Виктор Глухов агент Ада. Компиляция. Книги 1-15

Орчанка внимательно и оценивающе на меня посмотрела и сказала:

– Кого другого, малыш, я за этот вопрос убила бы, но с тобой поцелуюсь. – Она притянула меня к себе сильными руками и впилась мне губы, да так, что клыками прокусила верхнюю губу.

Мой рот наполнился кровью, которую она втянула в себя и проглотила. Потом резко оттолкнула меня. Сначала она усмехалась, смотря на глубокие раны на губе, из которых обильно текла кровь, но по мере того как они затягивались, улыбка сползала с ее лица.

– А ты не так прост, малыш, – задумчиво разглядывая меня, произнесла она и вдруг скомандовала своему сопровождению: – Уходим!

И они так же шумно, как вошли, покинули трактир.

– Она выпила твою кровь? – глядя на меня из-под нависших бровей, спросил один из братьев.

– Наверное, – ответил я. – А что, это плохо?

– Ведьма теперь будет тебя чувствовать, если ты окажешься где-то недалеко, а хорошо это или плохо, будет зависеть от того, что она с тобой захочет сделать.

– Сейчас ты для нее просто интересная зверушка, которая ее позабавила, – ответил за наемника десятник. – Ты осторожным быть просто не умеешь, это я понял. Кроме того, везучий как не знаю кто. Но если из-за тебя в походе начнутся неприятности, я убью тебя сразу. Хочу, чтобы ты, студент, запомнил мои слова. Степь любит тишину. Пошли, ребята, – сказал он братьям.

Они ушли, а я остался один за столом. Мои мысли крутились вокруг только что случившегося. Шаманку я не боялся, но вот узнать обычаи орков надо было по-другому, не так отсвечивая. Мне хотелось свои возможности сохранить в тайне, но шутливый настрой иногда не к месту меня подставлял, при этом Шиза вела себя отстраненно, не мешая и не помогая.

– Я не вмешиваюсь, потому что у тебя всегда получается вылезти из задницы, в которую ты сам себя загнал. И получается лучше, чем это сделала бы я, – ответила на мои размышления мой ангел-хранитель. – Тебе и мать говорила: «Витя, ты подумай сначала, перед тем как что-то сделать». Я тоже это тебе скажу: думай.

Вечером я взял корзины с посудой и понес к магистру в подвал. Честно, я думал, что старого засушенного стручка там уже нет, но жердина был на месте и что-то мастерил.

– Ты где пропадал? – не поднимая головы от разложенных на столе медальонов, спросил он.

– Посуду за вами мыл. Вы, магистр, неаккуратно работаете, столько грязи я еще не видел, – поставил корзины в угол, где они стояли, и посмотрел на Луминьяна.

– А говорят, что какой-то студент свару устроил с орками в трактире, – вдруг сказал магистр, не отрываясь от работы.

– Да дурней везде хватает, – как можно равнодушнее ответил я.

– В этом ты прав, – согласился со мной Луминьян, – дураков действительно хватает. Ты себя к кому относишь?

– Учитель, – решил сподхалимничать я, – странный вопрос!

– Я тебе не учитель, а временный начальник, – ответил старик и подошел к корзинам с посудой, достал несколько предметов и внимательно осмотрел. – И вопрос ничуть не странный, нормальный вопрос. Студент у нас один, и это ты. – Он поднял голову и посмотрел на меня, но взгляд его выражал больше удивление, чем недовольство.

Тут, оказывается, слухи разносятся со скоростью поезда, вот и магистр, сидя в подвале, уже слышал о моих подвигах. И что ему сказать, кто я, коли сам же назвался дурнем.

– Сплетни это, – махнул я рукой.

– Странно, – сказал магистр, внимательно рассматривая чистейшую посуду, – ты знаешь заклинания идришей?

Я ожидал всего, но только не этого вопроса, и застыл с открытым ртом.

– А что, – спросил я осторожно, – это большая тайна?

– Этот народ свои тайны никому просто так не открывает, – ответил магистр и понюхал склянку своим орлиным носом.

– Но я так понимаю, магистр, что вы знаете эти заклинания, – не остался я в долгу.

– Я знаю их, потому что моя мать из народа идришей, – ответил въедливый старикан. – А вот откуда знаешь ты, нехеец? – Он остро смотрел на меня, ожидая правдивого ответа, и от того, что я отвечу, могло зависеть развитие последующих событий. А то, что он вычислил во мне нехейца, тоже убеждало, что врать не следует.

– Мне повстречалась одна семья идришей, которой я помог и принял к себе на службу. Отнесся к ним не как все, а по-человечески, если вы понимаете, о чем я говорю, – ответил я.

– Я понимаю, – покачал он лысой головой, внимательно меня рассматривая.

В это время, как всегда некстати, вылез из сумки другой магистр, сложенный конвертиком. Он на наших глазах разложился и встал в полный рост. При всей его устрашающей внешности он стал еще и зеленым.

– Мой юный друг, – сказала иллюзия, – вам следует закрывать свои запасы вина от посторонних, иначе я сопьюсь.

Луминьян совершенно спокойно смотрел на моего иллюзорного ужастика; казалось, его невозмутимость невозможно пробить никакими событиями или видениями.

– Похож на Вальгума Рострума, давно пропавшего, – высказал свое мнение артефактор.

Бывший магистр ордена Искореняющих обернулся на голос и совершенно беззаботно сказал:

– О, здорово, Луминьян! Как поживаешь? У тебя от похмелья есть что-нибудь?

– Это иллюзия? – спросил меня жердина, присматриваясь к другому магистру.

– Был раньше, – сознался я, – теперь вот живет своей жизнью и стал пить. Вот из-за него меня сюда и сослали, – добавил я.

Врать этому сухому крючконосому магистру я не хотел. От него веяло какой-то доверительностью, которую умом было не понять, но я чувствовал ее где-то на глубинных слоях своего сознания. Ему надо говорить правду. Не скрывая.

– И где ты видел настоящего магистра в таком виде?

– На месте силы, распятым его учениками. Я его снял и по его просьбе отправил за грань. А он туда не ушел. Залез ко мне в сумку, в пространственный карман, и долго там сидел, пока мне в голову не пришло создать иллюзию, в которую он вселился.

– Интересный феномен, – прошамкал тихо Луминьян, – требует изучения. Вальгум, – обратился он к бывшему Искореняющему, – ты позволишь тебя изучить?

– А зачем меня изучать, старый идриш, мне и так хорошо. Ты спрашивай, я отвечу, но сначала бы полечиться.

Я достал свой эликсир и протянул Роструму; тот, не глядя, что ему дают, выдул фиал и с облегчением вздохнул.

Луминьян с интересом смотрел на преображение живой иллюзии.

– Вы позволите ваш фиал? – спросил он у меня.