Виноградная лоза
Шрифт:
Лютые воины злобного шаха жалости не знали. Всадники рубили всех без разбора. Лучники стрелы смертоносные, обмотанные тряпицами, смачивали в земляном масле12, поджигали их и целились в окна, крыши, в перекрытия, двери и лестницы. От огненных стрел не спасали ни кожаный щит, ни дерево, ни постройка. Огонь перекидывался, поглощал, растекался. В сгоравшие ворота врывался враг, и злодеяниям не было конца.
Тех, кто мог сопротивляться рубили, кто не мог тоже приканчивали. Отбирали здоровых – рабы всегда нужны в хозяйстве, и поживиться от продажи. Маленькие дети – для них обуза, не нужны – в огонь! Воины, порождение злобных дэвов, отнимали малышей, вырывали из рук у неутешных отцов, у стенающих матерей и швыряли, словно поленницы в горящие жилища!
Ни детский плач, ни вопли родителей не останавливали извергов. Протянутые в мольбе руки и не
Через много селений и городов, много земель и племён прошли злодеи. Угнали к себе на родину тьму тьмущую скота, лошадей и рабов. Сотни мулов везли мешки с золотыми, серебряными и бронзовыми поделками, украшениями и оружием; мешки с сине-белым лазуритом, оберегающим от напастей; мешки с зерном и сосуды с вином, мешки с чужим добром.
Те, что выжили в горных расщелинах и на крутых вершинах спустились, а вокруг догорают их дома, кругом разор, всё ограблено и порушено. Среди развалин лежат убитые и покалеченные родичи близкие и дальние, соседи. И поднялся плач великий по разорённой земле, по сгинувшей родне…»
Ариеннис вышивала золотой нитью одеяние для Манданы, она в который раз слушала Замуашу - помощницу, в который раз смахивала выступавшие слезинки. Верная раба имеет дар сказительницы и знает много историй разных народов. Во время рукоделия повелительницы она услаждает её слух. Каких только сказаний не слышала Ариеннис: о стародавних временах, о жизни других племён: кутиев, лулумеев, касситов, эламитов, мехран, хурритов, урартов, маниев. Слышала и песнопения древних аризантов и вообще ариев. Всех тех, кто десятки и сотни лет назад жил на землях, теперь подвластных державе её мужа. А ныне Замуаша поведала об одном из походов ассирийского правителя, что жил почти два века тому назад.
II
Ариеннис жила с опаской, беспокойство за жизнь Манданы сопутствовало во всех её делах и думах. Ариеннис старалась никоим образом не навлечь гнев и даже малейшее неудовольствие со стороны супруга и владыки окрестных земель. Она знала, что неугодное дитя, а тем более девочка, которая не будет в дальнейшем умелым воином и достойным наследником трона, может быть умерщвлена без сожаления любым способом. И никто не станет считаться с физическими муками ребёнка и душевными страданиями матери. Никто не станет их жалеть. Каждый озабочен собственной участью и пытается обезопасить свою жизнь и, если удастся, то и домочадцев.
Иштувегу в молитвах не раз благодарил Ахура Мазду за то, что божественная воля дала ему такую понимающую жену. Предупредительная и внимательная Ариеннис постепенно стала, если не опорой, то основательной и приятной подпоркой. После посещения покоев супруги Иштувегу, будто наполнялся уверенностью и покоем, умиротворением и отвагой. На следующий день принимал решения уже без колебаний, и его походы были удачными: приносили много ценной дани и рабов. Владения процветали, несмотря на соседние государства, не питающие доброжелательности, напротив, правители искали поводов и провоцировали конфликты, чтобы хоть каким-то образом ослабить Манду.
Удача сопутствовала Иштувегу и от обширных государств, некогда властвовавших над округой, умман-манда - армия Манды захватывала территории, присоединяла земли к своей державе. Недавние властители становились данниками и вынуждены покоряться тем, кого когда-то покоряли сами.
В это время Ариеннис вела тайную борьбу за жизнь Манданы. Конечно, она не собиралась уничтожать потенциальных врагов своего единственного ребёнка. К сожалению, последующие беременности не дали желаемого Иштувегу наследника. Две девочки и два мальчика умерли в младенчестве, не дожив до года. Шах огорчался, но не роптал и не хулил верховного бога, понимая, что удача не может сопутствовать во всём. Главное он сильнее соседних царей, которые его деду навязывали свою волю. Теперь же они трепещут перед его армией. И ныне нет в Азии державы сильнее Манды.
Ариеннис старалась быть дружелюбной и ласковой со многими, кто мог иметь хоть какое-то отношение к Мандане, включая слуг и рабов. Женщина понимала, что одной ей будет трудно, поэтому всеми возможными средствами заполучала сторонников и сочувствующих дочери. Ни в коей мере не затевала склок и никогда ни к кому не придиралась, так как знала – это наивернейший способ множить явных и скрытых врагов. Последние опаснее первых во много раз. При случае слуг и рабов одаривала тканями, бывшими своими нарядами, мелкими, но многозначащими для неимущего люда подарками. И со временем Ариеннис обзавелась немалым количеством «ушей и глаз», которые следили и передавали ей сведения, касающиеся настроения супруга, доводили до неё услышанные слова шаха по отношению к дочери. То есть Ариеннис была в курсе всего, что происходило
на половине её супруга, что делалось в крепости, в городе и даже во время походов, если в них принимал участие Иштувегу. Таким образом, контролировала ситуацию и могла обезопасить существование горячо любимой дочери.III
Выбор жениха – дело непростое.
Шах подыскивал для старшей дочери подходящую партию основательно. Стараясь себя обезопасить решил не выдавать за отпрысков царских родов соседних стран, хотя это было бы лестно, но и опасно. Иштувегу посчитал вполне подходящим послушного, но не робкого юношу из рода самого пророка Заратуштры. И юная Аметида, старшая дочь Иштувегу и Ариеннис, недавно стала женой Спитама. Перебралась из женской половины цитадели столицы в шикарный дом мужа, хотя, конечно же, и значительно уступающий по размерам и роскоши дворцу правителя.
Настала пора, когда Мандана из девочки превращалась в девушку. «Телом крепкая в отца, а характер мой», как-то, вздыхая, подумала Ариеннис. И чего в этом вздохе было больше довольства или сожаления и сама бы вряд ли смогла ответить. Но надо думать об избраннике. Иштувегу льстило бы, если б дочь взял замуж сын правителя какого-нибудь ещё значительного государства, например Египта или Вавилона, но Иштувегу помнил пророческий сон и его толкование, поэтому опасался усиления этих государств, не хотел, чтобы Манда снова стала данником, потеряв независимость. Вдруг какое-нибудь из этих или других государств станет сильнейшим, потом станет навязывать свою волю. Нападать, отнимать земли и людей. И придётся не присоединять владения, а защищать то, что уже по праву входит в границы арийского влияния.
Отдавать дочь за сановника-арийца, пусть и верного, и умного Иштувегу не хотел. А за своего родича – опасно вдвойне. Тогда оставались данники, сыновья владык подвластных государств.
Шах много думал, собирал сведения об отпрысках, сопоставлял военные возможности и характеры правителей, ресурсы государства и этнический состав жителей, религиозные предпочтения и нравы окружения владык.
Многие существенные обстоятельства, которые удовлетворяли Иштувегу сошлись на молодом шахе области Парсумаш. Чаще называемой для престижа и, якобы преемственности власти, перешедшей к парсам, древним названием Анчан. Среди парсов Иштувегу остановил свой выбор на Камбуджии13, его племя пасаргадов известно своим славным прошлым, а родичи и предки занимали там первенствующее и главенствующее место на протяжении нескольких поколений, начиная с легендарного Хахаманиша. Чаишпиш14, сын Хахаманиша15 превзошёл отца удачей и вышел из повиновения властителя Манды, захватил Анчан16, один из главных городов эламитов, некогда задававших тон всей округе. Потомки его прыть поубавили и ныне его внук Камбуджия не противится воле Манды, не пытается выйти из зависимости, к тому же и нрав имеет спокойный. Камбуджия правит в Анчане над двумя племенами парсов, не считая неарийских, как и отец его Куруш17, которому старший брат Ариарамна выделил надел, оставив себе большую часть земли над десятком родственных племён. Именуя себя, шахом шахов, шахом Парсы Ариарамна пошёл на соседние народы, но потерпел неудачу от Хшатрите18, шаха Манды и впал в зависимость, которая распространилась и на Анчан. После смерти Хшатрите Ариарамна задумал, снова стать независимым, но помешал собственный сын. Аршама рассудил, что царство Манда сильнее и тягаться с ним отцу напрасно, но перечить не имело смысла. Гнев отца неприятен, но гнев шаха опасен. И Аршама со своими воинами перешёл на сторону сына Хшатрите, Увакиштара19, который вступил на трон после смерти отца. С тех пор Парса и Анчан исправно отсылают дань теперь уже Иштувегу.
Ариеннис поддержала супруга. Хотя она признавалась себе, что если бы возразила и привела бы доводы не в пользу шаха Анчана, Иштувегу поступил бы по-своему. Ариеннис согласилась и даже обрадовалась, потому что искренне считала, что Камбуджия самый подходящий избранник для Манданы. Озабоченная мать горячо восклицала, превознося мудрость Иштувегу. По её мнению, дочь наконец-то уедет из дворца и наёмным убийцам будет труднее до неё добраться. И Мандана не станет, как в эти прошедшие годы постоянным напоминанием о пророческом сне, предупреждающем её отца об опасности, которая может исходить от неё. И, что не менее важно: будущий муж дочери человек не злой и не коварный, для него породниться с шахом Манды большая честь.