Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Часть шестая

Атос нежно поцеловал сына и сказал:

– Я услышал слова честного человека. Через два дня мы будем у герцога де Бофора в Париже, и вы поступите так, как найдете нужным. Прощайте!

И он медленно пошел к себе в спальню. Рауль спустился в сад и всю ночь провел в липовой аллее.

IX Рауль готовится к отъезду

Атос понял, что не в силах разрушить это непоколебимое решение, и два дня отсрочки, данной герцогом, посвятил снаряжению Рауля. Он поручил это дело Гримо, который тотчас же принялся за него с известными читателю готовностью и обстоятельностью. Атос приказал достойному слуге отвезти вещи в Париж, как только они будут собраны, а сам вместе с сыном поехал на следующий же день после посещения господина де Бофора, чтобы не заставлять ждать герцога.

Возвращение в Париж, в общество людей, которые его знали и любили, взволновало бедного юношу.

Каждое знакомое лицо напоминало ему либо о страдании, когда-либо им испытанном, либо о каком-нибудь обстоятельстве его несчастной любви. Приближаясь к Парижу, Рауль чувствовал, что он умирает. Когда он приехал к де Гишу, ему сказали, что господин де Гиш у брата короля.

Рауль отправился в Люксембургский дворец и, не зная, что он находится там, где живет Лавальер, услышал столько музыки и вдохнул столько ароматов, услышал такой веселый смех и увидел столько танцующих теней, что, если бы его не заметила одна сердобольная женщина, он просидел бы, унылый и бледный, в приемной за портьерой, а затем ушел бы оттуда навсегда.

Забыв обо всем, Рауль сидел перед остановившимися часами, как вдруг прошелестело платье в соседней гостиной, послышался смех и мимо него прошла молодая хорошенькая женщина, оживленно споря о чем-то с дежурным офицером.

Офицер отвечал спокойно и твердо; это была, скорее, любовная ссора, чем спор между придворными людьми, и она кончилась тем, что кавалер поцеловал даме пальчики.

Вдруг, заметив Рауля, дама замолчала и, остановив офицера, сказала:

– Уходите, Маликорн; я не знала, что здесь есть еще кто-то. Я вас прокляну, если нас видели или слышали!

Маликорн тут же скрылся, а молодая женщина подошла сзади к Раулю и, улыбнувшись, сказала:

– Сударь, вы порядочный человек… и, конечно…

Потом она вдруг вскрикнула:

– Рауль! – и густо покраснела.

– Мадемуазель де Монтале! – проговорил Рауль, бледный как смерть.

Он встал, шатаясь, и хотел бежать по скользкому мозаичному полу; но она поняла его мучительное состояние, почувствовала в его бегстве осуждение или, по крайней мере, подозрение. Ей захотелось оправдаться перед ним, и она остановила Рауля посреди галереи.

Рауль с такой холодностью принял ее вызов, что если бы кто-нибудь застал их там, то не было бы никаких сомнений относительно поведения мадемуазель де Монтале.

– Ах, сударь, – сказала она возмущенно, – то, что вы делаете, недостойно дворянина. Мое сердце подсказывает мне поговорить с вами, а вы меня компрометируете, отвечая так неучтиво; вы не правы, сударь, смешивая ваших друзей с врагами. Прощайте!

Виконт поклялся себе никогда не говорить о Луизе, никогда не смотреть на тех, кто ее видел; он переходил в другой мир, чтобы не встречать ничего, что видела или к чему прикасалась Луиза. Но после первого удара по самолюбию, после того, как он увидел Монтале, подругу Луизы, – Монтале, напоминавшую ему башенку в Блуа и его юное счастье, все его благоразумие тут же исчезло.

– Простите меня, мадемуазель, – сказал он, – но я совсем не хотел быть с вами неучтивым.

– Вы хотите поговорить со мной? – сказала она с прежней улыбкой. – Тогда пойдемте куда-нибудь в другое место, так как здесь нас могут застать.

– Куда?

Она неуверенно посмотрела на часы, потом, подумав, сказала:

– Ко мне, у нас есть еще целый час впереди.

И, легкая, как фея, побежала в свою комнату; Рауль последовал за ней. Войдя, она закрыла дверь и передала камеристке мантилью, которую держала в руках, затем обратилась к Раулю:

– Вы ищете господина де Гиша?

– Да, сударыня.

– Я попрошу его подняться ко мне, когда мы с вами поговорим.

– Благодарю вас, сударыня.

– Вы на меня сердитесь?

Рауль одно мгновение смотрел на нее, затем, опустив глаза, сказал:

– Да.

– Вы думаете, что я участвовала в заговоре, который привел к вашему разрыву с Луизой?

– Разрыву! – сказал он с горечью. – О, сударыня, разве может быть разрыв там, где никогда не было любви?

– Вы заблуждаетесь! Луиза вас любила.

Рауль вздрогнул.

– Это не была страсть, я знаю, но она вас любила, и вам надо было жениться на ней до отъезда в Лондон.

Рауль мрачно захохотал, и Монтале вздрогнула.

– Вам хорошо так говорить, сударыня… Разве мы женимся на той, кто нам по сердцу? Вы, видимо, забываете, что в то время король уже берег для себя свою любовницу, о которой мы говорим.

– Должна вам сказать, – продолжала молодая женщина, сжимая холодные руки Рауля, – вы поступили крайне опрометчиво, сами виноваты: мужчина вашего возраста не должен оставлять одну женщину ее возраста.

– Значит, верности в мире больше не существует, – сказал Рауль.

– Нет, виконт, – спокойно ответила Монтале. – Однако замечу, что если бы вместо того, чтобы холодно и философски любить Луизу, вы разбудили бы ее сердце…

– Довольно, прошу вас, сударыня! Я чувствую, что вы все принадлежите к совсем другому веку, чем я. Вы умеете смеяться и мило издеваться. А я любил мадемуазель де… – Рауль не мог договорить имя. – Я любил ее, я верил ей, а теперь я расплачиваюсь за свою веру тем, что больше ее не люблю.

– О, виконт! – воскликнула Монтале, подавая ему зеркало.

– Понимаю, что вы хотите сказать, сударыня. Я очень изменился, не правда ли? Знаете почему? Мое лицо – зеркало моей души, и внутри я изменился так же, как снаружи.

– Вы утешились? – насмешливо спросила Монтале.

– Нет, я никогда не утешусь.

– Вас не поймут, господин де Бражелон.

– Меня это меньше всего беспокоит. Сам себя я слишком хорошо понимаю.

– Вы даже не пытались поговорить с Луизой?

– Я? – вскричал молодой человек, сверкая глазами. – Я? Право, а почему вы мне не советуете на ней жениться? Может быть, король теперь и согласился бы на это!

И в гневе он встал.

– Я вижу, – сказала Монтале, – что вы не излечились и что у Луизы есть еще один враг.

– Враг?

– Фавориток не очень-то жалуют при французском дворе.

– Разве мало ей защиты ее возлюбленного? Она выбрала возлюбленного такого сана, что никаким врагам его не осилить. И потом, – добавил он после паузы с некоторой иронией, – у нее есть такая подруга, как вы.

– Я? О нет: я уже не принадлежу к тем, кого мадемуазель де Лавальер удостаивает взглядом, но…