Видимость

— Ты что-то ей сказал, и это стало спусковым крючком для ее воспоминаний.

Я вопросительно приподнял голову.

— Откуда ты узнал?

— Это было написано на ее лице. Она озадаченно смотрела на тебя.

Мой желудок сжался, а сердце начало бешено колотиться от гнева.

— Это неважно. Все закончится прежде, чем воспоминания восстановятся.

Он вздохнул и посмотрел на меня.

— Ты уверен в этом?

Я повернулся к нему и схватил его за рубашку, толкнув к стене.

— Никогда не выспрашивай у меня, Мал. Мы с тобой двигаемся вместе, но я не потреплю твоего вмешательства. Позволь мне сделать это по-своему. Она — моя. Понял? Моя.

Он поднял руки вверх, чтобы успокоить меня.

— Я знаю, Данте. И понимаю. Я просто предупреждаю тебя.

Я впился в него взглядом, давая понять, что он переступил черту, а затем отпустил его и отвернулся.

— Скажи Тео, что Мария наказана за болтовню. Тупая сука могла все разрушить, — приказал я.

Он вновь вздохнул, но не сказал ни слова, направляясь к выходу. Я сжал переносицу, пытаясь оттолкнуть подступающую головную боль. Еще слишком рано для возвращения ее воспоминаний. Я не был уверен, сколько она знала. Буду ли я в безопасности, если они действительно возвратятся?

Маленькая улыбочка появилась на моих губах. Да, я буду в безопасности, но далек от того, что должен сделать, чтобы достигнуть цели. Мне нравилось смотреть, как моя сперма украшает ее лицо. Она была красавицей, но не выглядела красивее, чем когда была покрыта мной. Она давила на меня. Я позволил моему гневу и слабости взять под контроль мои действия на тот момент. Я мог взять ее прямо там, но любого можно взять силой, в этом нет ни капли власти. Я хотел, чтобы она охотно отдалась мне и возненавидела себя за это. Ее киска хотела меня. Она не могла отрицать этого, когда сжималась вокруг моих пальцев, пытаясь оставить меня внутри своего тела. Я должен был оставить ее нуждающейся в освобождении, оставить, чтобы она жаждала этого.

Я вырезала черточки на стене при помощи ложки, которой мне было позволено есть. Девять маленьких зарубок означали количество дней, на протяжении которых отсутствовал мистер Трой. Хотя недоступен он был только для меня, ведь за Марией продолжал посылать, и по большому счету, я должна была быть благодарна ей, но когда это случалось, мое сердце каждый раз пронзала боль.

Если я ему не угодила, и он продолжал получать удовольствие от ласк Марии, сколько еще он продержит меня здесь?

Внимательные взгляды здоровяка обостряли мое нервное состояние до предела. Я пыталась успокоиться и подумать, зачем он здесь. А вдруг он ждал, пока мистер Трой примет решение, чтобы впоследствии полакомиться остатками? От таких мыслей мое сердце начинало отбивать чечетку. Мой собственный разум стал моим злейшим врагом, когда я оказалась в пределах камеры. Мое сознание оказалось клеткой, из которой не было выхода.

Тот момент, когда он вошел в меня своими мерзкими пальцами, проигрывался в моем подсознании не раз. И постоянно закрывая глаза, воспоминание поглощало меня, и я чувствовала запах его спермы. Каким же мудаком нужно быть, чтобы посметь сказать «пожалуйста»? Как будто он преподнес мне ценный подарок.

Мистер Трой был извращенцем настолько, заставляя меня удерживать рот открытым, чтобы его вкус задержался на моих губах и перешел на язык. Я ненавидела его всей душой за то, что он так влиял на мое тело, а оно заставляло меня изнывать от желания получить удовольствие от освобождения, в котором отказывала себе. Нет, черт возьми, не потому, что я боялась наказания, а просто из принципа.

Что же за человеком я была, если желала получить какие-то ощущения от моего заключения? Одиноким, вот каким. Я чувствовала тоску в глубине души, которая была вне моей досягаемости. Не воспоминание о моем прошлом, за которое хотелось бы держаться, а просто одиночество в моем сердце. Я задыхалась от отчаяния, пока это чувство крепко держало меня, и могла обнаружить себя плачущей от таких мыслей в течение дня. Я постепенно сходила с ума.

Я насвистывала глупую мелодию, но не пыталась вникнуть в ее смысл. Была ли она чем-то значимым, к примеру, моим воспоминанием, или это просто разум пытался заполнить скуку, которая его одолевала. Я подошла к кровати Марии. У нее была расческа, которой она расчесывала мне волосы каждый вечер. Крошечный кусочек личного контакта, который я с нетерпением ждала. Когда вы лишены таких простых вещей как: общение, прикосновение, такая незначительная деталь может значить для вас так много. Поэтому я жаждала почувствовать каждодневный ритуал утешения.

В этот раз она отсутствовала гораздо дольше, чем всегда. Завтрак, обед, ужин уже прошли, а ее все не было. Это заставляло меня нервно ходить от ее кровати к моей. Я резко втянула воздух, который отдался болью в глотке, когда внезапно огни ламп потухли. Отбой... Он оставит ее на ночь?

Мой желудок ухнул вниз, тянущая боль сковала челюсть, я подавила рвущееся рыдание, попытавшись сохранить невозмутимость. Я ревновала. Черт бы побрал их обоих. Я не должна была испытывать это чувство и не понимала, откуда оно успело взяться. Одиночество сделало меня нуждающейся. Простое прикосновение, даже кратковременное общение, что угодно, лишь бы я могла почувствовать связь с кем-то.

Я сняла с себя халат, обнажая свое тело перед камерами, зная, что они расположены по периметру комнаты. Я подтолкну его к действиям, чтобы он показал свои реальные намерения.

Расположившись на кровати, я раздвинула колени, а затем развела шире бедра. Подавила ужасное отвращение к себе, как и остальные эмоции, которые я ощущала в данную минуту. Облизывая палец, увлажняя его слюной, я неспешно провела вдоль по своему телу и скользнула в киску. Моя грудь приподнялась от матраса, бедра вторили движению руки. Через секунду в камере свет зажегся, и я вздрогнула от неожиданности.

Лязг открывающейся двери заставил меня сглотнуть в ожидании последующих действий. Он стоял в дверях. Я не смогла понять смешанное чувство радости и страха, которое пронеслось по моему телу, когда повернула голову и увидела его мускулистое тело, обтянутое отлично скроенным черным костюмом, а приятного цвета зеленый галстук отлично контрастировал с ним. Волосы были растрепаны, потому что он провел рукой по ним… или Мария провела по ним руками. Я подавила внутренний голос, который вел войну с чувствами.

— Я тебя предупреждал, Белль.

Мои глаза расширились при звуке его глубокого голоса, который выражал некую небрежную фамильярность. Здоровяк показался за его спиной. Я поспешила спрятать свои глаза от его разочарованного взгляда. Хрен ему, хрен им всем. Они играли со мной, сделав меня жаждущей.

Мистер Трой прошел в камеру, позволяя гиганту пройти вслед за собой, затем подошел и положил коробку на постель со словами:

— Одевайся.

Я нетерпеливо открыла коробку и увидела там шелковое красное платье. Оно ощущалось таким идеально прекрасным под моими пальцами. Вытащив его, мой взгляд обнаружил на дне кремового цвета жемчужное ожерелье. Я пробежалась пальцами по гладким жемчужинам. Мой взгляд метнулся на мистера Троя, который усмехался над моими действиями. Гигант вышел из комнаты, но никуда не отошел от входа.