Виллисы
Шрифт:
Девчонки уже спали. С кровати Середы было снято белье, голая кровать смотрелась сиротливо, как могила.
Юлька включила свою лампу, пригнула вниз, стала раздеваться. Замерла, взглянула на Титову. Та лежала, уткнувшись лицом в подушку поджав колени к груди. Юлька погасила свет, забралась под одеяло.
Через минуту ей снова почудился странный звук. Юлька села, прислушалась. Тихо позвала:
— Нина…
Титова не ответила. Юлька включила и приподняла лампу, подошла к подруге.
— Нина…
Та вдруг застонала сквозь зубы, мучительно выгибаясь всем телом. Юлька с трудом повернула
— Не надо… — простонала она. — Не зови… пожалуйста…
— Галина Николаевна! — Юлька в ужасе бросилась к двери. — Галина Николаевна!!
— Не надо…
Воспитательница уже бежала по коридору.
— Там… — Юлька указывала рукой. — Там…
Ия стояла в ночной рубашке, издалека испуганно заглядывая в лицо подруге. Галина Николаевна включила верхний свет.
— Нина, что с тобой? — она склонилась над постелью. — Врача! Живо!
Ийка метнулась в дверь.
— Нина… Ты меня слышишь?.. — Галина Николаевна встряхивала ее за плечи. — Посмотри на меня…
В комнату заглядывали встревоженные девчонки. Растолкав их, вбежал врач, присел на кровать.
— От света! — скомандовал он. Оттянув веки, заглянул Нине в глаза. — Ты пила что-нибудь?
— Я не нарочно… честное слово…
— Что ты выпила?!
— Я не нарочно… — Нина снова судорожно выгнулась, ее рвало желчью.
Врач заметил блестящую упаковку в тумбочке, выдвинул ящик — вперемешку с заколками, письмами, косметикой на пол посыпались голубые капсулы.
— Сколько ты выпила? — он поднес лекарство к глазам Нины.
— Только Наталье Сергеевне не говорите… пожалуйста…
— «Скорую»! — крикнул врач. — А вы куда смотрели, лебеди? — обернулся он к Юльке. — Только в зеркало пялитесь, вокруг ни черта не видите!
Доктор из «скорой помощи» выгнал девчонок в коридор. В полуоткрытую дверь было видно, как он колдует с длинным резиновым зондом. Потом в интернат поднялся небритый, хмурый шофер с носилками, и Нину, укутанную по горло одеялом, пронесли к лестнице.
Вдоль всего коридора стояли у дверей своих комнат девчонки, старшие и малыши. Сквозь запертую стеклянную дверь смотрели со своего крыла ребята.
— Спать! — крикнула Галина Николаевна. — Всем спать!..
В комнате тошнотворно пахло желчью. Ия тихо всхлипывала на своей кровати.
— Юль… — позвала она. — Юль, можно я к тебе? Я боюсь…
Она перебралась к Юльке, прижалась мокрой щекой к ее плечу.
— С тобой не страшно… Ты сильная…
Юлька молча смотрела в темноту широко открытыми глазами.
— И-и, легко… За рукой… Азарова, не умирай!
Наталья Сергеевна, как всегда подтянутая, гладко — волосок к волоску — причесанная, в гарнитуре тяжелого старинного серебра, раздраженно ходила по залу. Урок начался с долгой, томительной паузы, потом Наталья очень спокойно спросила, кто еще принимает таблетки. Девчонки промолчали, хотя перед проверкой на форму многие пили мочегонные лекарства. Работали особенно старательно, чтобы ничем не выделяться среди других — все понимали,
что сегодня кому-то сильно достанется.— Сергиенко, я тебя в первый класс отправлю, арабеск учить!..
Юлька работала вяло, через силу, повторяла заученные до автоматизма движения, глядя перед собой пустыми глазами.
— Сергиенко!.. Я кому говорю! — Наталья Сергеевна вдруг бросилась к Ольге, с размаху ударила ее по лицу раз, другой. — Дура! Дура! Дура!.. Оторвать?! — заорала она. — Оторвать руку? Мешает?!
Ольга растерянно улыбалась дрожащими губами, не понимая, что надо делать.
Наталья Сергеевна рванула ее за плечо, как куклу, и, не сдержавшись, пнула по опорной ноге, под колено:
— Кор-р-рова!
Бить Наталья умела, удар пришелся в надкостницу — Ольга охнула и начала сгибаться.
— Стой!!
Сергиенко медленно, пересиливая боль, выпрямилась и встала в прежнюю позу, заученно улыбаясь. В длинных ресницах копились слезы.
— Не смей. Выгоню, — тихо, угрожающе сказала Наталья.
Девчонки замерли у станка, боясь шелохнуться.
— Я сказала, не смей!
Ольга изо всех сил распахивала глаза, поднимала лицо, чтобы слезы не выкатились на щеки.
Наталья наконец отошла от нее и медленно двинулась вдоль станка. Девчонки стояли в арабеске, глядя в затылок друг другу, ноги уже тряслись от напряжения.
— Я не прошу ничего сверхъестественного. Я объясняю элементарные вещи! Как можно не понимать!.. Дуры тряпичные!.. В Австралию вас таких везти? Со стыда сдохнуть!.. Зла на вас не хватает!.. С начала!..
…Я сама не знаю, Зойчонок, что со мной. Перестала понимать главное — зачем это все?.. Вчера увезли в больницу Нину Титову. Оказывается, она уже три месяца пила самые сильные лекарства, все больше и больше, чтобы похудеть перед экзаменом. Врач сказал, что у нее отказали почки. Сейчас она в реанимации, потом, если выживет, будет долго лежать в больнице — может, год, может, дольше, потом дадут инвалидность. Ради чего это, Зойчонок? Я не понимаю…
— Стоп!.. Азарова, что происходит? На тебе что, воду возили?!
— Не надо на меня орать.
— Что-о?.. — Наталья Сергеевна повернулась к ней, изумленно вскинув брови.
— Я тоже человек. Такой же, как и вы, — тихо, но твердо сказала Юлька.
Это была небывалая, неслыханная наглость. Девчонки обмерли от ужаса. Наталья резко шагнула к ней. Юлька напряглась, но глаз не отвела, смотрела в упор исподлобья, ожидая удара и отчетливо понимая, что, если Наталья ударит ее сейчас, она уйдет из зала — и пропади все пропадом, все восемь лет непрерывного, на пределе сил труда…
Наталья Сергеевна некоторое время мерила Юльку взглядом, потом размахнулась и ударила Нефедову по спине:
— Плечи брось!
И отошла, нервно, зло сжимая губы.
— Юль, не зли ее, — чуть слышно прошептала сзади Ийка. — Ты же видишь…
— Встали на прыжки!..
…Игорь назвал нашу учебу добровольной каторгой. Я обиделась, а теперь сама чувствую себя каторжанкой. Сил больше нет Пытаюсь сжать зубы — не получается потому что не понимаю — ради чего?..