Вирусный флигель

На исходе первой недели мая 1940 года место для сборки опытного реактора было подготовлено, а от Дибнера пришло новое обещание прислать несколько сот килограммов окиси урана. Хартек обратился к Герольду с просьбой оттянуть, насколько возможно, отправку сухого льда; это, как он надеялся, помогло бы как-то разминуться во времени с Гейзенбергом и удовлетворить его урановые претензии. 6 мая Хартек говорил с Берлином по телефону, он повторил Дибнеру, что ему потребуется не менее 600 килограммов препарата 38. А через три дня направил Дибнеру новое письмо с просьбой окончательно уточнить количество, ибо иначе не имел возможности продумать оптимальную геометрическую конфигурацию. Хартек снова заверил Дибнера в стремлении получить результаты решающего характера.

Присылка окиси урана затянулась до конца мая, но хуже всего было то, что доставлено было урана гораздо меньше обещанного. Физический институт кайзера Вильгельма со скрипом поделился кое-чем из собственных запасов; в письме об отправке урана профессор Позе сообщал: «По указанию Департамента армейского вооружения направляем вам 50 килограммов препарата 38. Хайль Гитлер!» Быть может, Позе надеялся заменить нацистским приветствием недостающие Хартеку сотни килограммов урана или воодушевить его? Больше никто из физиков ничем не помог Хартеку. Только профессор Риль из «Аузр гезельшафт», интересы которого были сосредоточены на приобретении его фирмой новых заказчиков, лично привез сто с лишним килограммов окиси урана. И это было все, что удалось получить Хартеку. Вернее, почти все. Ибо из военного министерства он к тому же получил письмо, строго предупреждавшее о недопустимости малейшего загрязнения окиси урана примесями во время экспериментов.

Англичанам это должно напомнить знаменитое письмо первого лорда адмиралтейства командующему британской эскадрой в первую мировую войну. В этом письме от адмирала требовали всеми средствами оберегать во время боя выделенные ему под командование дополнительные крейсера. Этим боем явилась Ютландская битва, и, вероятно, адмирал беспокоился о приданных крейсерах ничуть не больше, чем об остальных кораблях. Когда же флот возвратился к берегам Англии, и адмирал бесстрастным тоном сообщил о полном уничтожении флота фон Шпее, ему, разумеется, не напомнили о строгом предупреждении. Что же касается Хартека, то ему пришлось биться с куда более сильным противником — с самими законами физики, но в его распоряжении была лишь утлая лодчонка. И когда «битва» завершилась, главнейшие проблемы по-прежнему оставались на плаву и на их броне не осталось даже и царапины.

Вот как проходила эта «битва».

В первых числах июня прибыли обещанные пятнадцать тонн сухого льда. Урана имелось всего лишь 185 килограммов, но надежды получить еще у Хартека уже не оставалось. Хартек и его сотрудники приступили к сооружению реактора, заранее сознавая невозможность осуществления цепной реакции. Из сухого льда они сложили блок почти кубической формы с размерами основания 2 на 2 метра и почти такой же высоты. В этом блоке прорезали пять колодцев, куда заложили окись урана, а в центре блока поместили стандартный радиево-бериллиевый источник нейтронов. 3 июня Хартек сообщал военному министерству, что работы уже ведутся и будут закончены в течение недели. Как он и ожидал, обнаружить явление размножения нейтронов при столь малом количестве урана не удалось. Поэтому группа сосредоточила усилия на определении длины диффузии нейтронов в твердой двуокиси углерода (в сухом льде) и сечения поглощения нейтронов в уране, о чем они впоследствии и написали весьма подробный отчет.

В общем, результаты убедили Хартека и его сотрудников в правомерности задуманного эксперимента, в его успешном исходе при использовании значительного (даже большего, чем предполагалось сначала) количества урана. В отчете они, еще не остыв, написали о намерении продолжить эксперименты с реактором из пятиметрового куба сухого льда, в который предполагали заложить от одной до двух тонн окиси урана. Но это намерение так никогда и не было претворено в жизнь. Противодействие и недоброжелательное отношение со стороны коллег, и особенно «чистых физиков», обидели и обескуражили Хартека. И он более не пытался построить реактор с сухим льдом.

Вторжение немецких войск в Норвегию в апреле 1940 года и захват единственного в мире завода тяжелой воды сразу же изменили планы немецких атомщиков. Норвежцы дрались беззаветно и отчаянно, но их маленькая армия не могла долго выстоять в борьбе с немецкой военной машиной. Особенно сильное сопротивление норвежцы оказали оккупантам в 120 километрах западнее Осло, как раз неподалеку от Рьюкана; но и оно было недолгим; ближайший к Рьюкану город Конгсберг пал 13 апреля, через три дня после вторжения. Но Рьюкан держался дольше всех — Жак Алье привез приказ «защищать этот город всеми средствами». И все-таки 3 мая на улицах Рьюкана раздался топот немецких солдат. В тот же день немецкий представитель вступил в переговоры с администрацией электролизного завода. Но на сей раз они велись на совершенно иной основе, чем в январе. Правда, первой, самой непосредственной задачи немцам осуществить не удалось; норвежцы не без злорадного удовлетворения сообщили, что за несколько недель до оккупации все запасы тяжелой воды вывезли во Францию. Эта новость была неожиданной для немецких атомщиков, более того, очень встревожила их. Кому-кому, а им-то не требовалось объяснять, зачем союзным державам понадобилась тяжелая вода.

3

Теперь стоит вкратце рассказать о положении дел в США и Англии.

Вот что писал об этом времени генерал Гровс, назначенный в 1942 году административным руководителем американского атомного проекта:

«…начиная с 1939 года, когда Лиза Мейтнер доказала возможность расщепления атома, исследования в области использования атомной энергии ширились все возрастающими темпами».

Как уже говорилось, для исследователей были открыты два пути; подавляющее большинство физиков понимало, что процесс расщепления атомного ядра можно использовать либо для выработки энергии, либо для создания сверхбомбы. Однако на первых порах лишь ученые-эмигранты, на собственной шкуре испробовавшие Новый порядок в гитлеровской Германии и имевшие представление о развитии науки под руководством национал-социалистов, серьезно относились к возможности создания сверхбомбы в Германии. Американские же физики, как и английские, в те дни еще не придавали особого значения роли физики и научных исследований в военном деле. И именно физикам, перебравшимся в США, выпало на долю предостеречь американцев, привлечь их внимание к угрожающей сущности немецких атомных исследований. Все пятеро физиков, ставших в 1939 году инициаторами американского атомного проекта, — Сцилард, Вигнер, Теллер, Вайскопф и Ферми — приехали из стран, пораженных чумой фашизма. В Великобритании положение оказалось точно таким же: костяком кадров атомщиков явились ученые, бежавшие из стран, оккупированных гитлеровскими полчищами.

17 марта 1939 года, еще до начала войны и за месяц до того, как немецкое военное министерство получило первое предложение об атомных работах, в Вашингтоне произошла встреча Ферми и представителей военно-морских сил США. Этой встречи Ферми добился по собственной инициативе, он намеревался растолковать военным возможности осуществления управляемой цепной реакции в реакторе на медленных нейтронах и получения взрывной цепной реакции, развивающейся под воздействием быстрых нейтронов. Ферми особенно настойчиво предупреждал об опасности создания атомного оружия в Германии. Однако представители военно-морских сил не придали должного значения словам Ферми. Это не обескуражило ученого, а, наоборот, лишь придало ему настойчивости. Летом того же года он заручился поддержкой самого Эйнштейна и вместе со Сцилардом и Вигнером попытался через экономиста с Уолл-стрита Александра Сакса, имевшего доступ к президенту, добиться содействия правительства. Сакс подготовил письмо на имя президента, и 2 августа оно было подписано Эйнштейном.

В письме Эйнштейн предупреждал Рузвельта о возможности создания бомб ужасающей разрушительной силы и указывал на почти полное отсутствие разведанных залежей урановых руд в США. Эйнштейн продолжал:

«Как мне стало известно, Германия фактически полностью прекратила продажу урана из захваченных рудников Чехословакии.

…Принятие ею столь срочных мер, по всей вероятности, может быть истолковано, исходя из того, что сын заместителя государственного секретаря Германии фон Вайцзеккер прикомандирован к Институту кайзера Вильгельма в Берлине, где в настоящее время воспроизводятся некоторые американские работы по урану».

Рузвельт образовал Консультативный комитет по урану под председательством доктора Л. Бриггса, который, подобно Эзау в Германии, возглавлял лабораторию в Национальном бюро стандартов в США. В ноябре 1939 года этот Комитет рекомендовал правительству оказать финансовую поддержку работам и выделить четыре тонны графита и пятнадцать тонн окиси урана для измерений сечения поглощения нейтронов ядрами урана. Однако денег было отпущено немного, и в течение полугода интереса к урановым работам власти более не проявляли.

7 марта 1940 года Эйнштейн направил президенту второе письмо, в котором вновь настоятельно обращал внимание президента на опасность, зреющую в Германии:

«С тех пор, как началась война, интерес в Германии к урану еще более возрос. Ныне мне стало известно о том, что исследования там проводятся в обстановке глубокой секретности и что они распространились еще на один из Институтов кайзера Вильгельма — на Физический институт. Последний взят под контроль правительства и группой физиков во главе с К. Ф. фон Вайцзеккером, который в настоящее время работает там над ураном в сотрудничестве с учеными из Химического института. Прежний директор института был выдворен под видом предоставления ему отпуска на время войны».