Виктор Глухов агент Ада. Компиляция. Книги 1-15
Шрифт:
– Затихла, тварь, – еле слышно прошептал он, а Гради-ил с ужасом подумал, что они скажут про невесту человеку, когда он вернется? Эта тварь, скорее всего, ее убила и сейчас сидит и жрет. Он прислушался, но из повозки не доносилось ни звука.
Они разделились и одновременно подкрались к повозке с разных сторон. Первым улетел Фома и затих. Гради-ил, разрезав парусину, просунул голову и тут же получил сильнейший удар. Падая и теряя сознание, он с горечью подумал: не уберегли.
Я вернулся утром. Но лучше бы не возвращался. Мою повозку окружили ездовые орки, и ими командовал
Что лицо эльфара, лежащего безмятежно и сложившего руки на груди, как покойник, что морда орка с левой стороны были синие и опухшие. Моя повозка представляла собой решето.
– Фома, что здесь происходит? – спросил я, рассматривая его и весь отряд, залегший метрах в тридцати от повозки.
– Беда, учитель! – Фома чуть не плакал. – Не уберегли мы твою невесту.
Он упал на колени и подставил голову для казни.
Я потряс головой, пытаясь отключиться от нереальной картины.
– Вчера, когда я ушел, она была жива-здорова и еще лягалась. Что за ночь-то произошло? Рассказывай! – поднял я с колен орка. – Что произошло?
– В твою повозку вчера пробралась какая-то тварь. Мы не заметили ее, она, видно, колдовала, а Ганга решила переночевать в твоем фургоне. Там на нее тварь и напала. Шаманка кричала, мы поспешили ей на помощь, но помочь не смогли. Очень сильная тварь. По-видимому, она Гангу убила и сожрала. – Все это он говорил несвязно, глотая слова и чуть не плача. – Мы с ней всю ночь бились и не смогли одолеть. Теперь она превратилась в Гангу и страшно ругается. Обещает нас на костре сжечь. А Гради-ил уже отходит. – Фома посмотрел на эльфара, не выдержал и заплакал.
Мне оставалось только покачать головой. Я склонился над эльфаром и увидел, что в нем духи пожирают его жизнь.
– Лиан, забирай кибуцьеров, – сказал я, и духи мгновенно перешли в меня.
Гради-ил открыл глаза, непонимающе похлопал ими и шепеляво спросил:
– Я уже на небешах?
Не отвечая, я влил ему в рот эликсир, ополовиненный фиал протянул Фоме и направился к повозке.
Спасибо, что не стали меня останавливать, а то мое терпение могло закончиться.
Я подошел поближе и крикнул:
– Ганга, вылезай, война закончилась.
– А ты кто? – раздался из фургона осторожный голос.
Понимая, что сейчас шутить не время, просто сказал:
– Я Ирридар Тох Рангор.
– Врешь ты все! Сунься только, тварь, сюда, – послышалось из-под разорванной во многих местах парусины.
Я перешел в боевой режим и телепортом прыгнул к повозке.
Там, из глубины, нацепив на голову серебряную супницу из сервиза, как шлем, соорудив из сундуков и тюков себе баррикаду, выглядывала, держа оборону от Фомы, смеска-воительница. Приблизившись, я отобрал у нее все режущие и колющие предметы, поколебавшись, забрал и жезл. Потом вместе с ней перенесся к Фоме. Вышел из боевого режима и, не отпуская девушку, стал увещевать окружающих:
– Война закончилась. Всем нужно успокоиться.
Ганга немного подергалась. Но, осознав, что я это я, а рядом живой Фома и полуживой Гради-ил, перестала сопротивляться. Я снял супницу с ее головы и усадил девушку на траву. Посидев немного и придя в себя, орчанка дала
волю своим чувствам. Она громко разревелась.– Где ты ходишь? Тут та-а-кое творилось! Я думала, Фому и Гради-ила демоны убили-и. Они… они-и-и покушались на мою че-есть! Они-и хотели меня уби-и-ить. Всю но-очь напада-али-и… – рыдала она.
Я озадаченно посмотрел на Фому и эльфара. Те так же озадаченно смотрели на Гангу.
– Давай по порядку, что за демоны? – гладя ее волосы, успокаивая, и самым добрым голосом, каким только мог, попросил я.
Немного успокоившись и высморкавшись в платок, она стала говорить, и речь ее звучала уже более спокойно и связно.
– Я вечером залезла к тебе в фургон, думала, раз ты оттуда исчез, там я тебя и дождусь. Но там оказался кто-то чужой. Я поспешила на выход, но там оказались еще чужие. Меня схватили и попытались снять штаны. Я отбилась, ударив ногой.
При этих словах у Фомы открылся заплывший глаз.
– Я вижу! – радостно заорал он. И тут же возмущенно заявил: – Так это ты врезала мне ногой? – Потом, вспомнив, что его обвиняют в покушении на честь невесты учителя, с еще большим возмущением, почти крича, стал оправдываться: – Я не пытался снять с нее штаны, я спешил ей на помощь, а тут что-то ткнулось мне в лицо и ударило копытом. Откуда мне было знать, что это она в меня врезалась, темно было! Я только видел мелькнувший силуэт, как у собаки.
– Так это был ты? – удивленно спросила орчанка. – А хватал меня зачем? – Она грозно посмотрела на молодого орка.
– Я и говорю, в меня что-то врезалось мягкое, я и схватил это. Лягаться не надо было, сказала бы, что это ты, и все, – не сдавался Фома.
– Это он просто схватил! – продолжала возмущаться орчанка. Но в следующий момент она зажала рот ладошкой. – А кто в повозке был тогда? Их было двое. Я помню. Одного я тоже лягнула. А второй страшный такой, и у него змеи вместо глаз. До сих пор в себя прийти не могу. Как он страшно спросил: «Ты кто?» – басом изобразила командира моего спецназа Ганга. И как-то странно посмотрела на меня. – У тебя почему синяк на лице? – спросила девушка, рассматривая мое лицо более пристально, чем раньше, и в ее голосе послышались прокурорские нотки.
Фома тоже воззрился на меня. Пришлось говорить правду, хоть она была мне неприятна.
– Я вечером вернулся и хотел отдохнуть, залез по-тихому в повозку и уснул. Тут кто-то стал орать. Я проснулся. Вижу, по повозке мечется Ганга, то вперед, то назад и прет на меня своим задом. Я попытался ее остановить, но она еще громче заорала и ударила меня ногой. Вот, по лицу.
– Я ударила, потому что ты меня лапал, – наехала на меня орчанка.
– Не обольщайся, – скривился я, – я просто не хотел быть сбитым твоим напором. Потом ушел подальше и переночевал спокойно.
– Переночевал шпокойно, – повторил за мной лежащий в той же позе эльфар. – Штало быть, по вашей милости, ваша милость, мы друг ш другом воевали вшю ночь? – Он стал осторожно смеяться. – Кхе-кхе. Тварь ш копытами… – И заржал уже в полный голос.
Следом несмело рассмеялся Фома, Ганга растерянно посмотрела на них и тоже не удержалась. Вскоре все трое хохотали до слез, не в силах остановиться. Только я сидел мрачный и думал: ну ни на день нельзя оставить моих новых родичей, чтобы у них что-то не приключилось.