Вишенка на десерт
Шрифт:
— Вы все же простили Джеффри? — спрашивает, когда мы снова оказываемся лицом друг к другу.
— А он просил прощения? — иронически вскидываю бровь.
Пристальный взгляд пробегается по мне от макушки и до носочков изящных лакированных туфелек, а затем возвращается.
— Вы совсем не такая, как я думал, — неожиданно издает.
– Иначе постарался бы раньше с вами наладить общение.
— Какая?
– взгляд не отвожу. Догадываюсь, что он умышленно хочет меня заставить чувствовать себя неловко.
– Интересная… Необычная…
– Не преувеличивайте, - пожимаю
– Но не за Джеффри…
— Не за Джеффри. Не желаю, чтобы мое приданое осело в карманах таких, как вы. Мой отец не для этого зарабатывал его кропотливым трудом.
Помню, что маман по этому поводу говорила. И верю ей, но всем остальным знать об этих условиях моего брака необязательно.
— Значит, не за Джеффри?
— Нет.
Он задумывается. Сердце начинает тревожно стучать под ребрами.
— А за меня?
— Что за вас?
– не сразу понимаю.
– Мое предложение приняли бы?
Ошарашено хлопаю глазами, сбиваюсь с такта, застываю как соляной столб. Он шутит? Наверное, шутит, не может всерьез такие вещи говорить.
– Так приняли бы?
– повторяет вопросы и мягко снова увлекает меня в танец. В голубых глазах никакой насмешки.
– Нет!
– испуганно трясу головой.
— Нет?
– Ни в коем случае!
Таки надо было держаться подальше от этих проклятых менталистов.
Моя рука в его руке холодеет. Пальцы наливают морозом. Ноги совсем не чувствуются. И как я ими перебираю… загадка! Невольно нахмуриваюсь. Совершенно не нравятся эти странные экзамены, которые устраивает герцог. О том, что предложение может звучать с совсем иной целью, совершенно не думаю. Ну, смешно же, согласитесь — герцог Торнтон, самый завидный холостяк сезона, соблазнился жабой.
— Так я и думал... — буравит взглядом. Льдинки в глазах обжигают как угли.
– Если думали, зачем спрашивали? — возмущаюсь. Подозрения подтвердились, но от этого совсем не легче. Торнтон что-то вынюхивает, и это невероятно пугает.
– Ведь вы сами заявили, милая Вивьен, что вам, как и остальным девушкам в этом зале, нужен хороший и достойный мужчина, дети, семейное гнездышко. А кто может быть достойнее меня?
— Вы слишком самоуверенны, лорд Торнтон, — задираю подбородок. Даже мысль, что этот тщеславный аристократ считает себя партией, от которой ни одна не сможет отказаться, бесит и раздражает. Так и хочется щелкнуть по этому надменному аристократическому носу.
— Нет, я просто уверен в себе, — соблазнительная улыбка выгибает губы. — Не слишком. Так почему же?
— Считайте — нет искры, — пожимаю плечами.
– Искры?
– Понимаете, самого достоинства мало...
– Моего достоинства вам мало? — насмешка в глазах становится слишком откровенной. — Поверьте, вы еще даже близко с ним незнакомы.
Вспыхиваю как спичка. Странная двусмысленность фразы заставляет покраснеть. Не может быть, чтобы лорд Торнтон говорил о таких вещах. То есть имел в виду те вещи, о которых я подумала.
Но румянец расползается, ничего поделать с этим не могу.Как хорошо, что в этот момент фигуры танца снова заставляют нас повернуться спиной друг к другу. Есть время прийти в себя. И когда я снова поворачиваюсь лицом, его цвет уже перестает напоминать перезрелый помидор.
— Чем же вас мое достоинство не устраивает?
– не унимается.
– Потому что я желаю испытывать к своему избраннику немного другие чувства. Должна быть симпатия, привязанность, любовь, в конце концов, страсть.
– А возможно они, как аппетит, приходят во время еды? — провокации становятся более серьезными.
– Что-то не верится. И вдруг не придут. Мои родители любили друг друга…
— Да неужели? — аристократическое лицо вытягивается от удивления.
— Ох! — выдыхаю испуганно. Снова проговорилась. А может, это он своей магией так влияет на меня?
— Да. Между ними были чувства, — настаиваю. А вдруг...
Вряд ли Торнтон знает подробности отношений лорда и леди Роуз. К тому же, почему бы между ними и не быть этим самым чувствам... Дружбе, уважению... Родили ведь четырех детей, воспитали, обеспечили, жили вместе столько лет. Вот бы расспросить у кого-нибудь. Или вспомнить…
К счастью, меня от глубокого провала спасает окончание танца. Торнтон заводит руку за спину и кланяется. Я осторожно кошусь на других девушек, стараюсь понять, что мне делать в ответ. Они, подхватив подолы платьиц, тоже кланяются, грациозно приседая. Неуклюже сгибаю колени, копируя их движения, выкручиваюсь подобным кренделем.
— Отвести вас к матери и сестрам? — неожиданно берет меня за руку.
Я снова оглядываюсь, но другие дамы кавалеров под руку подхватывают. Мои же пальцы из своего захвата Торнтон и не думает освобождать. Сквозь тонкое кружево перчаток чувствую насколько горячая у него ладонь. И с каждой секундой она все больше и больше нагревается.
— Буду благодарна, — напряженно улыбаюсь.
Пытаюсь высвободить руку, но сделать это так, чтобы не привлекать лишнее внимание не удается. А мне еще сплетен ко всему прочему не хватает. И так, чувствую, будут шептаться. Даже представляю саму тему разговоров: "Красавица и чудовище", или "Принц и жаба"...
Однако Торнтону наплевать на них, знай себе тащит меня к стульям, где нервно обмахивается веером красная маман и ехидно перешептываются сестры. Однако когда мы приближаемся, Гортензия и Селеста цепляют на лицо милые улыбки и скромно опускают ресницы.
— Леди, — склоняет голову Торнтон.
Поворачивается ко мне, целует тыльную сторону ладони.
— Было невероятно приятно пообщаться с вами, Вивьен, — бархатно произносит.
Мое сердце подскакивает к горлу. Краем глаза замечаю кривоватую гримасу Джеффри. Он сверлит нас тяжелым взглядом и даже не слушает, что с таким увлечением рассказывает ему Люси Барроуз.
— Взаимно, — выдавливаю и провожаю взглядом загадочного герцога.
Что он от меня хотел, почему так странно себя вел — объяснить ни себе, ни родственникам не могу. Хотя они засыпают вопросами, как только высокая фигура Торнтона исчезает в толпе.