Вирус

— Все это в прошлом. Диссоциативное состояние Леджера было напрямую связано с определенной травмой, полученной им в подростковом возрасте. С тех пор ничто в записях не указывает на нестабильную личность.

Она отрицательно покачала головой.

— Страшное событие произошло в особенно значимый период, что накладывает отпечаток на дальнейшую жизнь Леджера. Потому-то он и начал изучать военное дело, пошел в армию, а затем стал полицейским. Он постоянно ищет способ выплеснуть гнев.

— Полагаю, он отыскал этот способ. И весьма полезный способ, Грейс. Если бы гнев поглотил Джозефа, то его патология была бы совершенно иной. Подверженный приступам гнева человек выбрал бы нечто противоположное, чтобы сливать эмоции, он же совершенствует свои данные через искусство — пусть даже не имеющее отношения карту.

— Что может быть интерпретировано как отчаянная попытка человека сдержать себя.

— Это одна точка зрения. Другая в том, что он научился сдерживать себя и это его спасло.

Грейс постучала пальцами по столу.

— И все равно не нравятся мне эти давние психологические записи. Мне кажется, здесь таится бомба замедленного действия.

— Вам следует почитать собственные досье, Грейс. Самые последние, — произнес Черч мягко, и она подняла на него измученные глаза. — Скажите мне, Грейс, если бы он был в больнице Святого Михаила с командами «Браво» или «Чарли», не могло бы все обернуться совершенно иначе?

Лицо Грейс окаменело.

— Это сказать невозможно.

— Да, невозможно. Вы знаете, почему все так получилось в больнице, вы видели ту запись. Мой вопрос остается открытым.

— Думаю, следует еще некоторое время понаблюдать за ним.

— Ладно, — сказал он. — Пойдемте, понаблюдаем.

С этими словами Черч поднялся и вышел из комнаты.

Глава 12

Балтимор, Мэриленд.

Суббота, 27 июня, 18.54

Руди молчал, пока мы брели обратно к моему внедорожнику. Я отпер машину, но он мешкал, трогая ручку двери.

— Этот carbon [11] Черч… как он тебе показался?

— В машине могут быть жучки, Руди.

— Плевать. Ответь мне на вопрос. Как ты считаешь, этот Черч — хороший парень или плохой?

— Сложно сказать. Приятным точно не назову.

— Да уж. Вообще-то и род занятий у него не из самых приятных.

— Верно, — усмехнулся я. Потом включил зажигание и повернул ручку громкости приемника. Если машина на прослушивании, это может помочь, хотя я подозревал, что подобные предосторожности уже неважны.

11

Козел (исп.).

— Он попросил тебя многое принять на веру. Тайные правительственные организации, зомби… Тебе не кажется, что он пытался тебя обдурить?

— Нет, — сказал я, — не думаю, что он лгал. Но даже если и так… В мою голову все это не вмещается. Невозможно. Не сходится никак. Просто чересчур… — Я не мог подобрать слов и в конце концов заткнулся. А кругом птички пели на деревьях, кузнечики трещали, дети на качелях смеялись.

Руди проследил за моим взглядом.

— Сложно поверить в кошмар, когда сидишь в таком раю?

Я кивнул.

— В смысле… я прекрасно понимаю, что произошло нечто реальное, поскольку был там, однако все во мне восстает против этого. — Он ничего не ответил, и спустя секунду я оглушил его еще одной бомбой, — Черч сказал, что читал мои психологические досье.

Руди дернулся, словно я отвесил ему оплеуху.

— Он брал их не у меня.

— Откуда тебе знать? Если они работают на том же уровне, что и Департамент внутренней безопасности, то тебя могут прослушивать и просматривать хоть в нужнике.

— Если обнаружится хотя бы намек на подобное бесчинство…

— И что? Подымешь шумиху? Начнешь судебное преследование? По большей части люди так не делают. Только не после одиннадцатого сентября. Служба безопасности на это и рассчитывает.

— Патриотический акт, [12] — изрек Руди таким тоном, каким обычно произносят «геморрой».

— Терроризм слишком мощная штука, чтобы бороться с ней со связанными руками.

Он поглядел на меня сердито.

12

Федеральный закон, принятый в США в октябре 2001 года и дающий правительству и полиции широкие полномочия по надзору за гражданами.

— Ты что, оправдываешь покушение на гражданские свободы?

— Не то чтобы оправдываю, однако взгляни на это дело в перспективе ужесточения законов. Террористы прекрасно сознают, что защищены конституцией, и используют это, чтобы скрываться. Не смотри на меня так.

Я просто рассуждаю вслух.

— Рассуждаешь о чем?

— О том, что все полагают, будто это ситуация «или — или», а она еще сложнее.

— Записи о пациентах неприкосновенны, амиго. — Руди называет меня так, только когда зол как черт.

— Ну, нечего на меня набрасываться. Я-то на твоей стороне. Но может быть, стоит принять во внимание и иную точку зрения.

— Иная точка зрения может поцеловать меня в…

— Осторожнее, братишка, вся машина может оказаться набитой жучками.

Руди придвинулся ближе к автомобилю и произнес, громко и отчетливо:

— Мистер Черч может поцеловать меня в зад. — И повторил медленно по-испански: «!Besa mi culo!»

— Прелестно, прелестно, но если вдруг исчезнешь, меня не вини.

Он озабоченно посмотрел на меня.

— Я сегодня собираюсь сделать три вещи. Сперва обыщу дюйм за дюймом свой кабинет и, если увижу что-нибудь не на своем месте, хотя бы намек на вторжение, позвоню в полицию, своему адвокату и конгрессмену.

— Успехов тебе. — Я забрался на сиденье и захлопнул дверцу.

— Второе, что я сделаю: выясню все возможное о прионах, узнаю, какова вероятность, что они реактивируют центральную нервную систему. Ведь существуют какие-нибудь исследования, записи.