Вилла с видом на Везувий (Сиротки)
Шрифт:
Пусто во дворе.
Николай закрепляет Старика в кресле – каталке в салоне машины «Скорая помощь». Ставит рядом стульчак. Аккуратно вешает свой чёрный костюм, подаренный синьором Энрико. Надевает белый халат фельдшера.
В салоне уже сидят молчаливые тёща с Лесей.
Едут. Перед постом дорожной милиции на выезде из города Николай включает сирену и «мигалки». Проскакивает.
Милиционеры на посту пью чай:
– Вот у медиков, бля, работа. Ни днём, ни ночью им покоя.
Полустанок. Николай
– Вы там, мамаша, не дёргайтесь. Сидите тихо у сестрички.
– Я же, Колечка, не успела предупредить, что не приду в ночь в поликлинику убирать, – бормочет тёща, – Они утром придут. А там грязь. Ольга Петровна будет ругаться.
Николай отдаёт ей пачку денег, вынутую у «Быка». Поезд ещё стоит. Время тянется.
Николай смотрит на бледненькую худенькую дочку. Обнимает её. Та прижимается к нему из всех своих цыплячьих сил. Смотрит ему в глаза снизу вверх. Поезд дёргает.
Николай спрыгивает на перрон. Идёт за вагоном, не отрывая взгляда от дочки. Как будто впервые видит её.
Протягивает руки. Дочка прыгает из вагона в его руки. Он прижимает её к себе.
– Всё! – говорит он тёще. – Леся со мной!
Ночь. Дорога. Николай ведёт машину. Леся смотрит на дорогу. Николай, пьёт воду из бутылки, обливает лицо водой. Твердит сам себе.
– Мозги в кучу, мозги в кучу, пацан. Дедуля, как ты там не мерзнешь? Леся, там есть одеяла. Сама укройся и деда укрой. Нам, главное, доехать до тёти Маруси. Такая тётя есть, Леся. Он умная. Она придумает. Иначе хана!
Николай задремывает за рулём. Машину заносит. Николай выворачивает руль, удерживает машину. Только легко ударяет её об дерево. Съезжает с дороги в кусты. Говорит сам себе вслух:
– Значит, майора с «Быком» должны ждать на развилке под Киевом в 9 утра. Плюс, минус полчаса. Потом кинутся искать. Всю Украину накроют, гады. Они могут! Значит, нам надо исчезнуть сразу после девяти. Эх, зачем я тебя, доця с собой потащил. Ну, ничего! По любому час я должен поспать. А то не довезу. Час! – даёт себе команду.
Сон, в который он проваливается – это вилла в Неаполе. Белые комнаты, белые занавеси на ветру. Старик в белом холщовом костюме под зонтиком. Солнце над морем. Маруся в купальнике, стеснительно оглядываясь, спускается в бассейн.
– Папка! – слышит Николай сквозь сон, – Папка! Час кончился!
– Чего?!
– Ты говорил «час спать», – теребит его за плечо дочка. – Я на часах понимаю…
– А ты чего не спала?
– Дедушка пить попросил. Я поила.
– Как пить попросил? Сказал?! Хотя даже если… откуда тебе по-итальянски?
– Так он не словами. Он так. А я поняла. – Николай с удивлением всматривается в дочку – Ехать нам надо, папка. Ты ж говорил, если вовремя не доедем хана нам.
– А ты знаешь, что такое «хана»?
– Это, ну, как пиздец. Поубивают нас с тобой
и деда злые дядьки.– Не боись, доча! У тебя папка есть! Ты в порядке! – Николай заводит мотор, выезжает на трассу.
– А бабушка всё говорит… Ты, Леська сирота. Вот умру, и никому ты не нужна будешь. Сирота! Даром родилась! – передразнивая интонацию бабки Елизаветы, говорит Леся, глядя прямо перед собой на несущуюся в фарах дорогу – ой, зайчик перебежал. А я бабушку слушаю, а сама думаю.
У меня папка есть. И мамка есть… В Италии. А ещё у меня теперь и дедушка есть. Папка, дед какать хочет.
Останавливаются. Николай пересаживает Старика на стульчак. Торопит:
– «Ноно», давай побыстрее. «Престо! Престо!» Знаешь, Леся, как итальянцы говорят? Вот так быстро-быстро… – Николай имитирует журчание итальянской речи. Достаёт канистру с бензином. Доливает бак.
Снова несётся ночная дорога.
– А нас в садике учили итальянской песне. Красивая.
– Спеть? – спрашивает Леся.
– Давай, чтобы мне не заснуть.
Леся поёт «Санта Лючия». Тоненький детский голосок в ночи.
– Молодец! – Николай всматривается в ночь, – Ничего. Главное добраться до тёти Маруси. Там село глухое.
Машину спрячем. Там, доця, сад большой. Яблоки. Дом с воротами.
Как раз в тех самых, воротах дома Маруси стоит большой мужик. Потягивается. Подходит второй, писает.
– Ну, блядь, попали, Стас! В армии я от караулов всегда отмазывался. А тут, на тебе.
– Да, засада! Пацаны по полной во Львове отрываются, а ты, сиди и жди какую-то девку. Вот скажи, на хер ей из Италии сюда рвать в эту глухомань. Здесь даже водки нельзя прикупить. Сейчас проверю, может в бардачке завалялась бутылка – Стас идёт к своей машине, ищет, – Нету! Где этот мент сранный, что нас привёз. Обещал же бухалова довезти, – передразнивает: – «Я участковый милиционер». Участковый. Всю жизнь не любил именно этих… «участковых». Отвалил, падла! Дела у него… Закурить хоть есть?
Закуривают. Стас прислушивается. Ныряет в глубину двора. Прижимаясь к стенке, обходит дом. Стараясь не шуметь, снимает туфли и босиком, между деревьями крадётся по саду.
Мимо него кто-то двигается. Бросок. Борьба. Стас скручивает отбивающуюся Марусю.
– Лёха! Давай сюда! Я тут привидение прихватил.
Прибегает Лёха.
– А ну – ка, присвети фонарём. Опа! Девка! И что же ты, голуба, по ночам гуляешь? Молчишь? А если по печени пару раз. Вот так! – бьёт Марусю и она падает. Стас наклоняется над ней – Как зовут? Только не надо, что просто шла мимо. В кино, на танцы.
– Да я с соседнего хутора. От любовника, – отвечает Маруся – Вы что хулиганите? Я в милицию на вас пожалуюсь.
– С соседнего хутора? Кого ты лечишь? Смотри, Лёха. На фотке та же рожа. Так что фамилия тебе, девка, Чемеряк. Зовут тебя Маруся. Давно прячешься? Кто предупредил или нас заметила?
– А что тут замечать. Вон все окна выбили, забор развалили своей машиной. Песни орёте.
– Ну, ты, бля, каракатица, ещё будешь учить, как нам себя вести, – снова бьёт. – Как сюда притюхала? Когда?