Вирус «Reamde»

Но только на несколько секунд. Он слишком долго ждал, слишком консервативно мыслил. То, что его не убило гранатой, – чистое везение. Ричард встал, чуть неуверенно – не только из-за опухшей щиколотки, но и потому, что не вполне очухался после взрыва, – и прислонился к стене возле окна. Он видел лишь узкую полосу внешнего мира, и Джонса в этой полосе не было. Выставив револьвер, Ричард повернулся на здоровой ноге и глянул в окно.

Джонс был левее и ниже, чем Ричард ожидал, – очевидно, он бросился на землю в ожидании взрыва и сейчас только-только начал приподниматься. Едва их глаза встретились, Джонс метнулся к дому. Ричард повел дулом вслед, но в тот самый миг, когда он собирался нажать на спуск, локоть ударился о раму. Револьвер выстрелил – если бы мгновение назад не взорвалась граната, звук показался бы оглушительным. Пуля прочертила след в бурьяне примерно в футе от головы Джонса. Тот поднимал автомат, но Ричард уже отпрянул от окна – так быстро, что не удержал равновесие и плюхнулся на задницу.

Их с Джонсом теперь разделяла только бревенчатая стена.

Ричард мог сидеть и ждать, пока Джонс сам подставится под огонь, либо выйти через дверь, обогнуть дом и выстрелить из-за угла. Или просто шагнуть к окну и пальнуть в упор.

Он снова взводил револьвер, когда Джонс открыл огонь из «калашникова». Ричард сжался всем телом и едва не отпустил курок. Однако пули в дом не влетали. Да и не могли, учитывая, где находится Джонс. Так в кого тот стреляет?

И тут наконец до Ричарда дошло.

Ничего не может быть проще, а он все усложнил, пытаясь придумать какой-нибудь ловкий ход, выкарабкаться и остаться в живых. Джонсу нечего терять, он заранее простился с жизнью, и это дает ему преимущество. Чтобы уравнять силы, Ричард должен, как Джонс, плюнуть на все. Это было легко в молодости, когда он из дробовика уложил гризли и совершил много других поступков, которые позже вспоминал как опрометчивые. Богатство и успех его изменили: он с брезгливым ужасом оглядывался на себя прежнего. Сейчас надо вновь стать таким, иначе не выжить.

Все это разом сложилось в голове, словно Музы-Мстительницы внезапно – и, возможно, навсегда – забыли про месть и теперь пели вокруг ангельскими голосами.

Ричард шагнул к окну, держа револьвер в одной руке и поводя дулом вверх-вниз.

Джонс сидел, прислонившись спиной к бревенчатой стене, и целился не в Ричарда, а в чистое поле впереди, куда почему-то перед этим стрелял.

Он глянул Ричарду прямо в глаза и воскликнул:

– Это просто гребаная кошка!

Ричард нажал на спуск и прострелил ему голову.

Он заново взвел револьвер и несколько секунд стоял, убеждаясь, что не обманывает себя, принимая желаемое за действительное, однако Джонс был безусловно мертв.

Наконец Ричард оторвал взгляд от останков Джонса и посмотрел за сорную траву и кусты, туда, куда тот глядел в последние мгновения жизни. Зеленые почки еще не распустились, так что во всем преобладал бурый оттенок. Впрочем, в конце концов Ричард различил лицо – или что-то похожее на лицо. Но не человеческое. У людей не бывает золотистых глаз.

Глаза смотрели на Ричарда так долго, что у него вспыхнули щеки. Он наливался краской – какая-то атавистическая реакция на столь пристальное наблюдение. Тут глаза моргнули, пума повела изящной головкой, подрагивая ушами в ответ на что-то невидимое. Потом развернулась, хлестнув по воздуху пушистым хвостом, и Ричард еще мгновение различал белые подушечки лап, прежде чем она окончательно пропала из виду.

Ферма Фортрастов Северо-Западная Айова

День благодарения

Последнее время Ричард часто бывал на ферме, главным образом потому, что Джон в завещании назначил его душеприказчиком. Поскольку Элис была жива, Ричарду не пришлось перебирать все имущество брата, лишь то, что не могло понадобиться вдове: инструменты, походное и охотничье снаряжение, одежду. Практически все он роздал сыновьям и зятьям Джона и Элис, остались только кое-какие мелочи. Труднее всего (в эмоциональном смысле) было определиться с протезами. Ричард покупал Джону новую пару всякий раз, как слышал о каких-нибудь новациях в этой области, так что в углу чулана скопилась аккуратная поленница искусственных ног. Целый вечер Ричард в слезах их разбирал, и внезапно его посетила мысль – может, не слишком разумная практически, но сердце говорило, что она правильная. Он позвонил Оливии, которая сказала, что «знает, как связаться» с Соколовым. Они обменялись несколькими электронными письмами с обмерами и фотографиями. Выяснилось, что вес, рост, длина ноги и размер обуви у Соколова почти такие же, как были у Джона. Вечером того же дня Ричард был в местном офисе UPS и отправлял несколько очень дорогих углепластиковых правых ног на адрес в Соединенном Королевстве. Конечно, требовалось кое-что подогнать, а также изготовить индивидуальную культеприемную гильзу, но в целом Соколов получил куда более качественные протезы, чем предоставила бы ему государственная служба здравоохранения.

В одиннадцать утра, когда все вернулись из церкви – поминали не только Джона, но и Питера, Чета, Сергея, Павла, охотников, владельцев автофургона и двух соседей Джейка, – Зула подключила свой ноутбук к плазменной панели у деда в комнате и по скайпу позвонила Оливии в Лондон. Та как раз вернулась с работы и с головы до ног выглядела исключительно стильным аналитиком разведслужбы. Она сразу попросила Зулу приблизить лицо к камере и показать новый искусственный зуб, совершенно неотличимый от выбитого, и губу над ним, где остались тоненький шрам и ямка. Ямку, объяснила Зула, тоже можно убрать, но она решила: пусть будет. Оливия горячо ее одобрила и отвела назад волосы (уже заметно отросшие), чтобы показать «франкенштейновский», по ее словам, шрам от стекла в Сямыне.

Затем Зула отошла от камеры, и Оливия похвалила ее парадно-выходное платье. Зула в притворном смущении сделала реверанс, расправила сзади юбку и села на диван рядом с дедом.

– Боже мой, кто все эти милые молодые джентльмены? – воскликнула Оливия. – В каком блистательном обществе вы вращаетесь, моя дорогая!

Потому что по другую руку от Зулы сидел Чонгор в спешно приобретенном черном костюме из большеразмерной секции «Уолмарта». С неловкостью, свойственной всем ухажерам глубоко на вражеской территории, он положил руку на спинку дивана у Зулы за спиной. Последовала комическая интерлюдия, поскольку при этом он задел и сбил дедову кислородную трубку. По счастью, у Ричарда было время прочесть все инструкции к системе жизнеобеспечения, так что теперь он в притворном ужасе вскочил и с карикатурным усердием все поправил, а затем предложил сделать отцу искусственное дыхание. Не совсем ясно, много ли понял дед, но, судя по лицу, сознавал, что его и остальных развлекают.

– А как ты? – спросила Зула, когда все немного успокоились. – В каком обществе вращаетесь вы, душенька?

Ноут Оливии стоял, вероятно, на кухонном столе. Сейчас она закатила глаза и вздохнула, словно говоря: «Ну вот, разоблачили». Ее руки стали огромными, комната повернулась, и все увидели Соколова. Он сидел в махровом халате, пил кофе и читал книгу через очки-половинки, придававшие ему профессорский вид. Все в айовском доме завопили «ура!», а Соколов отсалютовал им кофейной чашкой и отпил глоток.

– Который у вас там час? Что это вы так поздно встаете и принимаете душ? – игриво полюбопытствовал Ричард.

Соколов взглянул немного растерянно, и все услышали, как Оливия что-то объясняет ему по-русски. Наконец Соколов понял шутку, с терпеливой снисходительностью глянул в экран и сказал:

– Только что из спортзала.

Потом откинулся в кресле и положил ногу на стол.

Все на мгновение умолкли. Наконец Ричард произнес:

– Отлично сидит. Прямо как родной.

– Небольшая цена, – сказал Соколов. – Очень небольшая цена.