Видение трёх "Т"

Профессор. Говорите же, сэр, и я охотно отвечу, насколько хватит моих скромных способностей.

Удильщик. Коротко говоря, мы хотели бы узнать причину, по которой самое средоточие сего видного здания пронизал неприглядный туннель столь уродливых очертаний, дурацких пропорций и бедного освещения.

Профессор. Знаком ли вам, сэр, немецкий язык?

Удильщик. К моему стыду, сэр, мне не знаком ни один язык, кроме моего собственного.

Профессор. Тогда, сэр, ответ мой таков: «Warum nicht? (4) [4] »

Удильщик. Увы, сэр, я вас не понимаю.

Профессор. Очень жаль. А ведь в наше время всё, что ни есть хорошего, приходит из Германии. Спросите наших людей науки, и они скажут вам, что любая немецкая книга по определению превосходит английскую. Да даже английская книга, совершенно ничтожная в своем родном одеянии, окажется значительным вкладом в Науку, когда её переведут на немецкий.

4

«Почему бы нет?» (нем.).

Ловчий. Сэр, я поражён.

Профессор. Сейчас вы поразитесь ещё сильнее. Ни один ученый человек не станет изъясняться, ни даже кашлять, кроме как по-немецки. В свое время, конечно, достойного английского «Гм!» было достаточно как для того, чтобы прочистить горло, так и для того, чтобы привлечь к себе внимание публики, но нынче ни один человек науки, придающий маломальское значение своему доброму имени, не станет прокашливаться иным способом, чем вот так: «Эух! Аух! Ойх!»

Ловчий. Поразительно! Однако, чтобы не задерживать вас долее, — отчего мы видим над собой жуткую пробоину, словно учинённую каким-то безответственным школяром в балюстраде, примыкающей к Трапезной?

Профессор. Сэр, а вы знаете немецкий?

Ловчий. Поверьте мне, нет.

Профессор. Тогда, сэр, я отвечу вам лишь так: «Wie befinden Sie sich? (5) [5] »

Ловчий. Не сомневаюсь, сэр, вы совершенно правы.

5

«Хорошо ли вы себя чувствуете?» (нем.).

Удильщик. Но, сэр, я хотел бы с вашего разрешения спросить у вас ещё кое-что, а именно: что это за непристойный ящик, который заслоняет наш прекрасный небосвод? Во имя чего в чудесном старом Городке и притом на столь видном месте соорудили люди такую отвратительную штуковину?

Профессор. С ума вы сошли, сэр? Ведь это — самое что ни на есть климактерическое и венечное здание, последний вздох нашей архитектуры! Во всём Оксфорде нет ничего похожего.

Удильщик. Слушать вас — такая радость!

Профессор. И поверьте мне, на взгляд серьёзного ума категориальное развитие Абстрактного, если подходить к нему мировоззренчески, должно непреложно раскрывать себя в параллелепипетизации Конкретного. На сим прощайте.

Профессор уходит.

Удильщик. Вот учёный человек; и хотя в его рассуждениях много непонятного, но и много ж умного.

Ловчий. Только шумного, на мой взгляд, только шумного. Но не пора ли мне прочесть вслух какую-нибудь из этих баллад? Тут есть одна — называется «Странствующий член парламента»; судя по всему, это грустная песенка, и потому сама напрашивается в уши тем, чьи глаза вынуждены сносить столь гнетущее зрелище.

Удильщик. Читай, достойный ученик, а я тем временем насажу наживку на крючки.

Ловчий читает.

СТРАНСТВУЮЩИЙ ЧЛЕН ПАРЛАМЕНТА (6) [6]

Долгонько Вилли пребывал

От Оксфорда вдали,

Покуда вновь средь наших стен

Узреть его смогли.

Бродяжил Вилли годы и годы,

Годы — пяток-другой;

Покуда Оксфорд не узнал:

6

Имеется в виду Уильям (Вилли) Гладстон, будущий премьер-министр, который потерпел поражения на выборах в парламент от Оксфорда в 1865 году, но в том же году был избран от Южного Ланкашира, а спустя три года — от Гринвича, отчего и назван «странствующим» (подробнее об этом см. примечания к памфлету «Динамика партийной горячки»). Гринвич, как и Оксфорд, — древние городки, исторически сохраняющие самоуправление, а потому имеющие право избирать от себя представителей в парламент.

Вернулся он домой.

Уж он стоит у Врат Фомы,

Гремуче бьёт кольцом;

Спешит привратник сам собой

С приветливым лицом.

«Входи ж, о Вилли, и виждь, о Вилли,

Красоты, кои мы

Воздвигли к вящей лепоте

Квадратного Фомы».

У Вилли самый первый взгляд

Исторгнул лишь смешок.

У Вилли следующий взгляд

Исторгнул слез поток.

Стоял Табачный ящик прям —

Как неба кус отбили.

Но лишь Траншею увидал —

Забыл про ящик Вилли.

Траншея-зев! И парапет

Насквозь пронизан ею.

Когда же он узрел Туннель,

То возлюбил Траншею.

Во глубине могильный мрак —

Что далее, что ближе;

И встречных вам не распознать,

Хоть это будьте вы же.

Вертел он бедной головой,

Глазел на этих Трёх,

И с каждым разом издавал

Всё горестнее вздох.

«Ну как, любезнейший, ну как? —

Орёт привратник в спину. —

Скажи, видал ли ты когда

Приятнее картину?»

«Болван, свой длинный язык придержи-ка,

Язык придержи-ка, балда.

Клянусь, мерзлее вида я

Не видел никогда!

Чем тут глазеть, как дураку,

На чуда эти три,

Я лучше к Айртону и Лоу

Пойду в секретари (7) [7] !

7

Имеются в виду Роберт Лоу, первый лорд Шербрук, (1811—1892) и Эктон Сми Айртон (1816—1886), соратники Гладстона в его правительстве 1868—1874 годов. Лоу, отмеченный по окончании Оксфорда (Университетский колледж) первым классом по классическим языкам и вторым классом по математике и сделавшийся «центральной, но ныне часто забываемой политической фигурой второй половины XIX века», принял от Гладстона пост канцлера казначейства (министра финансов), а с 1873 году вплоть до отставки правительства занимал пост министра внутренних дел. Айртон — вначале (1868—1869) парламентский секретарь казначейства (пост, предоставляемый главному организатору парламентской фракции правящей партии, в данном случае — лейбористской), затем (1869—1873) первый уполномоченный по трудовым советам.

Покуда я прямым углам

В Крайст Чёрч не поклонился,

Подамся чистить башмаки

У Оджера и Билса (8) [8] !»

ЧАСТЬ II

Конференция с участием некоего безумца, который в необыкновенной манере рассуждает о многих вещах

Удильщик, Ловчий.

Удильщик. Изумительная баллада! Но взгляни же — вон идёт ещё один служитель Колледжа. Не могу разгадать род его занятий, ибо такое платье видеть мне внове.

8

Имеются в виду Джордж Оджер (1813—1877) и Эдмунд Билс (1803—1881), деятели британского профсоюзного движения. Кстати, Оджер по профессии был башмачником.