Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Книга 3 (худ. Клименко)
Шрифт:
— О, у вас еще два дня впереди, и времени в вашем распоряжении даже больше, чем нужно, господин Персерен, — сказал д’Артаньян, напуская на себя полнейшее равнодушие.
Персерен поднял голову, как человек, не привыкший к тому, чтобы ему перечили даже тогда, когда дело идет о какой-нибудь его прихоти, но д’Артаньян не обратил никакого внимания на чело прославленного портного, чародея парчи, которое начало заволакиваться тучами. Он произнес:
— Дорогой господин Персерен, я привел к вам заказчика.
— Что вы, что вы! — угрюмо бросил портной.
— Господина барона
Персерен отвесил поклон, не вызвавший никакого чувства симпатии в грозном Портосе, который с той поры, как вошел в кабинет, не переставал искоса смотреть на портного.
— Одного из моих ближайших друзей, — добавил в заключение д’Артаньян.
— К услугам господина барона, но не сейчас, а немного спустя.
— Немного спустя? Но когда же?
— Тогда, когда буду располагать временем.
— То же самое вы сказали моему слуге, — проворчал с недовольным видом Портос.
— Возможно, — сказал портной, — я почти всегда занят по горло.
— Друг мой, — назидательно заметил Портос, — когда хочешь, время найдется.
Персерен побагровел, что у стариков, кожа которых поблекла от старости, всегда является опасным симптомом.
— Сударь, — буркнул он, — вы вольны заказывать себе платья у кого вам будет угодно.
— Погодите, Персерен, погодите, — произнес примирительным тоном капитан мушкетеров, — вы сегодня не слишком любезны. Ну что ж, я произнесу одно слово, которое заставит вас покориться. Барон дружен не только со мной, он к тому же один из друзей господина Фуке.
— Так, так! — промолвил портной. — Это меняет дело, да-да, меняет. — Затем, повернувшись к Портосу, он спросил: — Господин барон из числа сторонников господина суперинтенданта?
— Я сам по себе, — вскрикнул Портос, и как раз в этот момент поднялась портьера, давая проход еще одному свидетелю этой сцены.
Мольер наблюдал. Д’Артаньян смеялся. Портос мысленно сыпал проклятиями.
— Дорогой Персерен, — поклонился д’Артаньян, — вы сошьете костюм господину барону; это я прошу вас об этом.
— Ради вас — ну что ж, не возражаю, господин капитан.
— Но это еще не все; вы безотлагательно приметесь за этот костюм.
— Раньше чем через неделю — немыслимо.
— Но это все равно, как если бы вы решительно отказали: этот костюм необходим для празднества в Во.
— Повторяю, что это немыслимо, — настаивал на своем упрямый старик.
— Нет, нет, дорогой господин Персерен, погодите отказываться, в особенности если об этом прошу вас и я, — произнес у двери ласковый голос, заставивший д’Артаньяна насторожиться. Это был Арамис.
— Господин д’Эрбле! — воскликнул портной.
— Арамис! — пробормотал д’Артаньян.
— А, наш епископ! — приветствовал его Портос.
— Здравствуйте, д’Артаньян! Здравствуйте, милый Портос! Здравствуйте, дорогие друзья! — сказал Арамис. — Так вот, любезнейший господин Персерен, сшейте костюм господину барону, и я ручаюсь, что, сшив его, вы доставите удовольствие господину Фуке.
Произнеся эти слова, он сделал знак Персерену, гласивший: «Берите заказ и прощайтесь с ними». Арамис, по-видимому, пользовался
у Персерена даже большим влиянием, чем д’Артаньян; во всяком случае, портной поклонился, показывая тем самым, что он соглашается, и, повернувшись к Портосу, сухо заметил:— Отправляйтесь к моим подмастерьям, они снимут с вас мерку.
Портос покраснел так, что на него было страшно смотреть. Д’Артаньян понял, что вот-вот разразится гроза, и, обращаясь к Мольеру, вполголоса произнес:
— Дорогой господин Мольер, вы видите пред собой человека, который считает, что он подвергнет поношению свою честь, если позволит снять мерку со своих костей и своей плоти, дарованных ему господом богом; присмотритесь к этой весьма примечательной личности и используйте, мой высокочтимый Аристофан, свои наблюдения.
Мольер не нуждался в этом совете, он и так не спускал глаз с барона Портоса.
— Сударь, — сказал он, обращаясь к последнему, — если вы соблаговолите пройти вместе со мной, я устрою так, что закройщик, снимая с вас мерку, ни разу не прикоснется к вам.
— Но как же он это проделает, друг мой?
— Я утверждаю, что, снимая с вас мерку, вам не будут докучать локтями, футами или дюймами. Это новый способ, придуманный нами для знатных господ, которые настолько чувствительны, что не могут позволить какой-нибудь деревенщине касаться и ощупывать их. Мы сталкивались с людьми, которые не в состоянии вынести, чтобы с них была снята мерка, — ведь и в самом деле подобная церемония оскорбляет, по-моему, естественное достоинство человека, — так вот, если и вы, сударь, случайно принадлежите к разряду таких людей…
— Черт возьми, полагаю, что да.
— Отлично, господин барон; в таком случае все устроится как нельзя лучше, и вы будете первым, кто испытает на себе придуманный нами способ.
— Но как же все-таки снимут эту чертову мерку?
— Сударь, — ответил, отвешивая поклон, Мольер, — если вы соблаговолите пройти вместе со мной, вы убедитесь в этом собственными глазами.
Арамис наблюдал эту сцену с неослабным вниманием. Быть может, он думал, основываясь на интересе, проявляемом к ней д’Артаньяном, что и он уйдет из кабинета портного вместе с Портосом, чтобы не упустить развязки столь забавно начатой сцены. Но, несмотря на всю свою проницательность, Арамис все же ошибся. Ушли только Портос и Мольер. Д’Артаньян остался у Персерена. Почему же он там остался? Из любопытства, и только; может быть, и ради того, чтобы провести несколько лишних мгновений в обществе Арамиса, своего доброго старого друга. После того как Портос и Мольер удалились, д’Артаньян подошел к епископу, что, по-видимому, не входило в планы последнего.
— И вам нужно новое платье, не так ли, дорогой друг?
Арамис усмехнулся:
— Нет.
— Но ведь вы поедете в Во?
— Поеду, но без нового платья. Вы забываете, дорогой д’Артаньян, что ваннский епископ не настолько богат, чтобы шить себе новое платье к каждому празднеству.
— Ба, — сказал, смеясь, мушкетер, — а поэмы, разве мы их больше не пишем?
— О д’Артаньян, — проговорил Арамис, — подобную чепуху я давно уже выбросил из головы.