Вишнёвый Крик

– Что ты сделал, когда вы остались наедине? Тогда, у тебя на вечеринке. Помнишь?

– Кацен! – Столяров вскочил на ноги. – Слухи, конечно, не врут, я реально хорош в постели, да и не только в ней, фантазия у меня безграничная. Но я тебе что, всё из личного рассказывать должен?

– Значит, есть, что рассказать?

– А чего это ты такой заинтересованный?

– Ты приставал к ней? – вместо ответа напрямую спросил врач, обернувшись.

– Приставал? Шутишь, что ли? – Алексей косо усмехнулся и надменно изогнул брови. – Да у кого на эту старую лесбуху вообще встанет? У тебя, может? Ну, тогда ты тот ещё извращенец. Не зря люди говорят, что ты со странностями.

Михаил замер, угрожающе сощурившись. Этот издевательский тон и мерзкие, с желчью выплюнутые слова в адрес подруги начинали бесить его. Сжав руку в кулак, он успел сделать лишь полшага к тут же втянувшему голову в плечи Столярову, но в раздевалку некстати нагрянули ребята из второй линейной бригады. Впрочем, зверски избивать фельдшера врач бы не стал, а вот хорошая оплеуха ему бы не помешала.

– Извинись перед ней. – Потеснившись ближе к выходу, тихо, но жёстко сказал Кацен. – Я давно её знаю. Она не ищет интрижек с засранцами вроде тебя, она не такая.

– Угу, конечно не такая. Она же по девочкам, – с тихим смехом фыркнул Столяров, ныряя за дверь. – Только не надо меня преследовать, а то решу, что и ты по мужикам.

***

Домой он вернулся мрачнее грозовой тучи, всё ещё прокручивая в голове идиотский разговор с фельдшером. Наверняка он злился на Ольгу из-за отказа, вот и говорил теперь о ней гадости, выгораживая себя довольно низким образом. Выходит, он не только домогался, но и пытался задеть её словами, не исключено, что такими же отвратительными. Что за сволочное поведение!

Чоко, увидев хозяина, радостно взвизгнул и бросился обниматься. Наверное, только он один никогда не менялся в своём отношении к людям, чуя за версту неадекватов и облаивая их с ног до головы, а иной раз рычал так, что те сами были не против обойти его стороной.

Утром дома всегда было как-то по-особенному. Тишина и мягко льющийся через оконные стёкла свет давали ощущение обволакивающего покоя. Почему-то Михаила впервые за долгое время потянуло наведаться на второй этаж, в комнату, где жил Семён Аркадьевич. Она была чуть больше его собственной, вмещала диван, большой набитый книгами, одеждой и разной мелочёвкой шкаф, раритетный письменный стол с креслом и старенький телевизор на тумбочке. Он так и не разобрал вещи, оставшиеся после старика, хотя и понимал – никому они больше не сдались.

Под ногами скрипнул пол и зашелестел припавший пылью жёсткий ковёр. Михаил сел на диван, вдыхая спёртый воздух, почему-то до сих пор хранивший запах ядрёного одеколона, которым щедро надушивался бывший жилец, когда ждал местных дам в гости. Здесь же они устраивали весёлые посиделки с интересными разговорами, домашним вином и игрой в преферанс или вместе смотрели бесконечные многосерийные мелодрамы. Когда он был дома – слушал их голоса и смех, и от этого становилось легко, почти беззаботно, как если бы он жил с большой шумной семьёй, в которой имел своё место и какое-то значение.

Последние несколько лет барахтаясь в пытающейся сожрать его печали, он понял, что человек не должен быть один. Не должен. Он создан, чтобы быть рядом с другими, близкими, чтобы познавать их, любить и заботиться, радоваться и горевать вместе, помогать и позволять помочь себе. Но привязываться и терять раз за разом кого-то значимого всегда было страшно. Отец, она, старик… Чего ждать дальше? Потерю Гоши и Ольги? Верного четырёхногого друга, который всегда ждал дома и радовался ему?

Иногда Михаил и сам не понимал, как, несмотря на работу, умудрился сохранить в себе эту ранимость и неприятие смерти. Нет, он не выгорел и знал, что не выгорит ещё долго. И пускай его внутренний мир пошатнулся и скрылся под слоем пыли, порой он чувствовал даже слишком сильно, избыточно, с трудом удерживая эмоции в себе, рационально усмиряя их. Однако избыточная печаль оказалась тем, что успокоить было почти невозможно.

Откинувшись на спинку дивана, он даже задремал под шорох убаюкивающих его мыслей, сквозь сон ощущая скользящее прикосновение к своим рукам и груди. Это происходило раз в несколько недель, пугающе стабильно. Первое время он вздрагивал всем телом и терялся на грани тревожных снов и реальности, сквозь щели приоткрытых век не видя никого рядом. Тогда, в первые месяцы после потери жены, он всерьёз задумывался о призраках и прочих сущностях из параллельного мира, что набрасывались на него в мгновения мнимого покоя, но здравомыслие взяло верх – так играли расшалившиеся нервы.

Конец ознакомительного фрагмента.