Винляндия

— Даже у твоих салатов с «Джелл-О» сверху накипь, — вставил стильный молодой человек в кутюрьевом поварском колпаке из «Буллока» на Уилшире.

— Прошу вас, хватит, — прохныкал Герхард.

— Тотальная честность, — напомнили ему люди. Это подлое упражнение, считавшееся пользительным, входило здесь каждому в задание, которое Герхард называл «бессрочной кулинарной епитимьёй».

— Это разве не похищение? — впоследствии поинтересуется Прерия.

Нет — все они подписали те или иные соглашения, отказы, все в своей жизни подошли к такому рубежу, на котором нужно что-то подписать. О буфетном дежурстве они говорили как о декодировании индивидуальных паттернов неядения, тем самым зря далеко за тарелки, кастрюли и сковородки, всякая испачкана уникально, за личностные случайности, прозревая уровень, на котором ты — не то, что ешь, а как… Поначалу Прерия не успела оценить многих этих духовных измерений, поскольку безостановочно носилась так, что ноги до жопы стоптала. Кающиеся из кухни, дикошарые, аки колонисты на каком-то галактическом форпосте, прибытие её встретили как событие грандиозное. Выяснилось, что никто не умел приготовить ничего такого, что им самим бы нравилось есть. Некоторые тут стали к еде индифферентны, другие активно её возненавидели. Тем не менее, за новые рецепты хватались, будто за передовую технологию из-за пределов местной звёздной системы. Ознакомившись с огородом, фруктовыми садами, морозильниками и кладовыми Приюта, не очень понимая, не нарушает ли какую-нибудь Первичную Директиву, Прерия посвятила их в Шпинатную Запеканку. И та оказалась тем самым, от чего местная публика вновь превратилась в команду.

— Что же вы им собирались подавать? — не могла не уточнить она.

— Соус, — чирикнул риэлтор из Милл-Вэлли.

— Щёзы, — хмыкнул скаутский вожатый из Милпитаса, — с кленовым сиропом.

— Новоанглийский варёный ужин, — ответил бывший казённый зэка с содроганием.

Секретом Шпинатной Запеканки был УБИ, сиречь Универсальный Бустилирующий Ингредиент, грибной суп-пюре, чьё присутствие в рядах гигантских банок в ниндзеттовых кладовках вовсе не удивляло. В глубине холодильников также можно было разжиться множеством сырных кусков, не говоря о ящиках более традиционных «Вельвиты» и «Сыр-Свиста», да и шпинат не представлял собой проблему — его бесчисленные кирпичи занимали собственное крыло морозильной камеры. Посему назавтра этот классический рецепт и стал за ужином вегетарианским entrée du jour [56] . Для мясоедов на вертела насадили целиком жариться несколько гигантских болонских колбас: их поворачивала и внимательно окатывала глазурью из виноградного желе некогда вздорная кухонная челядь, меж тем как прочие изготовляли крутоны из чёрствого хлеба, суетились, пока оттаивал шпинат, подпевали радио, которое кто-то милосердно вернул на рок-н-ролльную станцию.

56

Зд.: блюдо дня (фр.).

Под конец дня головой всунулась ДЛ и огляделась.

— Я так и думала — подросток-харизматик.

— Эт’ не я, — пожала плечами Прерия, — эт’ рецепты такие.

— Эм-м, а вон те пурпурные штуки на жаровне?

— Да кой-чего из телераздела. Ну, чего?

— Сестра Рошелль интересуется, у тебя минутки не найдётся.

Прерия пошла с ней сторожко, своим ходом, подчёркнуто проверив по дороге несколько уже собранных запеканок, а также темп вращения колбас, и только после этого покинула кухню, напоминая себе кошку. Наверху, в Кают-Компании Ниндзетт, Главная Ниндзетта, с кружкой кофе в руке, медленно проступила, пока они беседовали, из незримости. Девочке показалось, что это, должно быть, волшебный дар. Позже она узнала, что Рошелль выучила назубок — в этой комнате — все тени и как они изменяются, прикрытие, точные пространства между вещами… узнала комнату до того досконально, что могла б её пародировать, во всей её прозрачности и пустоте.

— А мне такому можно научиться?

— Нужен серьёзный объём внимания. — Взгляд вбок. — А следом вопрос, зачем тебе это надо? — Голос её был ровен, с медлительной хрипотцой, предполагавшей алкоголь и сигареты. Прерии кроме того показалось, что она слышит какие-то отдалённые сельские ноты, кои Рошелль нарочно подавляла, в пользу чего-то поневидимей.

Прерия пожала плечами.

— Да вроде может пригодиться.

— Здравый смысл и прилежная работа, вот и всё. Лишь первое из множества разочарований куноити — верно, ДЛ? — когда открываешь для себя, что знание не придёт к тебе все сразу в некий великий трансцендентный миг.

— А эти дзэнские, там, где я работаю, говорят…

— О, это бывает. Но не тут. Здесь оно всегда где-то на полях, ему достаются миллиметры и мелкие десятые доли секунды, понимаешь, оно побирается и копит всё, что у нас есть.

— Значит, не лезь к нему, если не всерьёз?

— Ну, ты б видела, сколько у нас тут дурковатых лупней, особ’ твоей возрастной группы, ничего личного, ищет тайных сил подешевле. Считают, что мы их пропустим сквозь духовную автомойку, мылом смоем всю дорожную грязь, снова целку натянем, с другого конца выйдут — и все, кто тусует у «Апельсинового Джулиуса» по соседству, сразу такие: «Фигассе!», вот как они думают, типа мы им тут все выходные спать давать не будем, и может, на рассвете в воскресенье, у них начнутся глюки, случится ментальное приключение, которое они смогут принять за улучшение собственной жизни, и кто знает? Либо они нас путают с монахинями или балетом?

Девочка подчёркнуто глянула на часы, разноцветную пластмассовую модель с винляндского блошиного рынка.

— Колбасам давать пятнадцать минут на фунт, эт’ пральна бует?

ДЛ ухмыльнулась.

— Не ведёмся на такое, Рошелль-анэ [57] .

Старшая Внимательница сменила передачу.

— Прерия, мы здесь подписаны кое-на-какие внешние информационные службы, но кроме того у нас содержится и своя библиотека компьютерных досье, включая довольно крупное на твою мать.

57

От яп. старшая сестра.

Там, где бывала Прерия, «твоя мать» да ещё и таким тоном означала неприятности, и она вовсе не была уверена, знает ли эта женщина, вроде бы из среднего класса, как оно прозвучало. Но Прерию всю трясло от нужды найти всё, что сможет, — так у некоторых знакомых девчонок было насчёт мальчишек, его фамилию в телефонном справочнике, что угодно.

— А это, — медленно (надо ли поклониться?) — ничего будет, если…

— Давай-ка лучше после ужина?

— Мчу вольт-ом, как всегда грит мой деда-электрик. — Успела на кухню она тютелька в тютельку: сколько-то запеканок уже близилось к красной риске, глазурь на колбасах начинала разлагаться. Делая вид, что подаёт пример, Прерия скользнула к одной рабочей столешнице, оборола горячую колбасу, быстро наточила нож и принялась нарезать объект на дымящиеся ломти с пурпурным ободом, которые привлекательно выкладывала на блюдо, щедрой ложкой удобряла сверху дополнительной сияющей виноградной жидкостью, после чего их уносили в столовую и устанавливали на какой-нибудь стол, где едоки накладывали себе сами — кроме тех, кто тренировал самоутверждение, конечно, эти сидели за собственным столом, и каждый получал свою тарелку уже с едой.

Из столовой за дверью нарастало в громкости двусмысленное бормотанье, отчасти голода, отчасти мрачных предчувствий. Прерия схватила котелок казённого томатного супа, внесла его, и последующие часа два к тому же втаскивала стопы свежевымытых чашек и тарелок и выволакивала грязные, протирала столешницы, разливала кофе, переходя от одного набора задач к другому по мере их возникновения, ощущая частичные пустоты и перетекая туда их заполнить, невольно подмечая, что народ брал добавки и Шпинатной Запеканки, да и колбасы. После отскоблила кастрюли и сковородки и помогла всё убрать и вымыть каменный пол кухни и посудомойки. Когда она в конце концов поднялась в Некоммутируемый Центр Ниндзетт и выяснила, как тут входят в систему, срединнолетний закат настал и пропал, а звуки вечернего семинара по кото смешивались с прощаньями дворовых птиц на ночь.

Досье на Френези Вратс, чьи записи аккумулировались много лет, зачастую наобум, отовсюду помаленьку, напомнило Прерии альбомы вырезок, которые собирал бы чей-нибудь эксцентричный дядюшка-хиппи. Частью правительственное, юридическая история в ОТС, меморандумы ФБР на бланках, усовершенствованные «Магическим Маркером», но были там и вырезки из «подпольных» газет, давно закрывшихся, стенограммы интервью Френези на радио «Кей-пи-эф-кей» и множество перекрёстных ссылок на нечто под названием «24квс», что, как припомнила Прерия, было названием киногруппы, в которой ДЛ, как она говорила, состояла вместе с Френези.

И вот вовнутрь и дальше Прерия нырнула, девочка в особняке с привидениями, ведомая из комнаты в комнату, от листка к листку, этой белизной на краю поля зрения, настойчивым шёпотом — призрака её матери. Она уже знала, насколько буквальны бывают компьютеры — даже расстояния между знаками могли иметь значения. Ей было интересно лишь, буквальны ли призраки так же. Способна ли химера сама за себя думать, или же она тотально реагирует на нужды ещё-живущих, нужды вроде ударов по клавишам, вводимых в её мир, строк печали, утраты, отказа в правосудии?.. Но чтобы оказаться полезным, стать «настоящим», призраку придётся быть не просто эдаким изощрённым притворством…

Прерия обнаружила, что может ещё вызывать на экран и фотографии, некоторые — личные, какие-то — из газет и журналов, образы её мамы, почти всё время с камерой в руках, на демонстрациях, при арестах, с разнообразными смутно узнаваемыми фигурами Движения шестидесятых, устремив выразительный взгляд на легавого в защитной экипировке где-то возле ограды из кольчужной сетки, а одной рукой (Прерия выучит материны руки, каждый жест десятком способов, будет воображать, как они бы двигались в другие, не сфотографированные разы), похоже, кончиками пальцев гладя снизу ствол его штурмовой винтовки. Ну фу-у! Её Мама? Эта девчонка со старомодной причёской и косметикой, вечно либо в мини-юбке либо в тех чудных клешах, которые все тогда носили? Через несколько лет самой Прерии стукнет почти столько же, и у неё было зловещее чувство, что мини-юбки вернутся.