Вилла в Италии
Шрифт:
Мягкие, трепещущие огоньки придавали столу и всей террасе очень веселый и нарядный вид. Ели пасту в зеленом соусе, о котором Воэн подумала, что он из амброзии. Служанка сказала Люциусу, что соус называется pesto и готовится из листьев базилика и хвойных семян.
— Бенедетта выращивает ранний базилик в кухне на подоконнике, — сообщила Марджори. — Я никогда его раньше не ела. Как вы думаете, это то же самое растение, что в китсовском «Горшке с базиликом», с похороненной в нем головой Лоренцо?
Сегодня они выпили вина больше обычного, и раскрасневшаяся Джессика была разговорчива. Она
— Надеюсь, я не разглашаю чужих тайн, но Делия сказала мне, что вы живописец.
Воэн готова была ее задушить. Теперь Люциус подумает, что она насплетничала про него подруге. Выболтала всю историю, которую он теперь и сам не рад, что рассказал и которой — Делия была уверена — совершенно не хотел бы делиться с остальными.
На миг на лице американца промелькнуло выражение… нет, не ярости, а паники, замешательства. И тут же его отпустило.
— Девушки пошептались?
— Я только сказала Джессике, что вы рисуете! И все!
— Я больше не рисую. Баловался, когда был мальчишкой.
В его словах слышалась завершенность, но Делия, под действием вина утратив осмотрительность, не собиралась оставлять этот разговор.
— Я певица, — заявила она.
— Мы знаем, — кивнула Марджори.
— И очень хорошая, — добавил Джордж. — Та пьеса Шуберта, что вы исполняли на днях… У вас талант трогать сердца мужчин.
— А каково это, по-вашему, «трогать сердца». Что при этом испытываешь? — спросила Воэн с негодующими нотками в голосе.
— Наверное, ощущаешь свое могущество, — предположил Уайлд. Он откинулся на спинку стула и наблюдал за певицей.
Задумчиво взболтав вино в бокале, она полюбовалась его богатым цветом на фоне пламени свечи.
— Я думаю, это крайне любопытно. Нас тут пятеро, и ни один не занимается тем, чем хотел бы или чем ему следовало бы заниматься.
Джордж недовольно помотал головой:
— В моем случае вы ошибаетесь. Я ученый, этому обучался и всегда хотел этим заниматься.
— Нет, это не совсем так, — возразила Марджори. — Возможно, так было в прошлом, но сейчас все изменилось, не правда ли? Из-за того, чем занимались во время войны — не знаю точно, что это, но полагаю, ваш интерес имеет прямое отношение к атомной бомбе или чему-то столь же ужасному, — вы разочаровались в науке. Она была вашим божеством, и вот теперь вы обнаружили, что оно не такое уж доброе.
— Прошу прошения! — оскорбленно вскинулся Хельзингер. — Наука — божество? Это весьма абсурдное и ненаучное допущение. И уверяю вас, в корне ошибочное!
— Вовсе нет. Вы, ученые, возводите науку в ранг религии. Да, вместо церквей у вас лаборатории, а вместо алтарей — лабораторные столы, но вы обособленное племя, точь-в-точь как священнослужители, и думаете, что знаете ответы на все вопросы. Тоже точь-в-точь как слуги Божьи.
Похоже, это суждение лишило физика дара речи, и Делия перехватила нить разговора:
— Джордж может это отрицать, но я думаю, Марджори ухватила суть проблемы.
— А почему я занимаюсь не тем, чем хочу? — спросила Джессика. Ее не заботило, куда катится разговор. — Да, у меня непростая семейная жизнь, но то же самое можно сказать о многих.
— Ничем не занимаешься. В этом твоя беда. Хорошие
мозги и есть энергия, а единственное, чего ты достигла, — это, помаявшись дурью, вышла за богатого человека, который тебе совершенно не подходит.Мелдон вдруг рассвирепела:
— Ты считаешь, я должна была преподавать математику в какой-нибудь школе — так, что ли?!
— Учитывая, как ты транжирила время в Кембридже, не думаю, чтобы какой-нибудь школе потребовались твои услуги, диплом у тебя вшивый. Один твой сокурсник сказал мне однажды, что ты могла бы добиться куда большего, если бы поменьше развлекалась и хоть немного работала.
— Поскольку я никогда не имела ни малейшего намерения стать математиком — просто этот предмет лучше всего давался мне в школе! — с какой стати мне было утруждаться? Я получила диплом, меня не исключили, я не провалилась. Кроме того, математика — безнадежный предмет. Если только у тебя нет особого дарования, как у настоящих ученых, вкалывай не вкалывай — большого значения не имеет. Со мной в Кембридже учились люди, которые делали такие вещи в математике, каких я при всей зубрежке и стараниях не могла бы повторить. Это как с музыкой, Делия: либо у тебя есть талант — либо нет. Так что я вполне довольна своими достижениями, но все равно спасибо за заботу. И еще, — добавила она, с грохотом опуская локти на стол и пристально глядя на подругу, — если уж мы заговорили о том, кто и как транжирил время в Кембридже, то позволь спросить, кто вообще еле-еле получил диплом, потому что все время тратил на музыку, а не на университетские занятия?
— В отношении математики это совершенно верно, — подтвердил Джордж, наблюдавший за спором с самым искренним вниманием. — Вам не следует так уж нападать на подругу.
— Я не нападаю, просто имею право это высказать, потому что она моя подруга.
— Все мы совершаем ошибки, — проговорил Уайлд.
— Ты не нашла того, чем хочешь заниматься, и будешь несчастна, пока не найдешь, — заявила Воэн. — Налейте мне еще вина, Люциус.
— Пожалуй, с вас уже довольно, — предостерег Джордж.
— Нет, не довольно. Я чувствую себя, как та женщина из древнего мира… как ее звали? Та, что на фреске. Пророчица… а, вспомнила: сивилла. Однажды я пела сивиллу, но не могу вспомнить, где и в какой опере. И более того, мне на это наплевать!
— О, ради всего святого, оставь пророчества Марджори — бросила Джессика, все еще переживая из-за слов подруги.
— Не оставлю. Вы с Джорджем можете не соглашаться с моими словами, хотя это правда, но вот Марджори не может. Она была писательницей и хочет ею быть. Но только она не пишет, — следовательно, не делает того, что хочет. А вы, Люциус, хотите быть художником.
— Не совсем так, Делия. Нужно употребить прошедшее время. Все это дела давно минувших дней. Мальчишеская прихоть, не больше. А сейчас я взрослый успешный банкир, опрометчиво оторвавшийся от работы, чтобы приехать на «Виллу Данте». Вероятно, это вообще было ошибкой — учтивая, что скрывается в этой башне. Я, как и запланировал, поеду в Лондон, где пробуду несколько лет и заработаю кучу денег для себя и для банка. И кстати, я скоро женюсь.
Это заявление было встречено ошеломленным молчанием.