Викентий-Мравьед (сказка)

На улице девочка уже настолько оправилась от обморока, что зашагала самостоятельно. Она шла, держась не за руку Викентия, а за конец его длинной деревянной трости. Так было веселее идти! Малышка удивлённо и радостно рассматривала всё вокруг и с интересом смотрела на людей встречающихся ей по дороге. Вдруг девочка остановилась, Викентию тоже пришлось остановиться, ведь они держались за разные концы одной и той же трости:

— Вот ты меня спас, — сказала девочка, — а я даже забыла спросить, как тебя зовут!

— Меня зовут… ты можешь называть меня дедушка Викентий, — предложил он.

— Хорошо! — согласилась девочка. — А ты можешь называть меня Нарисованной Девочкой или просто Василисой.

— Пусть уж лучше будет Василиса! — выбрал Викентий.

Девочка кивнула и, всё также держась за разные концы трости, они пошли дальше.

Когда Викентий с Василисой уже почти подошли к своему дому, им встретилась одна из пожилых соседок писателя. Заметив злобного старика, мирно идущего рядом с девочкой, она от изумления остановилась, громко охнула и, всплеснув руками, произнесла:

— Глазам своим не верю! Да ты ли это, Викентий?! Неужели же ты, наконец, помирился со своей внучкой Люсей?! Надо же! Надо же!

То и дело оглядываясь, старушка тихонько пошла дальше. Василиса улыбнулась соседке и приветливо помахала ей рукой. Викентий же ничего не ответил, а только неопределённо кашлянул, хотя и не был простужен.

Как только писатель и девочка вошли в квартиру, Викентий сразу же стал хлопотать на кухне, а когда Василиса поела, она тот час же улеглась на диван и уснула.

Викентий же крепко задумался. Думал он, думал, и вдруг ему очень захотелось написать сказку. Он уселся за письменный стол и стал писать. И так увлёкся, что забыл обо всём на свете. А когда он отложил ручку и встал из-за письменного стола, уже наступало утро. Тут крепко спавшая на диване Василиса тоже проснулась и позвала:

— Дедушка Викентий! Дедушка Викентий!

— Я тут! — отозвался он, ругая себя в душе: «Надо же! Какой я и в самом деле злой и бесчувственный! Из-за своей сказки совсем забыл про бедную девочку, которой лишь недавно удалось выбраться из такой трагической картины, как «Последний день Помпеи»!

Он накормил девочку завтраком и тут она ему сказала:

— Спасибо тебе за всё, дедушка Викентий но мне уже пора домой! Иначе моя бабушка будет волноваться. Она ведь даже не знает где меня искать. Понимаешь, в то время когда у вас проходит один день или одна ночь, в нашем нарисованном мире проходит целый час.

— Всего час? — удивился Викентий.

— Ну да! Выходит, что я убежала из своей картины, — то есть из своего дома, — уже по-чти два часа назад. Я раньше никогда не уходила так надолго, а значит, бабушка будет волноваться.

— Так значит, «Последний день Помпеи» — это твой родной дом? — недоумевал Викентий.

— Нет, нет! Я туда случайно попала, потому, что поссорилась с бабушкой. Я совсем перестала её слушаться и решила тайком убежать в какую-нибудь другую картину. В другую, но обязательно немного похожую на мою. Например, к художнику Левитану. Вот только я совсем заблудилась в этих залах и нечаянно очутилась в «Последнем дне Помпеи».

— Как же тебя угораздило туда попасть?

— Ох, — вздохнула девочка. — Понимаешь, дедушка Викентий, я в последнее время слишком часто ссорилась с бабушкой. Она заставляла меня вовремя делать уроки и убирать за собой игрушки… А мне этого очень не хотелось! И я возражала бабушке и ссорилась с ней, и однажды во время ссоры сказала: «Вот возьму и убегу от тебя!» А бабушка покачала головой и ответила: «Ну что ж, беги, раз ты такая капризная! Но только смотри, как бы тебе из-за твоего строптивого характера не очутиться в картине Айвазовского «Волна»! Там ведь такая страшная буря, и суши не видно, а ты вовсе не умеешь плавать! Так что не успеешь опомниться, как утонешь!» Я сгоряча капризно ответила бабушке: «Ну вот ещё!» — а сама взяла и убежала. Хотела, чтобы бабушка скучала и страдала без меня. Но когда я по-шла по Русскому музею, то как раз случайно и наткнулась на эту самую картину «Волна». Ту самую, о которой предупреждала бабушка. Там и правда — такие высокие страшные волны. Я так испугалась, что даже попятилась. Я всё пятилась и пятилась, выпучив глаза от ужаса, и, пятясь, угодила случайно прямо в «Последний день Помпеи». А там, во-первых, очень жарко, во-вторых, там у меня нет ни одного знакомого, а в-третьих, там нет моей любимой бабушки, которую я больше никогда не буду обижать.

И девочка горько заплакала.

— Но, подожди, — изумлённо проговорил Викентий, — Неужели в этой трагической картине тебе было только жарко и скучно?! Неужели тебе совсем не было страшно?! Разве это возможно?!

— Конечно, — ответила девочка, перестав плакать. — И тем людям, которые там изображены, сейчас совсем не страшно. Потому что все эти люди сейчас уже спасены. Все кроме одной несчастной женщины, упавшей с колесницы…

Василиса вздохнула.

— Да… А ты разве не знаешь дедушка Викентий, что в городе Помпеи во время катастрофы жило около двадцати тысяч человек? Не знаешь? Ну так вот большинству людей тогда все же удалось спастись — погибли две тысячи людей из этих двадцати тысяч. Понимаешь, все люди изображенные художником на картине СЕЙЧАС уже спасены. И СЕЙЧАС им уже совсем не страшно! Понимаешь? Потому я и говорю, что даже мне, оказавшейся в чужой для меня картине, было не страшно, а только жарко и очень одиноко.

Девочка снова вспомнила о бабушке и, кажется, собралась заплакать.

— Не плачь! Ты ведь скора снова будешь дома со своей бабушкой — задумчиво сказал Викентий. От большого умственного напряжения у него даже разболелась голова. — Знаешь Василиса, мне так трудно понять разницу между моим миром и твоим — Нарисованным!

— Ну что ж тут удивительного! Ведь человек далеко не все может понять и объяснить, — мудро заметила гостья. — Зато он может и должен стараться при любых обстоятельствах оставаться настоящим человеком. И это всё равно — живет он здесь или в моём Нарисованном мире.

— Ты, наверное, очень умная и хорошая девочка! — восхищенно произнес старый писатель.

Василиса задумалась, а потом печально вздохнула и ответила:

— Боюсь, что нет! Если бы я была умной, то не убежала бы от доброй бабушки и из уютного дома, а если бы была хорошей, то не стала бы с ней так часто ссориться. Но… я постараюсь, я буду стараться стать лучше!

— А я тоже совсем недавно был очень злым, — неожиданно признался Викентий. — Я не любил детей, и даже очень много лет подряд писал злые и страшные сказки.

— Не может быть?! — поразилась девочка. — Это, наверное, на тебя какое-то затмение нашло, — точно, как на меня, когда я ссорилась с бабушкой. Просто у тебя это затмение затянулось. Ведь в вашем мире всё длится гораздо дольше, чем в нашем Нарисованном.

— Возможно… — вздохнул Викентий. — Возможно…

— К тому же, у тебя даже внешность очень привлекательная. Ты, когда поворачиваешься боком, на симпатичного Муравьеда похож. Доброго такого…

— Правда? На доброго? — обрадовался Викентий.