VIP значит вампир
Шрифт:
– Ты все еще сердишься? – расстроился Глеб.
– Еще бы! Ты ведь так и не рассказал мне, как здесь наряжают официантов с четверга по воскресенье, – намекнула я.
– Четверг – профессиональный день, – охотно пояснил Глеб. – Официанты примеряют форму военных, моряков, полицейских, пожарных, медсестер, горничных.
Я прыснула, представив себе, как один из столиков обслуживает легкомысленная горничная, у другого деловито записывает заказ бравый генерал, а к третьему с заказом спешит космонавт в скафандре.
– Пятница – курортный день, – продолжил рассказывать Глеб.
– Официантки в бикини? – усмехнулась я.
– У нас все целомудренно, – с улыбкой возразил
– Да, море теперь только во сне увидишь, – взгрустнула я.
– Почему? – удивился Глеб. – Хочешь, как-нибудь махнем на море?
– Ты серьезно?
– А почему нет?
– Днем будем отлеживаться в бунгало, а ночью все море будет наше. Так что, поедем, русалочка?
– Заманчивая перспектива, – улыбнулась я.
– Я покупаю путевки?
– Куда ты так торопишься?
– Тороплюсь жить!
– Успеем еще. Лучше расскажи, что здесь по субботам происходит.
– Суббота – день кино. Заказы принимают Джеймс Бонд, Красотка, Гарри Поттер, Маска, Человек-Паук, Супермен, Шрек, Остин Пауэрс. Каждую неделю герои меняются. За воскресеньем определенной тематики не закреплено. Это может быть день, посвященный героям греческих мифов, какого-то известного фильма или книги. Например, две недели назад в воскресенье был фантастический день – официанты изображали инопланетян и героев фэнтези.
– Кого, например? – заинтересовалась я.
– Точно были Конан-варвар, Леголас, эльфийская принцесса и пара гоблинов, – припомнил Глеб.
Официант тем временем притащил нарезанный свежий каравай в корзинке, выстеленной белой льняной салфеткой, кувшин вина и два кубка под серебро. Затем наполнил бокалы и деликатно удалился.
– Ну что, – Глеб с виноватой улыбкой поднял кубок, – выпьем за то, чтобы сюрпризы в твоей жизни были исключительно приятными?
– Прекра-а-сный тост. – Я саркастически процитировала Людмилу Прокофьевну из «Служебного романа» и коснулась своим кубком кубка Глеба.
Пока гениальный шеф-повар с полувековым стажем, как пояснил Глеб, колдовал над нашим заказом, я решила расспросить моего спутника о его жизни.
– Что ты хочешь узнать? – не удивился вопросу он.
– Все. Я же о тебе вообще ничего не знаю. Кроме того, что тебе семьдесят четыре года и ты работаешь тамадой на вечеринках.
– Каюсь, на машинке вышивать я не умею, – шутливо повинился Глеб.
– Что ж ты раньше не предупредил? – нахмурилась я. – Ну и на что ты мне тогда сдался?
– Не гони меня, принцесса, я тебе еще пригожусь! – взмолился Глеб. – Я совершенно потрясающе делаю массаж.
– Это тебе благодарные клиентки так грубо польстили? – Я продолжала хмуриться.
– Не только клиентки, но еще и клиенты, – с невинной улыбкой уточнил Глеб.
– Я смотрю, у тебя богатая практика.
– Все, я пас! Мы так с тобой препираться до рассвета можем, это я уже понял.
– Ну так хватит жеманничать, как девица в брачную ночь. Давай лучше рассказывай, как ты до жизни такой докатился.
– Рассказываю, – покорно кивнул Глеб и начал свою историю.
При рождении ему дали имя Миколаш. Он появился на свет в деревеньке неподалеку от Карловых Вар в тысяча девятьсот тридцать четвертом году. Чехия тогда еще была Чехословакией, и многое было по-другому. Где-то в больших городах прогресс уже шагнул вперед, заменив лошадей неповоротливыми машинами и гудящими трамваями, принеся в дома электричество и телефонную связь, потеснив низкие домишки первыми высотками и внеся в прелестные
женские головки крамольные суфражистские мысли. Но малой родины Глеба эти веяния еще не коснулись.Тихая живописная деревушка, утопающая в зелени, словно сказочным лесом была отделена от стремительно меняющегося мира. Здесь царили патриархальность и поклонение матушке-земле, кормилице и заступнице. Мать Глеба, измотанная сельскими работами тихая женщина со следами былой красоты, клялась, что с началом нового века здесь ничего не изменилось. Хоть и стращали деревенские кумушки концом света, хоть и обсуждали рассказы заезжих туристов, поведавших деревенским о появлении паровозов и автомобилей, но все эти истории казались всего лишь сказками. Где это видано, чтобы груда железа ездила сама по себе, судачили старушки и запрягали в телеги быстроногих лошадок. Первый автомобиль въехал в деревню через несколько дней после рождения третьего сына в семье Вернеров и дал темы для пересудов на месяц вперед. А за ним постепенно потянулись и другие нововведения…
Маленький Миколаш помнил, как в деревню провели электричество и как самый богатый сельчанин первым купил автомобиль, за которым с воплями носилась ватага чумазых мальчишек, среди которых был и он сам. Ему навсегда запомнился день, когда умиротворенную тишину леса прорезал гул самолета, посмотреть на который сбежались все сельчане. Потом грохочущие железные истребители заполонили небо – началась война. С ней закончились детство и сказочный век уединенной деревеньки. Война отняла у Миколаша отца и навесила на мать заботу о троих детях, непосильную заботу. Женщина угасла за два года, а братьев определили в приют.
Произошедшее повлияло на мальчиков по-разному: старший брат, Гануш, вымещал злость на товарищах по приюту, средний, Иржи, погрузился в себя и все свободное время проводил наедине с книгой, а Миколаш кривлялся и паясничал на потеху остальным сиротам. Когда ему было тринадцать, в приют впервые после окончания войны приехала цирковая труппа. Дети хлопали акробатам и жонглерам, радостно приветствовали дрессировщика собак и с нетерпением ждали выступления клоунов. Однако знаменитый клоун Чупа их разочаровал, о чем юные зрители не преминули высказать артисту.
– Наш Миколаш лучше смешить умеет! – с досадой воскликнули малыши.
– Что ж, – выбитый из колеи Чупа спустился со сцены, – пусть выступает Миколаш, а я посижу тут с вами.
Так состоялось судьбоносное выступление мальчика, которое изменило его дальнейшую жизнь. К концу пантомимы, показанной Миколашем, знаменитый клоун, поначалу взиравший на подростка с предубеждением, хохотал до слез, растирая по щекам театральный грим. В тот же вечер Чупа, договорившись с настоятельницей приюта, увез талантливого лицедея с собой. «Легкой жизни не обещаю. Запомни, клоунада – это тяжелый труд, и тебе еще многому предстоит научиться», – предупредил он. Миколаш был готов на все и без сожаления собрал свои нехитрые вещи: в приюте его ничто не держало. Старший брат покинул его стены год назад и ни разу не навестил братьев. Однажды Миколаш слышал, как воспитательницы шептались между собой, что Гануш связался с плохой компанией и скоро угодит в другой приют, куда менее комфортный, нежели сиротский дом. А Иржи в последнее время увлекся Священным Писанием и твердо вознамерился уйти в монастырь после приюта. Паясничанье младшего брата он осуждал и старался обратить непутевого Миколаша в свою веру, читая ему длинные проповеди. Чупа в ярком зеленом костюме в крупный горох, со смешным накладным носом и разрисованным лицом ворвался в серые будни Миколаша, как добрый волшебник. И мальчик не раздумывая ушел за ним…