Вик Разрушитель

Княгиня гордо вскинула голову и приблизилась к Мамонову, но остановилась за три шага до него.

– Здравствуй, князь, – в голосе Аксиньи не было ноток презрения или бесстрастия. Она тщательно скрывала свои чувства, но они прорывались сквозь легкий румянец на щеках. И от этого была еще очаровательнее. – Соскучился по младшей жене? Соизволил-таки появиться… через четырнадцать лет.

– Не надо, Ася, – поморщился Мамонов. – Мы оба совершили тяжелую ошибку, которую еще не поздно исправить. У нас есть сын, который должен расти в Семье, а не в чужом доме.

– Почему же ты, Егорша, сдался перед Старейшиной? – покачала головой Аксинья, не замечая, как тихо вышел из гостиной отец и прикрыл тяжелые створки дверей. – Почему не отстоял своего сына? Или родовая гордыня за горло взяла? Дескать, зачем нам бракованный наследник. Утопить как кутенка в реке! И после этого ты хочешь, чтобы я вернулась в Ленск?

– Старый дурак получил свое, – ответил Мамонов. – Я отстранил его от всех семейных дел. Сидит сейчас тихо в углу и доживает свой век. Набаламутил в свое время – пора и успокоиться. Поехали домой, Ася! Я клянусь, что никто из родичей на тебя даже взглянуть с укором не посмеет! Братья не такие кровожадные, как тебе кажется. Примут Андрея спокойно, никуда не денутся! Тем более, что у него, кажется, Дар появился!

– Откуда тебе известно? – с подозрением посмотрела на мужа княгиня.

– Я был на турнире и видел, как Андрей там выступал.

– Там не было нашего сына, ты ошибся.

– Ася! – с укоризной воскликнул Мамонов. – Не делай из меня глупца! Я знаю, что Викентий Волховский и есть наш сын. Ты не слишком-то осторожничала, когда оплачивала за него взнос. Так что я приехал за вами. Мы можем все втроем сдать кровь и подтвердить наше родство! И тогда Булгаковы не посмеют держать Андрея под опекой!

– Официально Викентий Волховский – сирота, и находится под опекой Булгаковых, – сухо ответила Аксинья. – До восемнадцати лет. А также под патронажем императорского Попечительского Совета. Если хочешь доказать родство мальчика, тебе придется добиваться встречи с господином Репия Константином Федоровичем. И генетическую экспертизу назначают с его разрешения.

– Сделаю, – уверенно ответил Мамонов. – Но это же глупость, Ася! Сын наш, ты только признай это! Я ведь столько времени думал о нас с тобой, об Андрейке. Да черт с ней, этой искрой! Найдем ему хорошую девушку из покладистой семьи, которая не будет кривить губы в его сторону, дадим образование! От тебя только требуется подтвердить, что ты отдала Андрея в приют.

– У меня нет документов, – холодно сказала Аксинья и внутренне сжалась от мгновенно почерневших глаз мужа.

– Что ты сказала?

– У меня нет документов, подтверждающих, что Викентий Волоцкий и есть мой сын Андрей Мамонов-Гусаров, – выдохнула женщина. – И ты не сможешь доказать родство с ним до восемнадцати лет. Я не оформляла никаких бумаг…

– Ты его просто подкинула в приют? – прошипел Мамонов, враз теряя лоск и спокойствие. – Без единой бумажки, которая могла помочь нам сейчас подтвердить право на генетический анализ, не дожидаясь совершеннолетия сына?

– Я хотела спрятать все концы, ведущие к сыну, – княгиня успокоилась. – Потому что боюсь за его жизнь с тех самых пор, как узнала об участи, уготованной Андрею. И твои обещания – это только твои обещания, а не Рода. Ты не сможешь идти против Семьи.

– Я – старший в Семье и клане! – шея и лицо князя покраснели от прилива крови. – Любой мой приказ будет исполнен без обсуждений!

Аксинья покачала головой, не соглашаясь со словами мужа.

– Несомненно, приказ будет исполнен. Только я не забыла, как Ирина с Еленой за твоей спиной шептались, как лучше выставить меня в неприглядном свете, – горько сказала она. – Потеря искры у ребенка прямо указывает на «испорченность» жены, и вы все повелись на эту историю! Я с самого нашего знакомства была верна тебе, Егорша, а ты пошел на поводу старшей жены! А знаешь почему? Потому что моложе, красивее, и сынок мой имел мощный Дар! Я это чувствовала, как и Ирина. И что вышло?

Женщина закусила губу, сдерживая слезы. Не хотелось ей показывать свою слабость перед человеком, которого она очень любила. Но за столько лет любовь превратилась из костра в маленький робкий огонек, который держался невесть на каких чувствах.

– Если ты не доверяешь Ирине и Елене, я предлагаю тебе иной вариант, – успокаиваясь, произнес Мамонов. – Ты едешь со мной в Ленск и поселяешься в родовом особняке. В том, который за рекой в пяти километрах от города. Помнишь? Будешь жить там с Андреем. Я выделю тебе охрану, а слуг ты можешь набрать сама. Я устал от этой ситуации. Пора определяться.

Вариант был неплох, и Аксинья осознавала, что Георгий идет на серьезные уступки. Но за годы разлуки она привыкла к Москве, и покидать город не хотела ни под каким предлогом. У нее были опасения насчет намерений мужа. Стоит только ему получить доступ к сыну и официально доказать свое отцовство, он тут же разведется с Аксиньей. И что потом он с ней сделает? С камнем на шее в воду? Чтобы никто претензий не предъявил?

– Почти пятнадцать лет ты определяешься, Егорша, – с болью произнесла женщина. – Несколько раз присылал своего эмиссара, а мог и сам приехать. Я бы подождала год, два, пять. И я ждала! А ты вместо того, чтобы поговорить со мной, сам пытался втайне от меня искать сына. Теперь-то чего хочешь?

– Твой ответ – нет? – нахмурился Мамонов.

– Давай разведемся, – вздохнула Аксинья. – Я хочу устроит свою жизнь, а вместо этого нахожусь в плену.

– Да ты больная! – воскликнул муж. – Тебе надо подлечиться, успокоить свои нервы, а потом мы спокойно сядем и обсудим, как нам быть.

Наступило долгое и томительное молчание. Аксинья хотела, чтобы Георгий уехал и не терзал ее сердце.

– Я не дам тебе развода, – ответил князь, не дождавшись ответа жены. – Прекрати строить из себя мученицу. Или мы живем вместе, или я в случае твоего отказа заберу Андрея. Ты ничего сделать не сможешь, Ася. Подумай еще раз… Я завтра улетаю в Ленск. Через месяц я вернусь в столицу, и ты дашь окончательный ответ. Извини, мне нужно ехать.

Оставшись одна, Аксинья присела на диван и закрыла лицо руками. Плечи ее затряслись от плача. Хмурый Федор Ильич вошел в гостиную и все понял. Его тяжелая рука легла на голову дочери и ласково погладила шелковистые волосы.

– Ничего, дочь, – сказал он в пустоту. – Внук уже не маленькое дитя, соображать должен. Не купит Георгий его любовь, шиш ему. А ты поговори с Андреем, признайся во всем. Пусть парень сам решит, что делать и как жить. Только сделай это раньше мужа.

– Он уехал в Крым, – по-детски шмыгнула носом Аксинья. – Иван Булгаков предупредил, что на два месяца минимум.

– А ты поезжай туда, – неожиданно предложил отец. – Я скажу Матвею, чтобы тебя сопроводил. С охраной. Найди мальчишку, откройся ему.

– Он проклянет меня!

– И поделом будет! – тяжело задышал Гусаров. – Учудили, одни слова матерные на язык просятся! Внука меня лишили, прятали все эти годы! Езжай, пока поздно не стало!

4

На следующий день вся наша компания собралась на пляж. Знаменитые евпаторийские пески тянулся на многие сотни метров, и выбрать для себя подходящее место не составило труда. Светлана, знавшая город как свои пять пальцев, привела нас в уютное местечко, где не было столпотворения и можно было спокойно потренироваться. Тут же обнаружился павильон с надписью «Аренда зонтов и шезлонгов». Протянувшаяся вдоль берега линия кипарисов прекрасно защищала от жаркого солнца. Для кого-то нега, а мне в компании с акробатками пришлось отрабатывать различные комбинации в движениях. Больше всего меня злило, что Куракин, увязавшийся за нами со своей свитой, расположился в тени деревьев и внимательно следил за своей девушкой.