Вихрь любви
Шрифт:
Они проезжали по Трафальгарской площади, и Джулиан показал на аллею парка Сент-Джеймс. Нона была потрясена, впервые увидев колонну Нельсона и бронзовых львов у ее основания.
— Конечно, я видела все это на картинках, но быть здесь самой… — Глаза у нее загорелись от возбуждения.
— Вы не разочарованы? Часто все выглядит куда менее великолепно, чем на картинках!
— О… нет… нет! — Она смотрела по сторонам, узнавая кое-какие здания и задавая многочисленные вопросы.
— Почему омнибусы разных цветов… голубые, желтые?
— Потому что они едут в разные
На нее произвела неизгладимое впечатление широкая медленная Темза, по которой плыли баржи. Джулиан показал на купол собора Святого Павла. Она бросила последний взгляд на реку:
— Какая-то неуютная река! Мне больше нравятся стремительные горные речки.
В конце концов они повернули к югу от Темзы, на улицу с респектабельными домами, окна которых украшали эркеры. Карета бесшумно покатила по мостовой, застеленной соломой.
— Зачем это? — удивленно спросила Нона, указав на солому.
— Так делают, чтобы заглушить звуки, если в доме кто-то очень болен.
Дверь дома номер 40 им открыла маленькая горничная в большом фартуке и белом чепце, более скромном, нежели у Роберты.
Они оказались в узком коридоре с запахом воска. Навстречу им по лестнице спустилась высокая женщина с некрасивым, бледным лицом. Несмотря на ее суровость, улыбка у нее была доброй. Она впустила их в небольшую гостиную, примыкавшую к прихожей. Комната была чистой, но весьма унылой.
— Я сестра Мейсон, — представилась женщина. Вы будете мистер Херриард, а это… мисс Талларн? — Некоторое время она с любопытством смотрела на Нону. — Вы можете пройти наверх, мисс.
— Но нельзя ли мистеру Херриарду подняться вместе со мной? Он студент-медик. Он…
Нона вдруг испугалась. Что предстоит ей увидеть и сможет ли она сдержать свои эмоции, как предупреждал мистер Херриард?
Сестра Мейсон покачала головой:
— Она хочет видеть только вас.
Бросив на Джулиана умоляющий взгляд, Нона последовала за сестрой Мейсон. С первого взгляда спальня на втором этаже показалась Ноне унылой. Здесь все было белым и стоял сильный запах карболки. Сестра Мейсон подошла к постели, загородив женщину, лежащую на ней.
— Она пришла, — тихо произнесла сестра. Ловко поправив подушки и разгладив стеганое одеяло, сестра Мейсон ушла, и Нона осталась в комнате наедине с больной.
Она увидела неестественно худое и пожелтевшее от болезни лицо, густые черные волосы, заплетенные в две толстые косы, огромные блестящие глаза… золотые серьги. Джулиан привел ее к цыганке! Нону охватил страх.
Женщина протянула руку. Нона, ошеломленная, посмотрела на нее. Это кольцо… Господи!
— Нона…
Нона медленно подошла, не отрывая глаз от золотого кольца со сверкающим красным рубином.
— Откуда оно у вас? — спросила девушка, кивнув на кольцо.
— Но, Нона…
На долю секунды Нона увидела себя ребенком, в одиночестве играющим в поле… И крик из дома… «Нона… Нона…» Он доносился эхом сквозь годы.
Нона покачала головой. Это, наверное, сон. Ее мама не была цыганкой. Ее мама умерла.
— Нона, дорогая.
Никто
не произносил «дорогая» подобным образом, кроме… кроме… Это было жестоко. Почему никто не сказал ей правду?— Мне говорили, вы… ты… мама, умерла…
Нона подошла ближе к постели, увидела на лице женщины нежную улыбку и опустилась на колени, пытаясь сдержать слезы:
— Мамочка! Мамочка!
Нона прижала руки матери к своим губам, провела пальцем, как в детстве, по золотому кольцу, прижалась щекой к лицу на подушке. Надо быть спокойной — нельзя плакать, шуметь… Она вспомнила наказ мистера Херриарда.
— Я… я должна тебе сказать…
— Не надо ничего говорить, мамочка, пока ты… пока ты не окрепнешь.
— Я никогда… не… окрепну. — Несмотря на слабость, голос матери звучал решительно. — И я должна… сказать тебе… что… я убежала. Я не могу… рассчитывать, что ты простишь меня. — На мгновение она закрыла глаза и утомленно откинула голову на подушки.
Нону охватил ужас. Как могла мать бросить ее, своего ребенка, и не попытаться с ней увидеться? Это казалось сверхъестественным… жестоким. Затем жалость заслонила все сомнения. Когда-нибудь, возможно, ей расскажут эту историю. Сейчас же Нона испытывала только сострадание. Она нежно поцеловала мать в лоб. Миссис Талларн открыла глаза, и лицо ее просияло. Ноне понадобились невероятные усилия, чтобы сдержать слезы.
Она погладила палец с кольцом.
— Помнишь, как ты заставляла рубин сверкать для меня при свете камина?
Мать кивнула, с нежностью глядя на Нону и держа ее за руку. Но Нона поняла, что мать устала и больше не в силах говорить. Она снова поцеловала ее и поднялась:
— Мне пора идти. Ты… вернешься? — прошептала больная.
— Конечно, вернусь.
Внизу Джулиан беседовал с сестрой Мейсон.
От эмоций, которые Нона пыталась сдерживать, и от испытанного потрясения ей казалось, будто все это не наяву. На мгновение комната закружилась, Нона пошатнулась и упала бы, не подскочи к ней Джулиан. Он усадил ее на диван.
— Я принесу леди немного бренди, — быстро сказала сестра Мейсон.
Она почти тотчас же вернулась, и Джулиан поднес бокал к губам Ноны. Отхлебнув глоток, она слегка порозовела.
— Господи, как это неожиданно! — Нона подняла глаза на сиделку. — Она… она обязательно… умрет?
— Мы не знаем, мисс Талларн. Никогда нельзя сказать с уверенностью. Мистер Херриард весьма квалифицированный специалист, и он сам выбрал вашей матушке врача, который регулярно ее навещает. Я ухаживаю за ней как могу. Для миссис Талларн делается всевозможное.
Нона перехватила взгляд, которым она обменялась с Джулианом.
— Я только сейчас увидела ее… через столько лет… — сказала она.
Джулиан крепко сжал ей плечо.
— Вашей маме обязательно поможет встреча с вами! — воскликнул он. — В этом я уверен!
— Я не должна покидать ее! Я приеду сюда жить. Перевезу сюда мои вещи.
Сестра Мейсон, помедлив, произнесла:
— Простите, мисс, но у нас нет места. Кроме спальни миссис Талларн, в доме только моя спальня и маленькая комната горничной.