Вихрь переправ: 2. И мир станет чуточку шире
Шрифт:
Лиандру становилось хуже, правый глаз кота походил на кровяной с беловатой слизью шар. Ворон был прав: гной стремительно обволакивал повреждённый глаз, высасывая из него жёлтый свет и заполняя мутно-белым туманом.
Идея заночевать на пустующем складе не вызвала особого оптимизма у ребят, а Юна и подавно сникла. Но всё же честная компания решилась на ночевку, как на единственно верный шанс: не имея в рукаве козырей в виде карт или приборов, то есть, совершенно с голыми руками нет смысла тащиться прямиком в ночь, куда глаза глядят, но не зрят. Да и пословицу – утро вечера мудренее – никто не отменял. Уверовав, что завтрашний день одарит новой надеждой и шансом, друзья, разбившись по двое, отправились на
Удача сопутствовала их стороне. Вскоре Виктор и Эрик наткнулись на неказистого вида постовой домик, некогда оставленный охраной, но вполне годный для ночёвки нескольких человек. С отваливающейся тут и там штукатуркой, обнажившей красноту кирпича, он казался причудливой диковинкой – этаким расколдованным пряничным домиком, с просроченным сроком действия. Два окна зияли пустотой, а уцелевшее третье смотрело на пришельцев угрюмым, мутно-серым глазом. Дверь тяжело поддалась, разбухнув от влажности, а ржавые петли с натужным визгом приветствовали гостей. Помещение располагало одной комнатой. Не считая толстого слоя пыли и песка, нанесённых ветром через пустотелые окна, да чёрных пятен плесени, обосноваться на короткое время здесь вполне было можно. В помещении сохранился диван и довольно крепкого вида стол с парочкой стульев.
Сюда перенесли Лиандра и уложили на стол, предварительно стерев со столешницы приличный слой грязи.
Матфей и Юна нашли воду. К одному тускло-свинцовому, порядком облюбованному ржавчиной ангару пьяной шеренгой примыкали штук двадцать металлических бочек. Большая часть из них лежала пустыми и мёртвыми, но несколько крепких бочонков устояло под натиском времени. Их недра мерцали дождевой водой, приправленной щепоткой осенних листьев. Юркий Рарог обнаружил в тёмных уголках ангара гору больших пустых пластиковых бутылей, в которые прежде заливали питьевую воду. Одну из них на треть и наполнили дождевой водой.
– То ещё местечко, – вынесла приговор Юна, когда прошла вслед за ребятами в облупившуюся халупу.
Эрик удивил всех, он преспокойно устроился на коричнево-сером, в масляных подтёках диване и с несвойственным ему флегматизмом, опёрся спиной о пыльную спинку.
– Что стало с нашим Философом? – шутливо заметил Матфей. – А как же пиджак? А брюки? Они же испачкаются.
– Плевать, – чужим, незнакомым голосом бросил Эрик Горденов. – Здесь всё равно им чистоты не сохранить. Одежду можно купить, а вот друга…
– Ты о еноте? – тихонько спросила Юна. Её голосок, всегда уверенный и бодрый, был похож на выдох обречённого.
– Да, – сдержанно вымолвил он и кивнул так рьяно, что подбородок коснулся груди.
Эрик замолчал. Он глубоко дышал, пытаясь погасить подступившую боль.
– Мой енот, мой Карасу, – выдавил он с трудом. – Он выполнил свой долг. И он остался там. Один. Я не успел с ним попрощаться.
– У нас не было выбора, друг.
Матфею стало неловко перед приятелем. Он сумел выбраться из бойни Айвового тупика, и все его прислужники были с ним, живы и здоровы. Нила Хотина утащил громадный волкоподобный пес – слуга Револьда Астрогора. Оставалось лишь гадать о судьбе пленённого друга и надеяться на лучшее. Эрик потерял енота, бесстрашно вставшего на пути волчьего пса. Прислужнику Виктора сильно досталось в сражении, и его шансы дожить до утра были шаткими. И всё из-за него, из-за Матфея. Юноша был уверен, что если вслух никто и не говорит об этом, но уж во всяком случае, думает так. И он винил себя.
Из тяжких мыслей его вывел Юнин голос:
– Воды, Фей! Дай скорее воды.
Чудеса имеют свойство не останавливаться
на одном разе. Вот и у Эрика нашёлся ещё один чистый носовой платок, его хорошенько промокнули водой, и Юна, точно медсестра, принялась осторожно прикладывать смоченную тряпицу к раненому глазу кота.Сеера долго и тщательно обнюхивала уголки комнаты, и, решив, что самое лучшее место – это диван, запрыгнула на него и свернулась клубочком рядом с Эриком. Тот опустил руку на кошачью спинку, легонько коснувшись бархатистой шёрстки, и ласково пригладил её. Кошка удовлетворённо замурчала.
Рарог предпочёл затаиться под столом, где суетливое топтание ног не могло причинить ему вреда. Особенно его драгоценному хвосту. Он же не ящерица какая-то, у которой хвост по заказу отрастёт, только оторви. Нет, хвостом саламандр рисковать не намерен. Это его гордость и краса.
– А хуже не станет? – вдруг насторожился Виктор, переведя взгляд с бутыли на влажную примочку. – В этой воде может быть столько всякой заразы. А ты её ему прямо в ранку.
– Вик, это лучше, чем ничего не делать, – спокойно произнесла девушка. – Да, по всем правилам нужно прокипятить воду, а уж после заниматься омовением раны. Но у нас здесь ничего нет. Нам повезло, что мы отыскали эту воду. Согласись, она несравненно лучше воды из лужи.
– Ну, ты сравнила!
– Я просто пытаюсь тебя подбодрить. Себя подбодрить. Мне же тоже сейчас нелегко, Вик. И я не хочу, чтобы кто-то ещё умер!
Последнее вырвалось из её уст как упрёк к себе и ко всем сразу. Но тут же устыдившись, девушка отвернулась и продолжила процедуру.
– Да всё будет хорошо у кота, – прибавил Матфей, почувствовав неловкость и тягость в словах друзей. – Кошки ж живучие. А Гамаюн мне сказал, что они и вовсе бессмертные. Правда, бессмертны их души, а не тела. Но Лиандр – крепкий котяра, он выкарабкается.
За просевшей дверной рамой и прямоугольниками окон дневной свет мягко и неудержимо гас. Матфею вспомнился зал кинотеатра, те сладостные минуты ожидания до начала просмотра фильма. И свет на стенах. Жёлтые лампы – глаза-светочи словно закрывались, медленно и плавно, погружая зал в долгожданную темноту. Это был сигнал к началу.
И теперь для них работал этот сигнал. Близилась ночь, а с нею тьма и холод. Нужно было срочно решить хотя бы одну проблему их двух. Коротко посовещавшись, Виктор и Матфей вышли из здания и пошли искать всё, что могло послужить заслоном для окон. Они спешили. Тени разросшись, слипались, вливались друг в друга, пожирали себя, уплотняясь и темнея всё больше. Сумерки уже вовсю хозяйничали на земле покинутых хранилищ, будто искали подходящее местечко, чтобы заполнить его густым мрачным сиропом.
Окна без стекол изнутри подпёрли пластиковыми крышками от мусорных баков. Пока Виктор и Матфей возились с установкой импровизированных ставней, Эрик, решив, что и он не должен сидеть без дела, обследовал стол. Простой на вид стол, за которым когда-то трапезничали работавшие тут люди, таил под столешницей выдвижной ящичек. Вытащив секрет и уложив его на диван, Эрик принялся обшаривать его содержимое.
– Сегодня удача точно нас балует, – обрадовано воскликнул Эрик, тряся в руке мятым и грязным пакетом.
– Что там? – рассеяно, спросил Виктор, копошась у окна.
– Ты не поверишь, Вик. – Эрик ещё раз горделиво тряхнул находкой. – Кто-то оставил нам свечу и коробок спичек.
– Так уж и для нас? – слабо улыбнулась Юна.
– Считай, для нас.
До того как окончательно стемнело, вернулся Гамаюн. Ворон влетел в раскрытую дверь и, спикировав на стол, вывалил из клюва здоровенный кусок белоснежного мха. Отщипнув он него часть, Юна хорошенько промыла мох и уложила на опухший кошачий глаз. Лиандр слабо дёрнулся и издал жалобный стон. Поверх белёсого мха легла серая от влаги ткань платка.