Вирус бессмертия

– Прошу меня извинить, – Шнайдер без приглашения опустился на стул. – Перенесенная несколько лет назад травма иногда делает мое поведение не совсем адекватным.

Ева хотела что-то ответить, но он не дал ей и рта раскрыть.

– Это не значит, что я псих. Просто время от времени случаются приступы, после которых мне приходится приходить в себя. У вас может возникнуть закономерный вопрос – как это касается лично вас и почему вы должны все это терпеть? Ответ прост. Терпеть вам это придется по той простой причине, что вы мне понравились, я хочу провести с вами вечер, а если вы меня за это время не разочаруете, то и ночь.

На этом месте любая женщина, кроме законченной проститутки, уже дала бы ему пощечину или выплеснула в лицо мартини из бокала. Однако Ева лишь покраснела и опустила глаза. Хотя было заметно, что в ней происходит какая-то внутренняя борьба. Было похоже, будто разум в ней уснул, а тело – рот, руки, глаза – действует по указке гипнотизера или какого-то иного таинственного управляющего.

– Это вы меня извините, – наконец вымолвила она очень ровным, но вместе с тем напряженным голосом. – Мне надо было проводить вас до каюты, а я повела себя как равнодушная дура. Что же касается вечера… У меня сейчас не лучшая полоса в жизни. Похоже, мой литературный агент так и не сел на корабль, так что мое настроение нельзя назвать хорошим. Однако если вы сами хотите потратить на меня свое время, я с радостью приму эту жертву, поскольку мне одиноко и грустно.

«Она или шлюха, или аферистка, – осторожно подумал Карл, припоминая, что не стоит увлекаться действием знака. – Не получилось бы так, что это она охотится на меня, а не я на нее. Хотя можно допустить и другой вариант. Может оказаться, что благодаря огненному знаку, непонятно как возникшему у меня в голове, я приобрел способность к подавлению чужой воли. Точнее, к подавлению женской воли, о чем мечтал уже много лет».

Для окончательной проверки Карл протянул руку и нащупал под столом горячую коленку Евы. Женщина вздрогнула и напряглась, как струна.

– О! Карл! – напряженно проговорила она. – Здесь же люди.

Она смутилась и снова опустила глаза.

«Ага, – подумал он с удовольствием ученого, получившего искомый результат. – Значит, предел моим возможностям все же есть, и я не могу взять ее прямо на этом столе. Но что будет, если я снова представлю знак и подпитаюсь от него энергией? Надо впитать столько, сколько было в зимнем саду, точнее, чуть меньше, чтобы не грохнуться в обморок».

Он убрал руку и вызвал в воображении огненную фигуру. На сей раз это потребовало меньше усилий, чем в прошлый, и Карл сразу же ощутил мощный поток силы, ударивший его подобно порыву ветра. Огненный жар снова закружился в груди, на уровне солнечного сплетения и ниже пупка, вызывая мелкую дрожь и сладостное нарастание сексуального желания. Сердце сорвалось с привычного ритма и забилось часто, упруго, как бьется на цепи сторожевая собака, почуявшая чужака. Кровь по жилам устремилась вниз, толчками вызывая нарастающую эрекцию.

«Хватит! – приказал он сам себе, хотя останавливаться не хотелось. – А то опять эта необузданная сила швырнет меня на пол!»

Он заметил, что другие посетители ресторана обратили внимание на него, словно влившаяся в тело сила произвела в нем внешние изменения. Ева тоже смотрела, широко распахнув глаза, – почти так же, как на скамейке в зимнем саду.

Она снова превратилась в милую привлекательную куколку. С такой фигурой она должна быть чертовски хороша в постели. Карлу не терпелось это проверить. Но еще больше хотелось проверить, подействовал ли прием с огненным знаком.

Он снова протянул под столом руку и положил ладонь на коленку Евы. На этот раз госпожа Миллер покраснела еще сильнее, но воля ее была подавлена до такой степени, что она не смогла ничего возразить. Она лишь чуть-чуть приоткрыла губы, силясь что-то сказать, но вызвала у него только еще более сильное желание.

Тогда, несмотря на внимание других посетителей ресторана, Карл провел пальцами по внутренней стороне бедра Евы – медленно, но стараясь делать каждое касание ощутимым. Госпожа Миллер напряглась и, к удовольствию Карла, закрыла глаза. Ее дыхание участилось, пальцы задрожали еще сильнее. Тогда он продвинулся еще дальше, к обтянутому тканью платья упругому бугорку. Ева издала нечто похожее на тихий стон, и бутон ее губ раскрылся еще сильнее.

Люди в зале начали отворачиваться. Они поняли, что происходит, что именно Карл делает под столом, но, также находясь под властью исходящей от него силы, реагировали стыдливым переключением внимания на что-нибудь другое, хоть и менее интересное, но гораздо более отвечающее каждодневной реальности.

«Интересно, – подумал Карл. – Волю любой женщины я могу так подавить?»

Ему захотелось подняться на сцену и сделать что-нибудь унизительное с чернокожей певичкой. В тот же миг негритянка замерла, как кролик перед удавом, а музыканты недоуменно переглянулись. Трубач, крупный парень с толстыми губами, отложил инструмент и направился прямиком к столику Карла.

– Сэр, – обратился он к немцу. – Извините! Мы всего лишь черные музыканты. Мы и сами любим повеселиться, но мы должны играть, а вы смущаете нашу солистку. Сэр! Не могли бы вы вести себя менее вызывающе?

Его мышцы под рубашкой из тяжелого шелка красноречиво напряглись, а лицо озарила самая приветливая улыбка, на которую он был способен. Только в глазах остался ледяной блеск затаенной ненависти, какой всегда проскальзывает в глазах черного при беседе с белым.

– Катись отсюда, черножопая обезьяна, – так же широко улыбаясь, сказал Карл по-английски. – Не видишь, я лапаю женщину? Иди и дуй в свою медную дудку. И чтоб я тебя больше не видел.

Улыбка моментально сползла с лица негра, он придвинулся, собираясь оставить от наглеца мокрое место. Но Карл быстро представил огненное колесо, и выражение ненависти в глазах трубача сменилось выражением страха.

– Эшу Рей! Эшу Рей! – заорал негр, убегая назад к своим.

Протискиваясь к сцене, он спотыкался обо все предметы, попадавшиеся на пути.

– Чего он так испугался? – дрожащими губами спросила Ева.

Карл не ответил – он понял, что она несколько выпала из-под влияния. Пришлось снова лихорадочно представить огненное колесо. Краем глаза он разглядел, что негры после путаных объяснений трубача засобирались. А тот все кричал: «Эшу Рей!» и крутил в воздухе рукой, вырисовывая невидимый круг с вписанными в него треугольниками.

«Неужели он увидел изображение внутри моей головы? – сначала удивился, а затем и забеспокоился Карл. – Чертовы негры!»

Еще через секунду он ощутил, что из его живота словно выдернули пробку – сила знака начала вытекать, теряться, а в глазах Евы появилась сначала осмысленность, а затем первые признаки своеволия.

Какое-то неведомое чутье подсказало Шнайдеру, что ему мешают негры, – похоже, им был известен способ вытаскивать женщин из цепких лап огненного колеса. Старались они за солистку, но и Ева начала ускользать.

– Чертов негр! – уже вслух повторил Карл, поднимаясь с места и беря госпожу Миллер за руку. – Только я собрался полапать тебя за самое интересное место, как он подходит и портит мне все удовольствие!

Он повлек ее вон из ресторана.

За дверями Шнайдер прислонил писательницу к стене, будто она была всего лишь заводной куклой, и начал возбужденно сжимать ее грудь и бедра под платьем. Он чувствовал, что внутри Евы происходит борьба, но ее воля никак не могла одержать верх над волей Карла, питающейся от мощнейшей энергии, вливавшейся в его тело прямо из Пустоты.