Витализация
Шрифт:
– Он не знал о моем существовании. Унинав необходим для достижения цели полета, и регенерационные автоматы самостоятельно воспроизводят его без всяких внешних приказаний.
Теперь Гоер понимал, как мало он знает. Он боялся спросить напрямик о том, что было самым важным... о самом космолете.
– А космолет, после всего, что случилось, космолет цел?
– Он не поврежден.
Автомат не лгал. Он не мог лгать, и Гоер подумал, что все могло кончиться гораздо хуже, а он сам сейчас мог бы быть метеоритом, кусочком материи, мчащимся сквозь пустоту в рое осколков, которые некогда были космолетом. А автоматы... с автоматами он справится, он,
– После возвращения поговорю с кибернетиками, проектировавшими эти автоматы...
– Не поговоришь. Их уже не будет в живых.
– Да, ты прав. Ты довольно всесторонен для Унинава, - добавил он минуту погодя.
– Я не типовой Унинав. Более точно было бы сказать, что я частично специализированная система со способностью к самоусовершенствованию.
– А знаешь ли ты, что было причиной этой... массовой дезинтеграции автоматов?
– Нейтронная утечка. Это случилось на тридцать втором году локального времени полета. Кристаллическая память Автокора подверглась облучению, в результате чего возникли устойчивые нарушения. Он начал выдавать автоматам противоречивые приказы, а если они не выполняли хотя бы одного из них, демонтировал их, как бесполезные.
– Это значит, что сейчас, когда он демонтирован, весь космолет ведешь ты?
– Да.
Гоер понимал, что вести космолет среди звезд и координировать работу всех его автоматов не по силам одному, пусть даже и не обыкновенному, Унинаву. Однако вслух он этого не сказал.
– На обратном пути к Солнцу придется репродуцировать автоматы...
– Обратного пути не будет.
– Что... что ты сказал?
– Космолет не вернется на Землю.
– Ты лжешь!
– вырвалось у Гоера, но, крикнув это, он уже знал, что автомат сказал правду. Ведь эта глыба металла и кристаллов, с которой он говорил и спорил, была автоматом.
– Я не лгу. Я автомат.
– Только обычные автоматы не лгут... я знаю, это закон... Но ты какой-то странный автомат...
– Мое поколение автоматов не может отступить от этого закона. Единственное, что я могу сделать, это не говорить всей правды...
– Но на этот раз ты сказал?
– Сказал. Ты не вернешься на Землю.
– Почему, объясни, почему?
– Невозможно изменить направление полета. Израсходовано горючее.
– Израсходовано? Когда?
– Когда старый Унинав уже не существовал, а меня еще не было...
– Это сделал Автокор?!
– Да.
– Но почему не витализовали меня? Я повернул бы к Земле... Довел бы весь этот... разладившийся кибернетический лом...
– Гоер вдруг умолк, потом совершенно другим тоном спросил: - А кто выпрямил траекторию и нацелил космолет на Регул?
– Я.
– Ты знал, что топлива на возвращение не хватит?
– Знал.
Гоер встал, сделал несколько неуверенных шагов и потянулся за дезинтегратором.
– Космогатор, этого требовала моя программа. Я обязан был нацелить космолет на Регул, - автомат не мог изменить высоту голоса, но говорил все быстрее, - космогатор, я единственный исправный автомат космолета... Подожди... не...
Он замолчал в тот момент, когда Гоер нажал спусковой крючок. Оболочка автомата лопнула и края разреза разгорелись ослепительно белым огнем. Гоер ослабил нажим пальца только тогда, когда пол за спиной автомата стал коричневым и задымился.
– Ты знал, ты знал, что я не вернусь, - повторял он и, покачиваясь, прошел в диспетчерскую космолета.
Ему казалось,
что он покинул диспетчерскую только вчера. Он знал здесь каждый экран, каждый клавиш. Автоматы, почувствовав его присутствие, подключили диспетчерскую к информационной сети космолета, и ряды серых экранов посветлели, замигали контрольные лампочки. Началось так хорошо знакомое ему неуловимое беззвучное движение. Прикоснувшись к клавишам, он ощутил их холод и какую-то непривычную шероховатость. Эта была пыль, осевшая в стерильном, влажном и фильтрованном воздухе за десятилетия полета. Из диспетчерской космолетом управлял только он, человек. Все автоматы были включены непосредственно в сеть управления, их металлические отростки никогда не прикасались к клавишам.Он включил систему малого вычислителя, чтобы определить положение космолета. Серый экран прибора разгорелся. Зеленая стрелка метнулась к белому диску Регула, едва не коснулась его и, обогнув, перешла на другую сторону экрана.
– Вероятность входа в протуберанец девяносто семь и две десятых процента, - сказал автомат.
– ...и космолет превратится в пар...
– продолжил про себя Гоер.
Но автомат услышал его:
– Повторить?
– Не повторять! Молчать!
– крикнул он, а потом уже спокойно добавил: - Автомат-передатчик!
– Сообщение с направленных антенн передано, - доложил автомат.
– Ну, значит, на Земле узнают, как я погиб, через семьдесят девять лет. Именно столько времени идет отсюда радиосигнал до Земли, - подумал Гоер и решил, что вряд ли потомки без труда отыщут в хрониках его имя.
– Включить внешний экран, - сказал он автоматам, - я хочу заглянуть в это пекло...
– Не понимаю.
– Это не имеет значения. Включи экран.
– С фильтрами?
– Без фильтров. Я хочу видеть звезду такой, какова она в действительности: огромная, белая. Когда-то меня учили, что у нее спектральный класс В-5.
– Ты ошибаешься, В-8.
Это был другой автомат с тем стандартом голоса, который присущ автоматам, приспособленным для долгих разговоров с человеком.
– Еще один автомат? Сообщи свои данные.
– Нет, это все еще я, Унинав.
– Но ведь я тебя уничтожил...
– удивился Гоер.
– Ты уничтожил только андроид, с которым я временно был соединен.
– А ты? Где ты?
– Я тебе этого не скажу, разве что ты выдашь такой приказ.
– Нет, не надо. Хорошо, что ты цел. У меня нет объективных причин уничтожать тебя...
– Я тоже так считаю.
– В конце концов довести космолет до Регула - твоя задача. Ты так запрограммирован... Впрочем, это уже не имеет значения. Вскоре мы начнем испаряться. Ты проверил вычисления?
– Да. Они точны.
– Значит, нет шансов на спасение?
Ответа не последовало.
– Почему ты не отвечаешь?
– Потому что не могу решить, шанс ли это.
– Что?
– Через несколько часов космолет пройдет примерно в тридцати миллионах километров от седьмой планеты.
– Понимаю. Опиши ее.
– На поверхности соединения кремния. Вода отсутствует. Ускорение силы тяжести в полтора раза больше, чем на Земле. В атмосфере азот и благородные газы. Кислорода нет. Скорость вращения около ста шестидесяти дней. Температура поверхности от ста восьмидесяти до минус ста градусов по Цельсию.
– Не рай, - сказал Гоер.
– Кроме того, планета проявляет значительную активность в широком диапазоне электромагнитных волн...
– дополнил автомат.
– Не понимаю.