Видящий 2
Шрифт:
– Это ж как нагрешить надо было?
– Не спрашивай!
– дернувшись в первый момент на его слова, почти сразу признал - да, нагрешил. Искупить не искуплю, но подобные целевые взносы привлекли меня больше, чем безадресные пожертвования в церкви, куда и заходил-то только по крупным праздникам, которые уже неприлично становилось пропускать. И на долгие годы после это стало моей обычной практикой - обходить приюты в поисках перспективных детей (и не только одаренных), облегчая заодно карман.
Пропускать занятия в конце года было чревато, поэтому во вторник на учебу пришлось пойти, но сразу с уроков отправился опять к маме. И не зря - поссорившись со мной, мама умудрилась поссориться и с твердолобым Большаковым, и
– Сыночек, прости меня!
– кинулась она обнимать меня с порога.
– Мам, ты тоже меня прости, ладно? Наговорил всякого... Я растерялся, мам, - неловко оправдываюсь я.
Обильно оросив рубашку слезами, она попыталась было накормить меня, но я отбился:
– Мам, у нас до вылета мало времени, собирайся!
– Куда?
– Увидишь.
– Что-то опять случилось?
– всполошилась она.
– Нет, ничего. Мам, все на месте, собирайся.
– У меня смена завтра...
– Ночью вернемся.
Еще немного поупиравшись, она все же собралась и оделась. Несмотря на объявленный срок путешествия, сумка у нее оказалась набита доверху, и это я еще отговорил ее брать еду в дорогу!
В аэропорту в Москве нас опять встретил Александр. С некоторым раздражением заметил, что он весьма неравнодушен к женским чарам моей родительницы. Вот ведь! Роковая женщина, блин! И где все это раньше сидело? Но мама на его осторожные попытки флирта не очень-то обратила внимания, заинтригованная целью путешествия, а под моим суровым взглядом пилот не рискнул предпринимать более смелых шагов в этом направлении.
– Посмотри вон туда, - шепнул я ей, глядя из окна кабинета заведующей на играющих детей, - Видишь: мальчик с девочкой на скамейке возятся?
Найдя взглядом указанную парочку, она с пару минут их внимательно изучала, а потом обернулась ко мне с вопросом в глазах.
– Сейчас трудно сказать, но мне кажется, что мальчик будет посильнее в воде, а девочка в жизни. Потенциал неплохой, хотя до твоего уровня вряд ли, конечно, дотянут. Они полные сироты, их родители погибли, я узнавал - разбились на машине, а бабушка, у которой дети были в тот момент, в скором времени умерла от переживаний. У них никого больше нет - они поздние дети. Долгожданные. Выстраданные. Очень любимые. Им очень плохо здесь. Здесь всем плохо, но у них еще и источники скоро шалить начнут, а ты помнишь, что это такое! Их, конечно, переведут тогда в другие приюты для одаренных, но при этом разлучат - такие места находятся при женских и мужских монастырях, это я тоже узнавал. Ты говорила, что нам мать не нужна, так вот, им - нужна.
– Сынок, я же... У меня же работа?.. Контракт?..
– робко возразила мать, прикипев взглядом к двойняшкам.
– Уж на няньку-то ты наскребешь. Если надо - я подкину. Кстати, тебе надо бы еще стрясти с нашего училища деньги за мое обучение.
– Тихон Сергеевич уже все сделал. Давно, еще тогда...
– отозвалась она, продолжая изучать малышню.
У мамы еще будут свои дети. Что-то очень сомневаюсь, что после моего визита к Милославскому прошение Большакова удовлетворят, хоть я за него принципиально не просил. А не он, так вон, за Сашу выдам, тем более, что их источники лучше сочетаются! Да, даже за Шаврина - черт с ним!
– пусть будет сексот - в семье не без урода! Тем более, что один ПГБшник у нас все равно уже есть! Но сколько бы сыновей и дочерей она ни родила - мама уже давно доказала, что в ее большом сердце хватит места и для приемных, и для родных. И различать она их не будет. Она бы и обычного ребенка полюбила, но возиться с малявками с родственными талантами ей будет намного интереснее, по себе помню.
В тот же день мы, конечно, никого не забрали: требовалось еще собрать кучу документов,
подать заявление и прочее, прочее. Но лютая безнадега из маминых глаз стерлась, как ни бывало. И почти весь обратный рейс я выслушивал ее планы по обмену квартиры, обустройстве детской, поискам надежной няньки и далее, далее, далее, пока не отрубился от усталости. Что ни говори, а эти несколько дней по накалу переживаний выдались у меня тяжелыми.Павла я уже вроде бы описывал: тот же я, только килограмм на двадцать потяжелее и на 27 лет старше. Это, что касалось чисто внешней стороны. Внутреннюю (ха-ха, медсестра, подайте мне вон тот скальпель!) еще предстояло оценить. Все-таки, знал я его до сих пор почти исключительно с чужих слов. Полина Зиновьевна ненавязчиво пела ему дифирамбы, Елизар Андреевич когда-то давно нагонял жути, мама... мама на его счет очень выразительно молчала. А несколько слов, которыми обменялся с ним в прошлую встречу, характер не раскрывали.
Обед, на который меня пригласили показать товар лицом, на этот раз проходил не в тихой почти домашней атмосфере малой столовой, а в большой зале, где за огромным столом легко поместились все прибывшие с Павлом люди. Десять человек свиты, в основном мужчины, весь обед исподтишка меня разглядывали, пытаясь незаметно сравнивать с отцом. Под их острыми изучающими взглядами куски то и дело застревали в горле, но вскоре приспособился: если кто-то слишком долго на меня пялился, то отвечал взаимностью, начиная пристально изучать этого любопытного. В игре в гляделки я неизменно выходил победителем, и не потому, что давить взглядом научился уже давно - на балбесов-курсантов из прошлой жизни эти люди ничуть не походили, но на моей стороне было фамильное сходство с их хозяином и правильный выбор одежды - Борис сумел найти в моем гардеробе костюм, который скрадывал недостатки фигуры и зрительно делал меня старше.
После приема пищи свитские разбрелись по своим делам, оставив нас в столовой одних. Мы тоже там не задержались, переместившись по знаку князя в кабинет Потемкина-старшего, а теперь уже его личный. Изменений в обстановке по сравнению с прошлым разом не нашел, но по мимолетно мелькнувшим на лице мужчины чувствам догадался, что самому князю этот кабинет не нравится. Те же эмоции, но гораздо сильнее продемонстрировала княгиня - едва зайдя в помещение, она побледнела и обратила лицо к сыну:
– Мы подождем вас в английской гостиной.
– Хорошо, постараемся долго не задерживаться, - отпустил Павел мать и дочь.
Кивнув мне на диван, князь прошелся по кабинету, зачем-то пристально изучая стены и пол, а потом подвинул себе кресло, в отличие от своего отца не став садиться за монументальный рабочий стол.
– Кем была твоя мать?
– спросил он.
– Врачом, в больнице работала.
– Целительница?
– удивился он.
– И это тоже немного, - сказать такое о матери, у которой источник самый мощный по жизни даже в столичном госпитале, где собраны лучшие мастера - это явная неправда, но пусть еще найдет, где я сфальшивил.
– Ярцевы тебя после ее смерти подобрали?
– Нет, раньше.
Похоже, Потемкины выдумали себе версию, купившись на нашу дружбу с Черным. Учитывая, что Лев Романович из-за Бориса последние семнадцать лет жил очень закрыто, большинство дыр в моей биографии при таком раскладе удачно закрывались и без легенды от Осмолкина. А мои успехи могли списываться на поддержку неслабого рода.
– Расскажешь о ней?
– Не хочу.
– Даже так?
– удивляется Павел, - Что ж... Я не буду извиняться за твое существование! К нашему роду женщины всегда липли. И всегда находились ловкие особы, стремящиеся ребенком привязать нас покрепче. Учти это на будущее, иначе денег не хватит в очередной раз откупаться от таких предприимчивых девиц.