Виллу-филателист

Раймонд пошел в другой угол комнаты искать ключ. Фридрих сделал за ним пару шагов.

Дверь была свободной.

Я выскочил из комнаты. По лестнице — на улицу.

Но Раймонд и Фридрих уже гнались за мной. Они схватили меня, вырвали из рук сумку и увидели там пачки с патронами.

— А-а, сначала пистолеты, а теперь патроны! — крикнул Фридрих.

— Что ты делал в участке? — ярился Раймонд.

— Вам какое дело? — бросил я в ответ.

— Ясно… — прорычал Раймонд. — Яблоко от яблоньки недалеко падает… Ничего, суд дознается!

— Какой суд! — отрезал Фридрих. — Свой суд вернее!

И они стали бить меня. Сначала я пытался отбиваться, но их было двое, и они были сильнее меня. Помню только, что у Фридриха в руке оказался камень, и этот камень угодил мне в лицо…

Когда я очнулся, то оказалось, что лежу в чужой комнате, на чужой кровати. В комнате суетилась чужая женщина. Мое тело одеревенело и ужасно болело. Голова раскалывалась.

Только спустя несколько дней начал понимать, что мне говорят, и смог что-то сказать в ответ.

Эта добрая незнакомая женщина подобрала меня на улице и принесла к себе. Я попросил ее отыскать маму. Вернувшись, она сказала, что мама не может сейчас прийти. Она тяжело больна.

Это потрясло меня. Хотя голова была перевязана и страшно болела, я не мог больше оставаться у этой доброй женщины. Я должен был увидеть маму. Женщина пошла провожать и поддерживала меня.

Добравшись домой, я узнал от соседей, что маму уже похоронили.

Сразу же после того, как восстание было подавлено, к нам пришли Фридрих и Раймонд. Фридрих бросил маме под ноги пустую парусиновую сумку и сказал:

— Вот, отродье твое прикончено!

Мама с испугу вскочила и тут же упала на пол.

Когда говорят о жертвах восстания первого декабря, я всегда думаю, что говорят и о моей маме. И еще я думаю, что не сумел уберечь ее. Уберечь, как велел дядя Артур.

Пистолет

Я на одном дыхании взбежал на чердак. Тут была моя надежная крепость и было убежище. Захлопнул за собой дверцу и припер ее куском доски. Вообще-то это было не нужно, потому что сюда, где рядом люди, Денжатник все равно бы не осмелился прийти.

Сунул руку в карман. Двадцать копеек были в целости. Я вынул монету и стал рассматривать, будто в ней было что-то особенное. Может, и было. Я спас ее от Денжатника, и она казалась мне теперь особенно ценной. Кроме ценности денежной, они словно бы вобрали в себя радость победы, потому что в схватке с Денжатником я вышел победителем. Хотя и ценой бегства, но все же! Редко случалось остаться при своих деньгах, если Денжатник, то есть Хейно, протягивал руку и требовал: «Выкладывай!»

Надо сказать, что Хейно жил за счет нас, окрестных и даже дальних мальчишек, довольно сносно. Мелочь на курево и карточную игру доставалась ему без особого труда. Жаловаться мы не решались, потому что с Денжатником нам и дальше приходилось жить на одной улице и в одном дворе. Предостережением нам стала трепка, которая досталась первому жалобщику, и никто из нас не желал испытать ее на своей шкуре.

Я устроился на ящике около окна и стал дожидаться, когда можно будет выйти. Денжатник пока еще слонялся по двору.

На подоконнике валялся какой-то железный штырек. Он лежал там столько, сколько я себя помню. Еще с тех пор, когда в детстве приходилось искать убежище от бабушки, когда я задавал деру от соседской собаки, когда мальчишка из соседнего дома обещал свернуть мне шею.

Я рассеянно взял штырек и принялся ковырять пыльный песочный пол чердака под ногами. Ковырял, ковырял и проделал маленькую пещерку под потолочной балкой. Время от времени выглядывал в окно. Денжатник все еще слонялся возле сараев. Теперь уже в компании с Возчиком.

Денжатник и Возчик были два сапога пара. Единственное различие было в том, что если Денжатнику надо было что-нибудь перенести, это делал Ильмар, то есть Возчик. Отсюда он и получил свою кличку. Должность эта его не обижала, потому что в награду и ему перепадали от Денжатника копейки, а то и рубли.

От нечего делать я продолжал ковырять, подкапывать балку. Вдруг почувствовал, что штырь дальше не идет. Конец его уперся во что-то мягкое и твердое одновременно.

Потыкал вокруг. Штырь проходил свободно. Что же там такое?

Обычно я не стал бы ломать голову над таким пустым вопросом, но делать все равно было нечего, поэтому я опустился на колени и стал разгребать руками песок.

Вскоре я вытащил из-под балки какой-то тяжелый тряпичный сверток. Развернул его, и не совру, если скажу, что на минуту у меня сперло дыхание. В тряпке был завернут пистолет! Настоящий пистолет и совсем не ржавый! Понятно, разве он заржавеет на сухом чердаке!

Я вертел пистолет в руках, и глаза мои, наверное, сверкали куда сильнее, чем утром в день рождения, когда принимаешь подарки. Ничем более поразительным я раньше не обладал!

У пистолета был довольно длинный ствол. Посередине внушительное утолщение. Казалось, что там был какой-то барабан. Я понял, что туда вкладываются патроны. Рукоятка была черноватой, немного блестела, и ее было так удобно держать в руке. И еще спуск! У меня было страшное желание нажать на него. Но я не решился. В барабане вроде патронов не было, но один патрон мог быть в стволе. Проверить это я, конечно, не умел. Я направил пистолет в окно, произнес: «Бах!» — и был абсолютно уверен, что воробей на соседней крыше прощебетал в последний раз.

Интересно, как называется мое оружие? В голове пронеслось: браунинг, кольт, парабеллум.

Парабеллум! Мне хотелось, чтобы мое оружие именно так и называлось. Па-ра-бел-лум! Это звучало гордо и немного загадочно — «р» и «л» рокотали и звучали с таким мужеством!

Мой взгляд скользнул во двор. Денжатник и Возчик все еще стояли, прислонившись к сараю, и попыхивали сигаретами.

Меня обуяла неожиданная храбрость. Недолго думая я отшвырнул ногой доску от дверцы и сбежал с лестницы во двор. Пистолет я благоразумно сунул под курточку. Я шел через двор и, как мне казалось, смотрел на Денжатника.

Дуэль глазами продолжалась довольно долго. Я изо всех сил желал, чтобы Денжатник подошел ко мне и вытянул руку… Я уже предвкушал, как он в следующий миг побледнеет и, словно побитая собака, поджав хвост, поплетется прочь… А я буду твердой рукой держать пистолет и скажу коротко и многозначительно: «С сегодняшнего дня конец твоим штучкам!»

Денжатник выплюнул сигарету, придавил ее ногой и направился ко мне. Вытянул руку и сказал уже знакомым, нагоняющим страх тоном: «Выкладывай!»

Теперь настал мой великий миг.