Виноградник Ярраби

— Да, я готова ради рас умереть, — прошептала она.

Глава XXII

Встревоженные молодые женщины сидели рядышком на жесткой скамье. Им сказали, что миссис Мэссинхэм ждут с минуты на минуту. Ей нужна гувернантка для ее маленького сына. Всякая девушка, получавшая место в Ярраби, понимала, что ей повезло. Не считая Правительственного дома, это был самый роскошный дом во всей округе, а миссис Мэссинхэм славилась как самая добрая госпожа. Хотя, конечно, и строгая. Она требовала от своих слуг добродетельности и безупречного поведения...

Девушки перешептывались между собой. Эмми Доусон и Минни Хиггинс прибыли всего неделю назад по программе эмиграции, рассчитанной на то, чтобы доставить в колонию порядочных молодых женщин, которые смогли бы там работать и стать женами многочисленных холостых поселенцев. Остальные девушки, к сожалению, в свое время приехали сюда не по своей воле: одна из них была ссыльной, уже получившей свободу, две другие — условно досрочно освобожденные.

Само собой разумеется, для Ярраби больше всего подходили Эмми Доусон или Минни Хиггинс. Все знали, что, при всей своей доброте, миссис Мэссинхэм не любила ссыльных, хотя ее собственная экономка в свое время тоже была из них.

Об этом также поговаривали шепотком. Будто мистеру Мэссинхэму нравится наружность экономки, хотя вряд ли это правда, ибо он, говорят, боготворит свою жену.

Да и как можно в этом усомниться? Как только миссис Мэссинхэм появилась, она вызвала у Эмми и Минни самое искреннее восхищение.

Она не была поразительно красива, как им говорили, но в сияющем чистотой и свежестью платье из узорчатого муслина и большой соломенной шляпе, подвязанной под подбородком зелеными лентами, выглядела очень изящно. У нее было такое нежное бледное лицо, а большие выразительные глаза лучились такой добротой, что было бы странно, если муж не был бы от нее без ума. Твердый подбородок бросался в глаза не сразу — во всяком случае, он не был заметен, когда она с искренней теплотой улыбалась сидящим рядышком понурым женщинам.

Она знала, кто они такие, и, обращаясь, называла каждую по имени. Эмми Доусон, веснушчатая кокни, коренная жительница лондонского Ист-Энда (по английской традиции, к истым кокни причислялись те, кто родился в пределах слышимости колоколов знаменитой церкви Сент-Мэри-ле-Боу); так вот, в сиротском приюте, где Эмми провела пятнадцать из двадцати лет своей жизни, ее обучили шитью. Она могла бы стать ученицей модистки и, не разгибаясь, трудиться за стол и крышу над головой. Но, по ее словам, что-то взбунтовалось в ее крови. Не может быть, чтобы Господь создал ее ради такой беспросветно-унылой жизни!

Минни Хиггинс отличала правильная грамотная речь. Ее отец был школьным учителем. Он умер от чахотки, так же как мать и одна из сестер. Другая сестра служила гувернанткой в семье одного из новых текстильных магнатов в Манчестере. Она была хорошо устроена и довольна, хотя считала хозяев довольно вульгарными. Минни хотела бы получить такое же место, но ее внешность была против нее. Она была низкорослая, приземистая, сутулая — нормальному развитию помешал в детстве рахит. Девушка знала, что никогда не понравится ни одному мужчине — очень уж она безобразна. Поэтому Минни решила сама себе создать жизнь, полную интересных приключений, и для этого приехала в Австралию. У нее была приятная улыбка, и она располагала достаточно солидными знаниями: говорила по-французски, прилично рисовала, играла на рояле и хорошо разбиралась в литературе.

Пожалуй, у нее было даже слишком много ценных качеств для такой скромной должности — гувернантки при маленьком ребенке. Но, если она хорошо устроится в Ярраби и все будут относиться к ней доброжелательно, а следующий ребенок окажется девочкой, Минни сможет войти в постоянный штат прислуги.

Что же касается Эмми Доусон, у нее столько достоинств, что упустить ее было бы жалко. Поскольку Фиби, личная горничная миссис Мэссинхэм, гуляет с кузнецом и, по всей вероятности, собирается выйти за него замуж, Эмми могла бы занять ее место. Заодно она сможет чинить и штопать, шить одежки для младенца, а также рубашки и штанишки для Кита. Получалось очень удобно.

Тем, кого миссис Мэссинхэм не брала с собой в Ярраби, она предлагала удобные места в домах, где они получат возможность жить честной жизнью. Их имена записаны у нее в маленькой книжечке в кожаном переплете.

Она заверила встревоженных, тоскующих по родине женщин, что не будет терять их из виду. Ею создана целая система, согласно которой либо она сама, либо кто-нибудь из ее помощников будет поддерживать с ними постоянную связь, давать советы, снабжать деньгами и представлять кров, если они, конечно, будут того заслуживать.

Каждой, искренне желающей жить достойной жизнью, такая возможность будет предоставлена. Но обратного сползания к пороку она не потерпит.

Юджиния ехала в Ярраби резвой рысью. Минни и Эмми сидели в глубине экипажа, держась обеими руками за свои корзины и шляпы и восторгаясь безукоризненной осанкой госпожи и тем, как она мастерски правит лошадью.

Выходит, то, что люди говорили о миссис Мэссинхэм, — сущая правда. Она действительно красива, великодушна и добра, хотя при ней невольно ощущаешь легкий трепет.

На второй день своего пребывания на новом посту Минни Хиггинс попросила разрешения поговорить с Юджинией. Действительно ли она должна допускать на утренние уроки ребенка экономки?

— Она просто вошла и уселась, миссис Мэссинхэм, — нервно сказала Минни. — Она заявила, что хочет выучить азбуку и что они с мистером Китом всегда все делают вместе. Если вы позволите мне высказать свое мнение, девочка, по-видимому, развита не по летам.

— Да, она умный ребенок, — согласилась Юджиния. — Я забыла поговорить с вами о ней. Я думала, мы сначала приучим к новым порядкам мистера Кита, но, если Рози так сильно хочет учиться, пожалуй, ей лучше начать, не откладывая. Лишить ребенка возможности получить образование было бы, конечно, несправедливо. Да и для Кита лучше заниматься не в одиночку. Они молочные брат и сестра и очень привязаны друг к другу.

Чем скорее у Кита появится родной брат или сестра, тем лучше, подумала про себя Юджиния.

Но имело ли это на самом деле какое-либо значение? Гилберт утверждал — никакого. Он придерживался очень современных взглядов и стоял за равенство, если оно практически осуществимо и полезно. А то, что у его сына имелась подружка для игр, было, конечно, весьма полезно.

Только пока Кит не уедет в школу, решила мысленно Юджиния, и пока Рози не подрастет достаточно, чтобы надеть чепчик и передник. Сама Юджиния была твердо уверена, что равенство между классами ни к чему хорошему привести не может.

Несколькими месяцами позднее, сидя летним утром в сравнительно прохладной затемненной гостиной, Юджиния писала Саре:

«У меня родилась девочка, и я ликую. Гилберт тоже в восторге, хотя подозреваю, что он предпочел бы еще одного мальчика. Однако для этого еще достаточно времени, а пока что новая дочка доставляет мне огромную радость. Мы решили назвать ее Аделаидой. Мне всегда очень нравилось это имя. У нее рыжеватые волосы Гилберта, и, я думаю, она будет очень хорошенькой. Кроме того, она очень крепенькая, намного крепче, чем в свое время были Кристофер и Виктория, так что я не так сильно за нее тревожусь, как за первых двух своих деток. К бутылочке с молоком она привыкла сразу же и в первые же три недели своей жизни начала прекрасно развиваться.