Витамины для черта (Парадокс Гретхен)
Шрифт:
Утром, проснувшись, как обычно, от гремевшего во всю ивановскую Светкиного музыкального центра, Ася вскочила на ноги и тут же рухнула около кровати, как куль с мукой. Тело не слушалось. Тело болело каждой мышцей, каждой косточкой, каждым сосудом и нервом, словно кто-то старательно растягивал его, выкручивал спиралью всю ночь. Вчерашнее потрясение таким вот образом давало о себе знать. Ася долго, с осторожностью поднималась на ноги, действуя поэтапно и медленно, как недоделанный робот: сначала надо сесть на коленки, потом подтащить чуть вперед ногу, потом упереться в пол одной рукой, потом второй, потом подтащить другую ногу, потом медленно, очень медленно, маленькими рывками надо распрямиться…
– Свет, ты еще не опаздываешь? Набери мне воды в ванну, пожалуйста… Я разогнуться не могу… – жалостливо простонала Ася, выйдя на кухню
– Мам, да что этой с тобой, господи?! Случилось что? Может, врача вызвать?
– Нет, Светка, врача не надо. Само пройдет. Заживет, как на кошке…
Произнеся последние слова, Ася попыталась улыбнуться, вспомнив про вчерашнего своего спасителя, но вместо этого только тихо ойкнула: любое мышечное движение, самое даже незначительное, доставляло ощутимую боль, и разумнее, наверное, было шевелиться совсем потихоньку, остерегаясь малейших резких движений.
– Сейчас, мамочка, сейчас… Тебе и правда надо в теплой ванне полежать! – бросилась в ванную Светка. – Сейчас я тебе хорошую водичку сделаю: с пенкой, с травками, с маслом…
После трехчасового лежания в «хорошей водичке» Асе действительно полегчало. Начав принимать ванну, Ася позвонила на работу и предупредила, что сегодня прийти не сможет по причине простуды, свалившей ее с ног, – не рассказывать же всем о том, что случилось с ней вчера. Она, похоже, вообще никогда и никому не сможет об этом поведать… Ей противно было даже вспоминать о вчерашнем, противно было даже на секунду представить, что с ней могло произойти, если б не ее случайный спаситель. Ася бы, наверное, и жить больше не смогла… Хотя чего это она про жизнь – вряд ли ее вообще оставил бы в живых этот черный маньяк… Да не то что рассказывать, ей и думать-то обо всем этом не хотелось. Хотелось только лежать и лежать в теплой ванне, и остаться бы в ней навсегда, навеки, до конца своей жизни…
Светка на первые уроки в школу тоже не пошла, как Ася на этом ни настаивала. Бегала, как угорелая, между кухней и ванной, приносила матери то зеленый чай, то настойку «от нервов», то кофе, то бутерброд, то воды горячей подливала. Так что через три часа Ася, благополучно добравшись до постели, снова уснула как убитая и проспала почти до самого вечера. А проснувшись, решила, что сейчас встанет и пойдет навестить своего спасителя, и подосадовала на себя – вот же эгоистка какая. Может, ему там помощь нужна, а она валяется тут целый день. Нервное потрясение у нее, видите ли. А человек из-за нее вчера ранения ножевые получил!..
На этот раз встать с постели ей удалось намного легче и даже получилось умыться-причесаться самостоятельно, и одеться, и выйти из дома. Зайдя по дороге в супермаркет, Ася купила бутылку хорошего коньяка и долго еще выбирала торт для Коли – Кот сказал, что он воздушно-белый любит. Это какой же, интересно? Сама Ася в тортах не разбиралась совсем – предпочитала им соленые огурцы с селедкой. И поэтому, махнув рукой, купила самый дорогой и самый впечатляющий. Может, не воздушный, но зато совершенно белый, красиво украшенный горками из нежно вьющегося по верхнему основанию крема.
Дверь ей открыл Коля. Засмущался, покраснел, как давеча, разулыбался приветливо и искренне, очень по-детски. А когда Ася вручила ему коробку с тортом, так радостно округлил глаза, что Асе стало отчего-то не по себе. Странный какой он все-таки…
Кот встретил ее своеобразно: не со смущением и радостью, как Коля, но тоже приветливо. Лежал он на диване поверх одеяла, положив аккуратно забинтованную голову на высокую подушку. Усы его радостно топорщились вверх, а глаза блестели ярким зеленым светом, и впрямь будто кошачьим. Оторвавшись от подушки, он важно покивал, здороваясь с Асей забинтованной головой, как тот красный командир из песни, у которого она, голова то есть, вся «обвязана, и кровь на рукаве»… Потом озадаченно уставился на протянутую ему коробку с коньяком.
– Ты чего, Анастасия? Бутылку-то зачем приперла? Мы же с Колей не пьем. Если только немного, вместо лекарства принять…
– Ну, а для чего же еще? – развела руками в ответ Ася. – Только в качестве лекарства! Чтобы стресс снять. Я вот утром и встать сразу, например, не смогла: свалилась
у кровати, как куль с мукой. И на работу даже не пошла.– И я не ходил… Пришлось звонить, отменять занятия…
– А ты где работаешь, Кот?
– А зачем тебе об этом знать, Анастасия? Ты уж не приударить ли за мной собралась часом, а? Из чувства благодарности к герою-спасителю? Учти, я женатый. И в жену свою с юности влюбленный. Только дура она у меня. Пришлось вот сбежать временно, чтоб поумнела немного.
– Думаешь, поумнеет?
– Конечно. Она ж меня тоже любит – я знаю. Так что учти, не свободный я…
– Хорошо, Кот, я учту. И приударять не буду. А все-таки интересно, в каких таких местах нынче мужики-герои водятся? Где работаешь-то? Коля вчера сказал, ты вроде как учитель… В школе, что ли?
– Ага. Только не в школе, а в интернате. Для умственно отсталых детей. Для олигофренов, имбецилов да дебилов то бишь.
– А Коля… Он…
– Да. Правильно мыслишь, Анастасия, Коля тоже олигофрен. Мой бывший ученик. Но он достаточно адаптирован, к счастью, к условиям окружающей жизни. Грузчиком в магазине работает. Не пьет, не курит. С начальством не спорит. Всех подряд любит. Любое задание выполняет охотно и с радостью. Мечта, а не работник. Они там не нахвалятся им…
– Ах, вот оно что… – задумчиво протянула Ася. – А я сначала и не поняла…
– А что тут особенно понимать-то? Коля – такой же человек, как и мы. Божье творение. И тоже создан для счастья, как та птица для полета. Правда, счастье это возможно при одном условии – правильной адаптации к жизни, чтобы кто-то его лицом в нужную сторону повернул, понимаешь? А так – все то же самое, по сути…
– А ты, значит, этой самой адаптацией и занимаешься?
– Ну да. Стараюсь. Я учителем труда у них работаю.
– Но это, наверное, очень тяжело…
– Да нисколько. Повторяю еще раз: они такие же люди, как и мы! Или, может, даже лучше в чем-то: добрее, искреннее… Их просто любить надо. Как детей любят. И относиться к ним серьезно, как к равным, а не как к братьям меньшим – собачкам да кошечкам. А то вот училки наши интернатовские недавно номер выдали – просто умереть не встать. Хотя ведь как лучше хотели…
– Расскажи, если можно…
– Да понимаешь, комиссия к нам какая-то важная наведаться собралась, и сверху приказ поступил – концерт организовать к ее приезду. С участием, так сказать, нашего контингента. Ну, наши и расстарались, как могли. Целый месяц репетировали… Вот прибыла эта комиссия наконец, важные тетки-чиновницы все обошли, посмотрели, все одобрили-похвалили, а потом расселись в зале – концерт смотреть, значит. И первым номером вслед за аккордеонистом Михалычем выплыли на сцену пятнадцать девчонок-олигофренок и, дружно выстроившись в ряд, запели вразнобой дурными голосами: «Девушкам из высшего общества трудно избежать одиночества…» Уж так девчонки старались, ты бы видела! Усердно кокетничали, жеманились, изображая тех, о ком пели! А когда самая толстая и специфически фактурная Катька Огородникова на полшага вперед из этого ряда на плановой сольной припевке выскочила и, закатив от усердия глаза, заголосила: «…я натура утонченная…», то гости вообще просто окаменели в первый момент. Потом кто-то старательно смех сдерживал, кто-то – гнев, а кто и слезы… В общем, скандал был. Правда, он тихим получился, этот скандал. Училкам настоятельно посоветовали организовать из наших девчушек ансамбль русской народной песни и даже денег пообещали выделить на костюмы и реквизиты там всякие… И ты знаешь, правы оказались тетки-чиновницы! Так удачно в кокошники да красные сарафаны наши певуньи вписались – загляденье просто! А сейчас с таким удовольствием учатся деревянными ложками играть-наяривать, ты бы видела! А Катька Огородникова себе стиральную доску облюбовала: целыми днями по ней ложкой деревянной туда-сюда самозабвенно водит. Туда-сюда, туда-сюда… Они, знаешь, сейчас как раз «Камаринскую» разучивают… Чего ты ржешь-то, Анастасия?
Ася и в самом деле не могла удержаться от смеха. Наверное, нехорошо было смеяться, но она ничего не могла с собой поделать. Кот на нее только рукой махнул…
– Вот и ты туда же – смешно ей. Тут не хихикать надо, а с уважением к чужой беде относиться. Нельзя безоглядно управлять слабыми, понимаешь? Им от души помогать надо, с умом, мы в ответе за них. Нельзя самоутверждаться за счет тех, кто не в состоянии постоять за себя…
– Чтобы чертей своих витаминами не подкармливали, да?