Вид на Старый город

Но она вдруг устроила скандал. Стала кричать, что я занимаюсь глупостями, ерундой, что порчу ей жизнь, и зря она что ли свалила из этой дерьмовой страны, чтобы потратить свою молодость на горшки и какашки, что уж, в конце концов, я мог бы ей сделать и своего ребенка, и вообще, как я могу переживать из-за чужого мальчика в то время, как у нее нет машины. Представляешь? У нее нет машины! И все, я понял, что с таким человеком больше жить не смогу. Что все это время она притворялась, играла роль понимающей, любящей жены. И, наверное, больше всего ей нужно было от меня немецкое гражданство, как ни печально. Да…Она очень хорошая актриса. Снимается сейчас в телесериале. Может, дойдет до большого экрана, с ее-то талантом.

Но самое странное, когда я проснулся на следующее утро, я понял, что ее не люблю! Совсем! Как будто это было наваждение, морок, и оно ушло в один миг. Я переживал, боялся страданий, собственной слабости, что не выдержу, захочу к ней вернуться. Но Бог меня помиловал, не допустил бессмысленных мучений.

— Я всю жизнь прожил среди вещей, ведь мой отец антиквар, и меня всегда удивляло, отчего люди так ими — вещами, дорожат. Больше, чем человеческими жизнями. Для меня несопоставимо — купить машину за двести тысяч евро или за эти же деньги сделать ребенку операцию, чтобы спасти его от рака. Кто придумал такие весы? Зачем?

Новые машины, новые дома, новые мобильники, новые компьютеры, шмотки от домов высокой моды, брилллианты, меха, и рядом — люди, дети, которые умирают от болезней, от голода, от отсутствия воды, люди, которые живут на улице, питаются отбросами. Мир вещей поглотил мир человеков. Нам кажется, если наш собственный кусочек бытия уютен, обустроен, то и дергаться не надо. А остальные пусть сами как-нибудь справляются. Или думаем, что кто-нибудь другой придет на помощь. Центр жизни человека сместился, он уже вне его «я». Он переложен на государство, на общество, на благотворительные фонды, на церковь, на общественные организации. А человек, мол, может, просто жить. Точнее, проживать. И обустраивать свой мирочек в ногу с модой.

Знаешь, тошнит от этого. И, например, от миллионных гонораров актеров. Чем он или она лучше обыкновенного трудяги? Чем его труд престижней и тяжелей? Что он дает такого обществу, за что надо платить такие деньги? У меня внутри все переворачивается, когда я слышу эти цифры. Потому что автоматически перевожу их в человеческие жизни. Вот ребенок из Украины, из России, из Болгарии, из Белоруссии, из Казахстана, из Польши. Вот родители, которые бьются из последних сил, чтобы собрать на операцию десять тысяч евро, двадцать, сто, двести… Вот глупый фильм с глупым актером, который получил миллион долларов за то, что походил в кадре. Но какая польза предъявлять кому бы то ни было претензии? Надо делать свое дело.

Я не хочу сказать, что вот, смотрите, как я-то хорош, совсем нет. Я выбрал свой путь, и просто следую ему, не без ошибок и трудностей, не без соблазнов. Но хочется, хочется что-то изменить в лучшую сторону, смиряться нельзя.

Я бессеребренник, Марта, мне не нужно все это барахло, и, если будешь жить со мной, смогу лишь беречь тебя от бездн и любить… Но ни богатством, ни дворцовыми покоями не одарю.

Марта улыбнулась: без серебра она смогла бы прожить, а вот без Пламена…

Еще несколько дней, и осень упадет с дерева года, как большой кленовый лист, пропахший медом. Соки деревьев и трав уже замедлили свой бег, и лишь Марта ожила вопреки всем календарям. В нее вдохнули жизнь. Вернулась вера, пришла любовь, сердце превратилось в сияющее солнце, способное согреть и осветить весь мир.

В ее жизни появился человек, который не просто полюбил ее. Именно с ним ей было в одну сторону по дороге жизни. Эта вещь больше всего удивила Марту. Бог позаботился не только о ее сердце, но и о душе. Духовное одиночество теперь ее не страшило, рядом был человек, который понимал ее и, более того, ценил в ней и дар веры, и духовный поиск, и мучения. Он мог понять ее слезы о Боге. Разве это не Чудо? Сломленная, отчаявшаяся, одинокая, она вдруг обрела не только себя, но и свою вторую половину. Могло ли быть иначе? И как все устраивается в этом мире?

«Что ж, хотя „Норма“ — не самое худшее место на Земле, но и его мне придется сменить», — Франк внимательно разглядывал свою странную посетительницу, озаренную нежным светом Марту. «Да, эта работа меня совсем измотала, поищу другую». И Франк стал думать, как будет брать расчет, сдавать дела и даже с сожалением оглядел магазинчик. «Но, возможно, на новом месте трудиться тоже будет интересно».

Франк уже было собрался назвать привычную цену за сигареты, но Марта протянула коробку шоколадных конфет. Удивленный, он отдал ей чек и подумал: «Да, все еще лучше, чем я мог предположить». Его лицо осветилось сиянием Марты, и он решил, что как раз в таком виде неплохо предстать перед начальством.

Больше Франк и Марта не встречались.

Вечером, в канун Рождества, Пламен повел Марту на Остенгассе. Он не мог удержаться от смеха, когда представлял себе удивленные лица родителей. Марта то и дело одергивала его, но все было бесполезно, время от времени он начинал так хохотать, что случайные прохожие делали слишком серьезные лица.

— Gruss Gott! Мир вам!

— Входи, сынок!

— Папа, я узнал, что тебе приглянулась одна весьма симпатичная девушка.

— Смеешься над отцом! Как не стыдно!

— Я решил тоже за ней приударить.

— Глупости!

— Не верит! Входи, Марта!

— Добрый вечер!

— Ничего не понимаю. Это розыгрыш? И давно вы знакомы?

На шум пришла Светла, заохала, заахала, Марта стала рассказывать историю знакомства с Пламеном, Пламен стал снимать с нее пальто, старший Димов только покачивал головой, а в двери уже звонил сосед Мирко с женой — начиналась предрождественская кутерьма.

И Марта знала, каким будет вечер — с большим, нарядным столом, со сладкой ракией и многочисленными тостами, с разговорами, шутками, песнями, игривыми препирательствами, это будет вечер дружной, теплой семьи, которую ей кто-то подарил в не самое лучшее время ее жизни. И ей очень хотелось, чтобы этот Кто-то отныне был рядом всегда.

Было одиннадцать часов утра. Город, наполненный торжественной тишиной и спокойствием, принимал Рождество. Время от времени начинали звенеть в церквях колокола, делясь радостной вестью о рождении Спасителя.

Марта и Пламен поднялись на один из регенсбуржских холмов, где стояла церковь святой Троицы. Марта вспомнила миг, когда перед ней открылась бездна Вальгаллы. Теперь все было иначе. Лежащий внизу город напоминал самую настоящую рождественскую открытку. Средневековые домики, чьи крыши покрыты легким снежком, дымок из труб, башни, Дунай. Все нежно-розово-голубое, освещенное зимним солнцем. Да, это был город, которому открылась Тайна о мире.

В нем рождались и умирали тысячи людей, здесь было прожито множество трагедий и драм, здесь совершилась не одна любовная история, и произошло множество открытий, но главным было не потерять в этом потоке свою историю. И написать ее собственным почерком, выбрать свой шрифт — строгую готику или витиеватую кириллицу, но так, чтобы уже не довлело ни средневековье, ни собственное прошлое. Вид на Старый город отныне будет таким, каким захочет Марта.

Послесловие

«Уважаемая госпожа Фишер!

Прошу простить меня за задержку с отправкой письма. После смерти о. Николауса мне пришлось тщательно разобрать его архив, привести в порядок различные бумаги и документы, а также подготовить к публикации его последний труд „Дар веры“. Теперь, выполняя его просьбу, посылаю Вам письмо, написанное им незадолго до смерти. Выражаю Вам мои искренние соболезнования в связи с кончиной о. Николауса. Наш приход понес невосполнимую утрату, но нужно жить дальше. Будем рады видеть Вас в нашей церкви.

С наилучшими пожеланиями,

Секретарь прихода св. Франциска Хильдегарда Каммель»