Вихрь преисподней

– Прекратите вы! Иначе мне придется устроить здесь драку! – кричал, брызгая слюной Не-Маркетинг. – Я ударю вас прямо здесь, если вы не прекратите! Зачем вы все это делаете?! Я не понимаю!..

– А зачем вы начали про нового пророка?! – в свою очередь кричал Пенза. – Вы первый начали про нового пророка! Вы сказали, что появится новый пророк нового бога!

– Новый бог!.. – воскликнул кто-то из прихожан. – Они проповедуют нового бога! Слышите, что они говорят?! Они же проповедуют нового бога!

– Нового бога?! Проповедуют нового бога? – раздался голос из гущи верующих.

– Нет, я сказал совсем другое, я сказал в другом смысле! – громко возражал молодому журналисту Не-Маркетинг. – Вы извратили мои слова... Вы не в себе, не в себе с того самого момента, когда пришли и сказали, что встретили привидение! Что-то странное с вами творится! Но вы перегибаете палку!..

– Да что же это такое?! Они же и вправду сейчас здесь подерутся! Совсем обнаглели, дьяволы! Что же это делается?! Уже им и храм божий – не храм! Дьяволы в храме божьем между собой отношения выясня-я-ю-ют! – заголосила одна из скромно одетых женщин, повязанная серым платком. Она стояла среди прихожан рядом с Не-Маркетингом и чрезвычайно нарядно одетым журналистом.

– Вон их отсюда! Гнать их, гнать их в шею! – закричал тот из прихожан, который только что хватал молодого журналиста за лацкан пиджака. К журналисту подойти он теперь не решился, а подскочил к Не-Маркетингу, грубо схватил его за руку выше локтя и принялся волочить к выходу.

Надо сказать, что несмотря на то, что среди прихожан раздавались многочисленные призывы поступить с богохульниками самым решительным образом, они, тем не менее, до сих пор не набрасывались на журналиста и Не-Маркетинга. Поначалу, эта временная терпимость была связана с тем, что не все наиболее активные прихожане вникли в суть дела, потом – потому что сколько-то минут всё же требовалось для того, чтобы дойти до определенного запала, затем часть из них сбил с толку некоторый диалог, а потом и перепалка между журналистом и Не-Маркетингом, так что хоть множество криков и было, но критическая масса, отделявшая верующих от того, чтобы наброситься, странным образом слишком долго не набиралась. Теперь же, хватание одним из прихожан Не-Маркетинга за локоть, окончательно сдвинуло всё с прежней точки – примеру этого верующего последовали и остальные многочисленные прихожане. Они гурьбой навалились на журналиста, на Не-Маркетинга и поволокли их к дверям храма.

Молодой журналист, который изо всех сил расталкивал своих обидчиков, не считаясь с тем, что вокруг него больше половины народа были женщины и осатаневшие богомольные старухи, большей частью двигался к дверям самостоятельно – хотя и медленно, принужденный огрызаться, как травимый собаками крупный зверь. Не-Маркетинга же толпа вынесла мигом и он изрядно натерпелся от дравших его за волосы и больно тянувших его в разные стороны за одежду большей частью почти бессильных, но находившихся в подавляющем множестве ручонок.

В дверях храма Не-Маркетинг споткнулся о высокий порог, – в широченных и высоченных, как крепостные ворота, обитых железом дверях храма была открыта небольшая дверь, в которую два человека могли бы протиснуться одновременно только, если бы повернулись боком. Порожек этой маленькой двери, бывшей неотъемлемой частью больших дверей, был столь высок, что заходившие в храм люди непременно замедлялись и перешагивали его, но влекомый разгневанными прихожанами Не-Маркетинг, конечно же, больно ушибся о него и кубарем вывалился из церковных пределов на паперть. Именно в этот момент у Не-Маркетинга из кармана выпал конверт. Не сразу он увидел это... То есть, он сразу услышал, как после его падения раздался некий звучек, как будто что-то выпало у него из кармана. И точно, было чему выпадать: у него в кармане лежал белый конверт, туго набитый какими-то документами, – какими точно Не-Маркетинг и не помнил в этот момент. Едва встав с колен – тут же он получил подзатыльник, не столько болезненный, сколько оскорбительный, – Не-Маркетинг обернулся: и вправду конверт выпал и теперь валялся в пыли. Он рванулся за ним обратно, но моментально несколько рук потащило его дальше, прочь от церковных дверей. «Конверт!» – вскричал он, в эту секунду какая-то старушечья рука подняла конверт из пыли, – толкаемый разозленными прихожанами дальше, Не-Маркетинг даже не заметил, какая именно из многочисленных богомольных старушек схватила его конверт с асфальта.

В следующую минуту из дверей вывалился молодой чрезвычайно нарядно одетый журналист. За ним выскочили целой толпой его преследователи:

– Прочь отсюда! Вон! Вон! Убирайся, мерзавец! – кричали они в крайнем ожесточении. Многие из них норовили схватить молодого журналиста кто за волосы, кто за одежду, то тот, вертясь и так и эдак каждый раз ловко отталкивал от себя их руки.

– А вот мы тебя сейчас!.. – угрожали ему.

– Не смейте меня трогать! – огрызался молодой чрезвычайно нарядно одетый журналист. – Я могу разговаривать, где хочу и о чем хочу. Я свободный человек!

Не-Маркетинг хотел кинуться за своим конвертом (впрочем, куда бы он за ним кинулся?), но прихожане окружали его слишком плотным кольцом, не давая сделать ему и шагу назад.

– Конверт! Мой конверт! – кричал, в свою очередь, он. – Я только что потерял важный конверт. Отдайте мне мой конверт! Кто взял мой конверт?

– Прочь, прочь отсюда! Убирайся отсюда, пока цел! – загорланили в ответ окружавшие Не-Маркетинга прихожане церкви. Впрочем, теперь они уже отпустили его и больше никуда не волокли.

Возникла странная ситуация: оба – и Не-Маркетинг, и молодой чрезвычайно нарядно одетый журналист были уже не в церкви, но по-прежнему их окружала толпа прихожан, которым, видимо, показалось, что простое выдворение из церкви является недостаточным наказанием для богохульников... Верующие явно жаждали какого-то более радикального разрешения конфликта.

– Люди, надо вызвать власти, милицию! Сдать этих! Это же какие-то явные пропагандисты! Всё это явно не случайно. Это экстремисты. Пусть их проверят. Ведь сейчас же есть закон, нельзя так этого оставлять, – предложила женщина, которая была одета немного лучше, чем большинство женщин в этой толпе, не говоря уже о богомольных старухах, носивших на себе зачастую какое-то совершенно невообразимое тряпьё.

– Надо ему еще и надавать хорошенько, чтоб запомнился ему этот день! – в свою очередь предложил какой-то пожилой дядька, показывая на молодого журналиста. – Чтоб не смел богохульствать! Чтоб впредь знал...

– Да, да, надавать! Надавать! – подвизгивала тут же какая-то старушка из особенно богомольных.

– Вот видите, видите, что вы устроили?! Ах, боже мой, Пенза! – крикнул Не-Маркетинг чрезвычайно нарядно одетому журналисту.

В этот момент та старуха, которую Не-Маркетинг уже приметил в церкви, и которая там тяжело вставала с колен, уставив при этом на него ненавидящий взгляд, вдруг неожиданно размахнулась тряпицей, которая была у нее, – сразу и не было понятно, что это была за тряпица, только через мгновение, уже после того, как она хлестнула ею молодого чрезвычайно нарядно одетого журналиста, Не-Маркетинг вдруг разглядел, что это была и не тряпица вовсе, а авоська – сумка-сеточка, которых, наверное, уже лет двадцать нигде не продавали и которыми никто давно уже не пользовался. Молодой журналист как-то ловко изогнулся всем телом и уклонился в сторону, но все равно сетка задела его лицо.

– Но-но, так и глаз можно повредить! – возмутился журналист.

Но тут к нему кинулся один из молодых мужчин, который до этого просто молча стоял напротив него. Молодой мужчина явно намеревался схватить «экстремиста» за кисть, за локоть, вывернуть руку, заломать но чрезвычайно нарядно одетый журналист и в этот раз оказался проворнее и успел отскочить: оттолкнув преграждавшую ему дорогу женщину, так, что она повалилась на стоявших за ней людей, он бросился в сторону, где на паперти сидели нищие, вырвал у одного из них клюку и принялся размахивать ею перед собой:

– Не подходи близко, не подходи!

Маневр этот оказался не лишним, так как молодой мужчина кинулся преследовать журналиста, но увидав в его руках увесистую клюку, спасовал и принужден был остановиться на некотором расстоянии.

В свою очередь, нищий у которого журналист выхватил клюку, принялся истошно вопить о помощи, перемежая свои крики отчаянными ругательствами, однако, с земли так и не встал.

Тем временем старуха что есть силы хлестнула сеткой по лицу Не-Маркетинга. От боли он вскрикнул и попятился.