Еще один храбрец! — Джефферсон пребывал в хорошем расположении духа.

— Нет, просто фаталист.

— Это то же самое. Пойдемте, я покажу вам, что я недавно соорудил. — Джефферсон заставлял гостей осматривать его новые изобретения. Даже снимая дом на короткое время, он рьяно брался его совершенствовать. Я сделал вид, будто мне интересно.

Нас провели в небольшую комнату между двумя гостиными.

— Отойдите назад. — Мы отошли. — Теперь смотрите.

Джефферсон ухватился за конец каната, опускавшегося с потолка, и потянул. Раздался грохот, и тяжелая кровать приземлилась у ног изобретателя, едва не избавив нас от правления Джефферсона.

— О боже! — Американский Архимед пригорюнился. — Ничего не понимаю.

— Канаты слабые, — глубокомысленно заметил доктор Хатчинсон.

— Прекрасное изобретение, по крайней мере в принципе, — вежливо сказал я.

Я уже видел подобное сооружение в городском доме Джефферсона. Ночью кровать опускали на пол, днем ее подтягивали на канатах к потолку. Ума не приложу — зачем.

Некоторое время Джефферсон важно рассуждал о Ньютоновой теории притяжения и обратном квадратном корне, непосредственно объясняющем тот выдающийся факт, что тяжелая кровать, не прикрепленная толстыми канатами к потолку, неизбежно падает на пол.

Обед подали в три часа на лужайке, под сносной тенью высоких платанов. Несмотря на жару, мы воздали более чем должное чудесам джефферсоновской кухни и погреба, с которыми нас ознакомил мажордом по прозванию Крошка. У великого демократа всегда угощали по-царски.

Среди прочих гостей были Филип Френо и Джон Браун, сенатор от Кентукки. Настоящее собрание республиканцев с весьма интересной целью, по весьма интересному поводу.

Как всегда, Джефферсон долго говорил о чем угодно, только не о деле. Хотя мадера и считалась лучшим средством от лихорадки, белое холодное французское вино буквально лилось рекой, и мы чересчур много его выпили: словно персонажи Боккаччо, мы играли в «пир во время чумы» (и каждый гадал, кто же умрет первым).

Джефферсон сообщил нам новости о Гамильтоне: