Витька Мураш - победитель всех

— А ему не больно?

На этот вопрос Колька ответить не сумел.

— А почему он такой длинный?

— Откуси, — не вытерпел я.

Наташка сразу позеленела, а я засмеялся. Я представил себе, как она кусает этого червяка. Наверное, она тоже представила, потому что даже не смогла ничего ответить.

Батон на носу захохотал и выронил в воду удочку. Пока он ее доставал, нашумели прилично. Теперь надо еще полчаса без звука сидеть, пока подойдет рыба. Странно еще, что Илларион пока ничего не натворил. Он сидел смирно и не обращал ни на кого внимания. Наверное, ему очень хотелось поймать первому.

А я смотрел и удивлялся — до чего может дойти человек. Это я про Кольку. Он сидел рядом с Наташкой и объяснял ей, когда нужно подсекать и когда тащить. Вид у Кольки был такой, будто он ей стихи читал. Наташка кивала головой, но ничего, конечно, не понимала. Зато я теперь понимал все. Наташка не умела ни грести, ни ловить рыбу, ни играть в футбол, но она была для Кольки важнее, чем я.

Вот как все было плохо для меня в тот день. А ведь я его так ждал!

Даже первую рыбину поймал не я, а Илларион. На свою игрушечную удочку он вытянул окуня. Окунь был небольшой, но Илларион обрадовался так, будто у него на крючке сто рублей висели.

— Смотрите! Смотрите! — заорал он. — Это как называется?

— Окунь, — ответил Колька.

— Какой красивый! — сказала Наташка.

— Еще штук двадцать таких — и можно жарить, — отозвался Батон. — Ребята, у кого чего пожевать есть?

— Бутерброд с сыром будешь? — спросил Илларион.

— А у тебя с чем еще есть?

— С колбасой.

— Могу и с сыром и с колбасой.

Илларион достал из пакета бутерброды и раздал всем. Я не взял.

— Мухах, хохеху хе хлюхох[6] — спросил Батон.

— Вы бы еще тут танцы устроили, — сказал я. — От вас она на сто километров разбегается.

— Ну да, — отозвался Колька. — Окунь шума не боится. Просто не подошел еще.

Это я и без него знал, что окунь не подошел. Но ведь и Колька знал, что на одной лодке впятером не рыбачат.

— Домой, что ли, поплывем? — предложил я.

И тут у меня клюнуло. Сразу было видно, что это не илларионский малек. Поплавок косо ушел под воду — так быстро, что я чуть не прозевал. Я подсек. Конец удилища пригнулся к самой воде. Рыба внизу ходила кругами, ее никак было не оторвать ото дна. Да я и не тянул напропалую. Просто держал жилку внатяг: устанет — сам поднимется. Рыба прижимала прилично, я знал, что там сидит неплохая штучка. Она не дергала, а просто давила вниз. Так ходит на крючке только крупный окунь.

Понемногу он стал подаваться наверх.

— Подсачок, — спокойно сказал я.

Но Колька и без меня знал, что делать. Он уже опустил в воду подсачок, хотя рыбины еще не было видно.

Я видел, как в глубине сверкнуло белое брюхо.

Жилку потянуло под лодку.

Я перевесился через борт, окунул удочку в воду. Медленно, постепенно я выводил его из-под лодки. Больше всего я боялся, что он наведет леску на якорную веревку. Тогда — привет.

Мне очень не хотелось, чтобы этот первый окунь сорвался. Я волновался. Но чем больше я волновался, тем спокойнее становился. Я смотрел под воду, но видел, что все побросали удочки и следят за мной.

— Выньте удочки, — негромко сказал я. — Сейчас запутается.

Но все сидели и смотрели на меня так, будто я тащил из-под воды бомбу. Все, кроме Кольки. Хоть он и извивался перед Наташкой, но рыбачить еще не разучился. Правой рукой он держал подсачок, а левой сгреб удочки и сунул их Иллариону.

Из-под лодки я окуня все-таки вывел. Он увидел лодку и снова рванулся в глубину, но уже слабее. Теперь можно было с ним особенно не церемониться.

Я потянул. Окунь поднялся, хватанул воздуху и закувыркался возле борта.

Колька поддел его подсачком.

Я положил удочку, отцепил окуня и бросил его на дно лодки. Он лежал спокойно, только шевелил жабрами. Плавники на его животе мелко дрожали.

— Вот это да! — крикнул Батон.

— Я таких никогда не видел! — сказал Илларион.

— Ему, наверное, больно, — вздохнула Наташка.

— Такие по одиночке не ходят, — сказал Колька. — Наверное, подошла стая. Давай лови, Наташа.

А Илларион все сидел с удочками в руках и разглядывал окуня.

— И таких здесь можно ловить каждый день? — спросил он.

— Если есть лодка, — сказал я.

Илларион вздохнул.

— Я попрошу отца, чтобы он купил.

— Да, — сказал я, — без своей лодки здесь делать нечего.

Подул небольшой ветерок. На воде появилась рябь. И сразу недалеко от лодки появились на воде круги. Окунь бултыхался и чмокал на самой поверхности — стая гоняла малька.

Пока Колька разбирался с удочками, которые запутал Илларион, я поймал еще четыре штуки — поменьше.

Потом стало клевать у всех, даже у Наташки. Колька насаживал ей червей, снимал рыбу, а она только удилищем махала. Мне было противно на них смотреть. Было непонятно, как может нравиться такая рыбалка! Наташка боялась червяков, боялась уколоться о рыбу. Когда мой окунь запрыгал и подкатился к ее ногам, она заорала так, будто ее змея ужалила. Когда у нее клюнул приличный окунь, она рванула удочку так, что половина жилки вместе с поплавком и крючком осталась на дне. Будь это моя удочка, я бы Наташке голову оторвал. Но Колька даже не сказал ничего. Он поставил запасной поплавок и норвежский крючок, как будто Наташке было не все равно: на норвежский крючок ловить или на кусок проволоки.

А стая подошла приличная. Я вытащил еще восемь штук, один был даже побольше первого. У Иллариона клюнуло что-то такое, отчего его удочка пополам разлетелась. Теперь он сидел и смотрел, как клевало у Батона.

А потом клев прекратился сразу у всех. Так бывает, когда стая уходит.

— Пошли домой, — сказал я.

— Может быть, поищем еще? — спросил Колька.

— Тебе-то зачем искать? Ты все равно не ловишь.

— Я ему свою удочку отдам, — сказала Наташка.

— Как? — спросил я. — Свою?!

— Мурашов, не придирайся. Такой сегодня день хороший, а тебе обязательно все нужно испортить!

— Для кого хороший?

— Для меня, для всех.

— А для меня так себе, — сказал я. — Сейчас бы у нас полная лодка рыбы была…

— Если бы что? — спросила Наташка.

— Если бы то…

Со стороны моря послышался звон мотора. Я увидел белую дюральку. Она почти наполовину вылезла из воды и шла километров на сорок. Это мог быть только Иван Сергеевич.

Он тоже заметил нас и повернул. Не доходя до нас метров сто, он заглушил мотор, чтобы не распугать рыбу.

— Как дела? — крикнул он издали.

— Иван Сергеевич, — заорал Батон, — плывите сюда, клюет мощно!

Дюралька на веслах подошла к нам.

— Как успехи?

— Окунь, — ответил я.

— Местный?

— Морской.

— Ого! — сказал Иван Сергеевич. — Стая?

— Была стая.

Дюралька стукнулась о наш борт. Иван Сергеевич заглянул в лодку.

— Молодцы! — сказал он. — Кто больше всех отличился?

— Мурашов, конечно, — сказала Наташка.

— А я думал — Стукалов. Он ведь у вас главный рыбак.