Вино грез

Он запомнил, что когда в первый раз привел ее к окну, ему было двенадцать лет, а ей — десять. В этом возрасте она уже была выше и сильнее всех своих ровесниц. Как и у Рола, у нее была густая шапка иссиня — черных волос. И это выделяло их в мире, где волосы у всех были светлыми, очень жиденькими и к двенадцати годам уже почти у всех выпадали.

Они поговорили, и Рол понял, что и Лизу преследует смутное ощущение беспокойства, беспричинной досады, но все это действует на нее по — другому. Если он старался постоянно что — то изучать, чтобы больше понять, то она с детской непосредственностью и бездумностью делала из этого фетиш.

Ролу понравилось, что Лиза не испугалась «картины» или сумела скрыть испуг. Они стояли у окна и Рол говорил, щеголяя новыми словами:

— Это все — снаружи. А весь наш мир и все уровни находятся внутри того, что называется «зданием». Там, снаружи, холодно. А красный круглый источник света — Солнце. Оно движется па потолку, но никогда полностью не исчезает из виду. Я следил за ним. Оно перемещается по кругу.

Лиза на все смотрела с непоколебимым спокойствием.

— Внутри лучше.

— Конечно. Но это же здорово — знать, что снаружи что — то есть.

— Да? А разве это хорошо — просто знать о чем — то? Я сказала бы, что хорошо танцевать и петь, хорошо, когда тепло, хорошо долго купаться или находить еду повкуснее.

— Ты никому не расскажешь об этом?

— Чтобы меня наказали? Я что, дура, Рол?

— Ну, тогда пошли. Я покажу тебе еще кое — что.

Он провел ее на несколько уровней ниже, где было много небольших комнат. В комнате, куда они пришли, стояли десять кресел. Они были расставлены так, что сидящие в них были обращены лицом к дальней стене. Рол заставил Лизу сесть в одно кресло, а сам подошел к машине, над разгадкой назначения которой он перед этим бился несколько месяцев. Он сломал четыре таких машины, прежде чем, наконец, овладел ее управлением.

Лиза раскрыла рот от удивления, когда погас свет, и на стене, на которую они смотрели, как по волшебству, появились картины.

— Я думаю, — спокойно предположил Рол, — что эти помещения предназначались для того, чтобы приводить сюда всех детей и показывать им изображения. Но почему — то давным — давно их забросили. Вот эти значки под каждой картинкой для тебя, Лиза, ничего не значат. Но я узнал, что они означают надписи. Как ты знаешь, каждая вещь имеет название — слово. Так вот эти значки и означают слова. Понимая эти значки, ты могла бы прочитать, что там написано, а я сообщить тебе что — нибудь, не разговаривая.

— А зачем тебе это делать? — удивленно спросила она.

— Я мог бы составить тебе сообщение. Я умею читать надписи под картинками. В этой комнате есть бесчисленное множество кассет, которые надо вставлять в машины. И в каждой комнате хранятся кассеты со все более сложными надписями, чем в каждой предыдущей. Я думаю, что эта комната предназначалась для очень маленьких детей, потому что слова здесь очень простые.

— Ты очень умный, Рол, раз научился понимать эти значки. Но мне кажется, что это очень трудно. И я никак не пойму, зачем это тебе нужно?

Ее удивление переросло в скуку. Рол нахмурился. А ему так хотелось поделиться с ней этими новыми словами.

Он вспомнил о помещении, которое должно было заинтересовать ее, и повел на несколько уровней ниже, в гораздо большую комнату. Здесь картинки двигались и казалось имели естественные размеры и объем, а странно одетые персонажи разговаривали, употребляя незнакомые слова, щедро рассыпанные среди других, более знакомых.

— Это — рассказ о событиях, — сказал Рол. — Я могу это понять, потому что выучил незнакомые слова; по крайней мере, некоторые из них.

В полумраке он заметил, что Лиза с приоткрытым ртом вся подалась вперед. На экране, в странных помещениях, двигались люди в незнакомых одеждах.

Рол выключил проектор.

— Рол! Это же… восхитительно. Сделай, чтобы картина появилась снова.

— Нет, не сделаю. Ты не понимаешь содержания.

— Эти картины похожи на то, какими, мне кажется, Должны быть грезы, когда мы достаточно повзрослеем и нам разрешат грезить. И я думала, что мне не дотерпеть до этого. Пожалуйста, Рол. Покажи, как их заставить двигаться снова.

— Нет. В тебе нет настоящего интереса к этим вещам. Тебя не привлекают женщины, которые носят такие странные одежды, и сражающиеся мужчины. Ступай вниз, к своим игрушкам, Лиза.

Она попыталась его ударить, но, получив отпор, заплакала. В конечном итоге он сделал вид, что уступает.

— Ладно, Лиза. Но ты должна начать с того, что и я. С простых рисунков. И когда ты научишься, тогда сможешь посмотреть все это снова, и будешь все понимать.

— Я сегодня же научусь!

— За сто дней. Если будешь сообразительна и если проведешь здесь много часов.

Он отвел ее в первую комнату и попытался ей помочь во всем разобраться. Сначала ничего не получалось, как ей того хотелось, она расстроилась и опять заплакала. В конце концов в коридорах потемнело и ребята поняли, что пора идти спать. Время пробежало слишком быстро. Дети заторопились вниз, прячась, когда кто — либо проходил по коридору, и с преувеличенно спокойным видом присоединились к другим детям.

В шестнадцать лет Рол Кинсон был выше всех мужчин этого мира и возвышался над любым, словно башня. Он знал, что близится его время, что вот — вот придет его день. Он замечал взгляды, которые бросали на него женщины, искорки, вспыхивающие в их глазах, искорки, волновавшие его. Женщинам не разрешалось разговаривать с ним до тех пор, пока он не начнет грезить. А до тех пор он считался ребенком.

Среди взрослых были люди, имеющие определенные обязанности. Готовясь ко времени своей смерти, они обучали своим умениям молодых, которых отбирали сами. Например, одна женщина отвечала за родильные помещения, а еще одна — заботилась о маленьких детях. Мужчина, который был толще всех, организовывал игры для взрослых. Но из всех этих людей с определенными обязанностями самым всесильным был Джод Олэн, который всегда держался в стороне от остальных и отличался скрытностью. У него были мудрые добрые глаза, а на лице все время отражалась печать тяжкого бремени грез и грезящих, за которых он был ответственным.

Джод Олэн легко коснулся плеча Рола Кинсона и повел его в дальний конец десятого уровня, к комнатам, где он жил в одиночестве, обособленно от жизни общины. Рол почувствовал внутреннюю дрожь от охватившего его волнения. Он сел там, где указал Джод Олэн, и замер в ожидании.

— По окончании сегодняшнего дня, сын мой, ты перестанешь считаться ребенком. Все, кто больше не является детьми, должны грезить. Грезы — привилегия взрослых. Вы все приходите ко мне с массой неправильных представлений о грезах. Это происходит из — за того, что обсуждение грез с детьми запрещено. Многие вообще относятся к грезам слишком легкомысленно, и это прискорбно. Эти люди полагают, что грезы — это чистое и невыхолощенное удовольствие, и забывают о главном — об ответственности всех тех, кто грезит. И я не желаю, сын мой, чтобы ты когда — нибудь забыл о ней. Со временем я объясню тебе все, что касается этой ответственности. В наших грезах мы всемогущи. Я отведу тебя к стеклянной кабине, которая станет твоей до прихода времени твоей смерти. Покажу, как управлять механизмом, контролирующим грезы. Но сначала мы поговорим о других проблемах. Ты оказался обособление от других детей. Почему?