Вильгельм
Шрифт:
— Стой. Куда пошел? — не открывая глаз, осведомился я, заметив, что Нардис начал потихоньку сдвигаться в сторону выхода.
Тот замер.
— На улицу. Свежим воздухом подышать.
— К вечеру вернись. У меня дела в городе.
— Как прикажет мой юный господин… — завел старую песню этот поганец. Но тут же ойкнул, выругался и стремглав кинулся к выходу из подвала, успев выскочить наружу и захлопнуть за собой дверь буквально за миг до того, как рядом с ней клацнули зубы моей гончей.
— Хорошая девочка, — похвалил я вернувшуюся тварь, которой, в отличие
Гончая вместо ответа подсунула башку под мою ладонь и замерла. А когда я на пробу почесал ей хребет, зверюга довольно осклабилась и чуть приглушила огоньки в глазницах, как если бы хотела зажмуриться от удовольствия.
Проделки имитирующего заклинания, разумеется. Я хотел, чтобы костяная псина была похожа на настоящую, и магия крови сделала из нее именно то, что мне требовалось.
Старик, кстати, не упомянул об этом в записях, однако именно наличие у меня крови и возможность использовать связанную с ней магию заставило его склониться в сторону мысли, что я все-таки больше живой, чем мертвый. Сам он, правда, этим видом магии не увлекался[1], поэтому его знания по данному вопросу оказались отрывочными. Однако он сумел дать мне основы, понимание сути. Ну и, само собой, помогал с экспериментами, благодаря чему в конечном итоге и стало возможным появление моих мертвых слуг.
Кстати, о слугах…
— Имя бы тебе надо, — обронил я, оглядев гончую, чья зубастая морда застыла аккурат на уровне моей груди. — Решено: будешь Костью. А теперь стой смирно. Я несколько дополнительных знаков нарисую, чтобы тебя ни один артефакт в качестве нежити не опознал.
С псиной я провозился почти до вечера, благо мне никто не мешал. Ну а когда на улице снова стало темнеть, я выбрался из подвала, поднялся на первый этаж дома, который Нардис полгода назад приобрел на свое имя, и, переодевшись, придирчиво оглядел себя в зеркале.
Люди обычно уделяли много внимания тому, что называется «выглядеть прилично»: целостности и опрятности одежды, чистоте обуви, хитрым образом уложенным волосам… Меня это поначалу приводило в недоумение, но в человеческом городе нельзя было появиться в окровавленной рубашке и с осколками чужих костей в шевелюре. Нельзя было открыто пройти на кладбище и вынести оттуда чужой труп. Всем и до всего тут было какое-то дело. Особенно до маленького мальчика, если он выглядел не так, как от него ожидали.
— Что, опять могилы пойдем копать? — с кислым лицом поинтересовался Нардис, увидев, как я примеряю длинный плащ.
Я покосился на появившееся в зеркале второе отражение.
— Как у тебя с манерами?
— Не очень, — мгновенно насторожился парень. — А что? Ты собрался навестить кого-то важного?
— У меня почти закончились ингредиенты для зелий. Да и заклинание на фляге пора обновить.
— Еще же полгода не прошло, — еще больше насторожился мой внимательный и местами прозорливый помощник. — Тот тип пообещал, что до следующей весны заряда у заклинания хватит.
Я спокойно кивнул.
— Он схалтурил. Поэтому нам придется обратиться
к более опытному специалисту, который не только заломит цену на свои услуги, но и, скорее всего, окажется гораздо более щепетильным в отношении внешнего вида покупателей.Лицо Нардиса приобрело задумчивое выражение.
— Ну… лорда я при всем желании не изображу. А вот кого попроще, пожалуй, да. Например, наемного убийцу. Вора. Ну или доброго дядюшку, которому поручили заботу о племяннике-сироте.
Я смерил его изучающим взглядом.
Богини наделили моего помощника довольно яркой внешностью. В свои двадцать с небольшим он являлся счастливым обладателем высокого роста и атлетически сложенной фигуры. Был достаточно силен, чтобы помогать в моих (порой не совсем законных) делах, и достаточно умен, чтобы не задавать лишних вопросов. Еще у Нардиса были приметные волосы сочного медного оттенка, тонкие черты лица, выразительные зеленые глаза, которые неуклонно привлекали внимание женщин. Тогда как исполнительность, ответственность и умение предугадывать желания хозяина превращали парня в прекрасного компаньона, которому можно было многое доверить.
— Для лорда ты лицом не вышел, — заключил я, отчего физиономия у парня явственно вытянулась. — Насчет вора не уверен, а вот убийца из тебя получился так себе, если судить по причине, из-за которой тебя едва не вздернули на виселице.
Нардис мгновенно помрачнел.
— Да этого борова сами боги велели отправить в гости к Саану! Жирная скотина, которая все нажраться никак не может!
— То есть в чужой особняк ты залез, ведомый жаждой справедливости? — Я вопросительно приподнял одну бровь. — А то, что этот человек является вторым лицом пусть провинциального, но все-таки города, тебя не смутило?
— Он оставил мою семью без средств к существованию. Отобрал землю, потому что ему она, видите ли, приглянулась! Из-за него я попал на каторгу, моя мать умерла в нищете, а отца, решившего добиваться правды, посадили по ложному доносу!
— Ты сумел ему помочь своим дурацким поступком? — так же ровно осведомился я.
— Нет, — отвел глаза Нардис. — Когда мне удалось сбежать, было уже поздно. Отца накануне оглашения приговора зарезал один из сокамерников, которого потом оправдали. Наше имение по-быстрому продали, а мама не дождалась меня всего полгода. Так что я пришел отомстить. Этого, оправданного, все-таки вычислил, а вот до второго добраться не сумел. Он слишком высоко забрался… Скажешь, я дурак, да?
Я ненадолго задумался.
Раньше меня мало интересовала его история. Вытаскивая парня из петли, я думал прежде всего о том, что мне не помешал бы должник, который в благодарность за спасение жизни согласится на что угодно, вплоть до магической кабалы. Лица других приговоренных не показались мне внушающими доверие. Тогда как Нардис, готовясь к казни, излучал столько ярких, жгучих и совершенно искренних эмоций, что привязать его к себе показалось мне хорошей идеей.
— Ты не дурак, — наконец сказал я, разбив воцарившееся неловкое молчание. — Ты просто не умеешь красиво мстить.