Виски по-ирландски
Шрифт:
— Пандора, ты же знаешь, что если тебе будет нужна моя помощь. Любая…
— Я знаю, но пока нет. Ты первая к кому я пойду, если что случиться, но пока не обращай внимание, хорошо?
— Хорошо. Как скажешь. Чего мне бояться? Чего может захотеть Тео, кроме как выставить меня из дома? — Билли сжала в руке пустую пачку «Мальборо», а Пандора докурила и теперь не знала чем занять руки, ковыряя стол и отдирая лак.
— Всё контролировать, конечно. Фирму, семью. Он точно захочет выдать замуж Фел, он уже говорил про это. Она будет в ярости, защити её, пожалуйста…
— Стой, ты как будто прощаешься, в чем дело? — спросила Билли.
— Я не прощаюсь, просто я не уверена, что смогу занять
— Я и твой брат: вероятно, меня ждёт настоящая война, и ты можешь оказаться не на моей стороне… Спасибо, что предупредила. Я понимаю, правда, — Билли ощутила себя лишней, впервые за долгое время. С тех пор как Фел приняла её, Билли никогда не оставалась в этом доме одна. Средняя дочь Хавьера была самой неприступной крепостью, последней, кто принял нового члена семьи. И снова борьба за Остеров? Теперь, когда Билли потеряла Хавьера? — Только я не уверена, что хочу войны…
— Прости, что оставляю тебя, — Пандора явно не хотела продолжать разговор. Эти пять минут были большим подвигом, и она хотела поскорее остаться одна. Билли видела, как подруга нервно крутит в руках телефон, как ковыряет стол и смотрит по сторонам.
— Я пойду к девочкам, не переживай об этом, — Билли наклонилась, чтобы поцеловать Пандору в щеку. На лице подруги отразилась благодарность, и даже на секунду мелькнула улыбка.
Тёплое отношение Пандоры когда-то крылось в лёгкой влюблённости. Это не было страшной и тайной страстью, просто привязанность. Она когда-то со смехом думала, что семья Остеров “подсела” на Билли, расхваливая про себя достоинства мачехи.
– 3 -
Когда в доме появилась Билли, общалась с ней только Пандора, если, конечно, не считать Хавьера. Агнете было восемь, и она не доверяла незнакомцам, хоть и считала «новую маму» очень красивой и интересной. Фелиса - темпераментная, под стать итальянскому имени, была настроена категорично. Она сразу заявила, что Билли ей не мать и никогда ею не будет. Все попытки примирения воспринимались в штыки. Фел хотела, чтобы её оставили в покое.
— Ты мне не мать! — часто можно было услышать из комнаты Фел, а после громкий хлопок двери, закрывшейся перед носом Билли. Количество пролитых Билли слез можно было посчитать по количеству разбитых в гневе фарфоровых ваз. И только наступит перемирие, как снова с надрывом: «Ты мне не мать!».
Теперь было смешно вспоминать о том, что было пять лет назад, но порой Билли останавливалась перед дверью в комнату Фелисы и замечала, что и теперь переживает, как войти туда и сколько раз постучать.
Дети ещё не спали, когда Билли поднялась и вошла в их гостиную. Фел лежала, обняв подушку, и смотрела на маленьком телевизоре фильм, а Агнета писала акварелью. Привычка младшей дочери была до банальности романтична. Увлёкшись однажды живописью, Агнета стала изводить планшет за планшетом, в попытке стать художником-самоучкой. В самые тяжкие дни, когда запрещали остаться с ночёвкой у подруги или в школе ставили двойку, она стелила на пол клеенку и начинала самозабвенно писать, как профессиональный художник. Теперь, после смерти отца, она ушла в увлечение с головой, но вид планшетов, составленных у стены, начинал пугать. Обои уже обзавелись яркими пятнами, которые не отмыть, сюжеты становились все более депрессивными, а коробка дорогой акварели частично заканчивалась.
— Билли, мне нужен церулеум и черный, — почти без эмоций сказала Агнета.
— Хорошо, завтра поедем в город.
— И колонковую кисть, можно?
— Конечно. Фел? Пойдём в твою спальню? — Билли нажала
на паузу, остановив Гермиону Грейнджер на полуслове. У Фелисы были свои способы «уходить в себя».— Давай, — Фел встала.
Спальни девочек были по обе стороны от их общей гостиной и имели также общую ванную комнату. Это были два отдельных мира, самостоятельных и обособленных. Мир Фел был простым и романтичным, будто это была не спальня девятнадцатилетней девочки, а келья монашки, бывшей некогда благороднейшей дамой. Скромная мебель из тёмного дерева, без лишних украшений и блеска. Паркет на полу, минимум рамок и статуэток-пылесборников. Не хватало образа Девы Марии в углу, а вместо этого был станок для занятий балетом и манекен для шитья.
— Фел, Тео приедет.
— Знаю, — Фелиса держалась молодцом. С прямой спиной и высоко поднятой головой она пересекла комнату и опустила изящные руки на станок, глядя на Билли в отражении зеркала.
— Ты знаешь что-то ещё?
— Ты не обязана мне говорить. Но я знаю, что его приезд меня коснётся, — Фел закинула ногу на станок и наклонилась. Она могла часами стоять в такой позе, лишь иногда меняя ноги местами.
— Ты догадываешься?
— Да, — она распределяла дыхание, чтобы не расплакаться. — Ты поможешь мне?
— Я постараюсь. Я сделаю всё, что будет от меня зависеть, правда! Вы для меня не посторонние люди, вы моя семья, — Билли знала, что Фел не любит проявлять эмоции, но когда девушка обернулась, стало ясно, что сейчас она или расплачется, или обнимет. Фелиса убрала ногу со станка, развернулась и стремительно приблизилась к Билли.
— Конечно мы твоя семья. Ты наша мама! — чуть надломившийся голос выдал волнение Фел, которая редко терялась и редко плакала. — Не оставляй меня, когда он приедет.
— А ты не оставляй меня. Я одна не справлюсь, он захочет меня выгнать, а Пандора на мою сторону не встанет, — Билли знала, как жалко это может звучать. Она почти жаловалась и просила защиты у вчерашнего ребёнка, юной девушки, потерявшей отца, и такой уязвимой.
— Я знаю. Она слишком его любит, но я — нет. Просто… не оставляй нас. Я помню, что сказала бабушка, — Фелиса окончательно потеряла свою изящную надменную манеру. Она снова стала простой девочкой, ищущей поддержки. — Я помню, она упомянула, что ты можешь… ну, словом, влюбиться снова. Я знаю, это глупо, но ты же так с нами не поступишь?
— Прости? — Билли нахмурилась. Её не возмущало это, не оскорбляло. Она просто искала откуда растут ноги у этих просьб, прежде чем давать обещания.
— Ну, папа… ты же его любила, и я подумала…
— Фел. Я очень любила твоего папу, и я не собираюсь менять эту память на кого-то. Не сейчас, не через год или два. Я не поступлю так с тобой и с Агне.
— Но так не будет всегда. Я просто надеюсь, что он будет достойным…
— Я пока об этом не думаю, и ты не думай. Я пойду поцелую Агне перед сном, хорошо? Я с вами, и вы можете на меня рассчитывать, — она снова что-то обещала.
Обвешана обещаниями, как новогодняя ёлка, даже на спину давит. Она осознала, что место Хавьера не займёт Пандора, как старшая дочь. Не придёт Валерия решать все вопросы, не вернётся в виде рыцаря-спасителя Тео, не объявится хоть один человек, который погладит по голове и успокоит.
Билли вышла от девочек и не успела сделать и пары шагов, когда вспомнила о Боно. Он сидел в своей комнате, одинокий четырехлетний малыш. Ещё неделю назад его мама уделяла ему восемьдесят процентов своего времени, а остальное делили между собой все взрослые в доме. Неделю назад его носил на руках дедушка Хавьер, с ним возились и беспрестанно баловали и целовали, а теперь его только кормят, моют и укладывают спать, будто забытого после дня рождения, подаренного хомяка.