Витпанк

Он выпрямился.

— Ну да, впрочем, ладно. За дело!

Изумительный Макс взял у Дорин коробку, и началась утомительная работа по замене лампочек.

Луиза и Джонни уселись на диване.

— Я ужасно себя чувствую из-за Вардов, — сказала Луиза. — Плюс вообще ужасно себя чувствую.

Джонни кивнул.

— Наверное, стоит посмотреть на это и с положительной стороны, — пробормотал он. — Все-таки удалось избежать конца мира, и все такое…

— Да, наверное, — согласилась Луиза.

Волшебник вернулся в гостиную и плюхнулся в кресло.

— Вот и еще одного кризиса еле удалось избежать, — сказал он. Затем сунул руку в карман и достал выкрученные пробки.

— Дорин, — попросил он, — не могла бы ты снова включить электричество?

Девушка в купальнике взяла пробки и вышла из комнаты.

— А как этот другой волшебник собирался вызывать Вечную Бездну? — спросил Джонни.

— Понятия не имею. Я не могу разыскать его, соответственно, не могу и спросить. — Макс крикнул в дверь: — Эй, Дорин! Ты ведь не видела сегодня Блейка, не правда ли?

Голос Дорин отозвался откуда-то издалека:

— Что?

Макс прокричал свой вопрос вторично, повысив голос.

— Конечно, видела! — крикнула в ответ Дорин. — Я же говорила вам. Это он и дал мне эти лампочки.

Солнце начинало подниматься над горизонтом. Дубы, пальмы и сухощавые сосны понемногу выплывали из мутного, словно помои, рассвета. Дым над фермой Вардов кривым столбом поднимался к небесам.

Волшебник опустошал свои карманы, вынимая последние лампочки, оказавшиеся лишними. Одна из них упала и разбилась о кофейный столик; по столешнице, угрюмо гавкнув, юркнула маленькая металлическая ящерица.

— Боже пресвятый! — прохрипел волшебник, вскакивая с места. — Дорин! — взвизгнул он.

Слишком поздно. Гудение холодильника, шепчущий голос диктора в радиоприемнике, хриплое дыхание кондиционера — все возвещало о возобновлении поступления в дом электричества. И, разумеется, лампочки — лампочки зажглись повсюду. Лампочки задушили надвигающийся рассвет: они испускали тьму, гуще дегтя, чернее черного бархата, выстилающего внутренность гроба.

Джонни понял, что до сих пор никогда, в сущности, не сталкивался с тьмой. Существовала темнота безлунной ночи, темнота лишенной окон полночной комнаты — но рядом с этой новой тьмой они просто терялись. И уже сейчас, хотя это не могло быть ничем иным, кроме его воображения, ведь до их прихода оставалось еще много часов, — Джонни показалось, что он слышит первые громовые шаги.

Джеффри Форд Док Агрессии, человек из жести № 2

Из своей Крепости Уединения, расположенной глубоко под трехгрошовой лавчонкой в Ньюарке, штат Нью-Джерси, Док Агрессив, сей высший интеллект, чей мозг, этот двигатель инфернального сгорания с механическим воображением и свежеотточенным дюпеновским логическим мышлением, работающий на эликсире из жеваных восковых зубов и шипучих напитков, человек из жести, с кожей цвета тусклого медяка, упругой, как жестянка вокруг цилиндра вареных бобов, переживший многочисленные приключения в своей миссии по избавлению мира от зла посредством бугристых мускулов и состоящего из драных рубашек и потертых штанов гардероба, чья вдова носит остроконечную прическу наподобие ермолки из обрезков коротко стриженого седого веника и чья фирменная гримаса словно бы навеки застыла в акте испражнения баксами, кличем призывает к себе непревзойденную команду своих причудливых составляющих: Кулака-Окорока, парня с кулаком, представляющим собой большой пасхальный окорок, способный обслужить разом двадцать человек, который молотит плохих парней вплоть до полной покорности и жмет приятелей до состояния ломтика своих копченожировых качеств; Стряпчего, известного на весь мир адвоката и отпетого опекателя пострадавших от несчастных случаев, неоднократно вытаскивавшего Докову жестяную юридическую задницу из неприятных процессов, вроде того случая, когда Агрессив зашел немножко слишком далеко с одним безобидным чудаковатым старикашкой, по ошибке принятым им за Жестокого Бывача, одним ударом выбив из старого дурака последние мозги и обрушив на него Жестяной Обвал; Джона Поползня, самого ползучего парня в мире, обползающего негодяев гораздо чаще, нежели они сами оказываются способны обползти Поползня; Эластичного Вилли, специалиста по резиновым придаткам, облекающего бандитов заключительным объятием, чьи методы работы со злоумышленниками женского пола вошли в легенды, который консультирует Дока в сердечных вопросах, разбивая для своего нанимателя что попало у птичек и пчелок и переплавляя хитросплетения романтических отношений в язык Жести; и наконец, Мертвого Глаза, в чьем ведении находятся всевозможные ружья, дробовики, винтовки, дерринджеры, револьверы, пулеметы, дюбельные и скобозабивные пистолеты, а также убийства на большом расстоянии, так, чтобы никому не приходилось слишком из-за этого беспокоиться или пачкать руки — собирая таким образом пятерку своих соратников в намерении совершить с ними вылазку к Тошному рифу, чтобы вступить там в битву с Бессмертным Морголупом, злостным древним неандертальцем с мозгами Исаака Ньютона, и сражаться с ним под красным солнцем, обрушивая на него ураган безумно летучих мышей, поливая его ливнем пулеметных очередей, удушая пожатием жестяных бицепсов, побивая градом пота, похожего на шарики ртути, в намерении захватить двоедушного троглодита, тем самым предоставив Доку возможность надлежащим образом взбить ему ягодицы и хорошенько ущучить его во имя Закона и Справедливости.

Юджин Бирн Приписанные

Зовите меня глупцом — я вполне заслужил это, — но когда Филлис убеждала меня присоединиться к тому, что она называла «движением», я на самом деле думал, что нравлюсь ей. Я не понимал, насколько она была коварна — до тех пор, пока не стало слишком поздно.

И нет, мы никогда не заходили слишком далеко. Она проследила за этим.

За нами пришли на рассвете в воскресенье — супер-день для новостей, особенно учитывая всеобщие выборы, которые должны были происходить в следующий четверг. Я видел кусок передачи по илингскому каналу «Коп для тебя».

Меня и нескольких других приковали наручниками к поручням крепкого «антивандального» автомата с кока-колой в холле, а тем временем этот елейный ублюдок, министр внутренних дел, вещал с экрана о том, что захвачена крупная террористическая группировка и что это великий день для Закона и Порядка, голосуйте за нас в четверг, спасибо за внимание и спокойной ночи.

Можно было поклясться, что «Граница» — это «Меч Аллаха», «Бригады Гнева», SNLA и «Общество Защиты Дремучего Леса», взятые вместе. Те из нас, кто не был слишком озабочен проблемами с кишечником, даже сумели выжать из себя иронический смешок.

Я знал, что надлежащей законной процедурой здесь и не пахло, поскольку нас сразу же поволокли по одному в маленькую облицованную белым кафелем комнатку с крепким стулом и какой-то зловещего вида установкой посередине. Это было похоже на зубоврачебный кабинет, оборудованный в общественном туалете — только здесь было больше крови на стенах.

Мы были приписаны еще до того, как предстали перед судом.

Наступила моя очередь. Двое гороподобных наемных копов прикрутили меня к стулу, в то время как доктор, прикуривая сигарету, объяснял мне, что лучше не дергаться, потому что так будет еще больнее. Ему было по меньшей мере семьдесят, и он не стал предлагать мне общий наркоз — но чтобы почуять, как от него несет таджикским скотчем, этого и не требовалось. Я получил местный в основание шеи, и еще один в палец.

Я уже слышал, что Филлис настучала на нас. Я не винил ее: кто-то из парней сказал, что ей грозились припаять настоящее тюремное заключение, — а может быть, и психушку. Так что она запела. Я сделал бы то же самое. А вы?

Человек в белом халате удалил мне большую часть ногтя на левом указательном пальце. Я плотно зажмурил глаза, пытаясь не завопить. У меня не получилось.

Где-то рядом несколько наших ребят пели погребальную песнь о том, как они «победят однажды» [53] . А тем временем какой-то захолустный килдэрец [54] на нищенской зарплате калечил меня во имя закона.

53

Имеется в виду известная песня 60-х годов «We Shall Overcome». — Примеч. пер.

54

Килдэр — город и графство в Ирландии. — Примеч. пер.

Филлис раздавала на углу листовки. Судя по ее словам, она была горячей революционной девчонкой — и я нравился ей!

Поэтому-то я и пошел на митинг «Границы Воды».

Кто-то рассказывал, что это название однажды пригрезилось Железному Джону, который более всего походил на лидера в этой принципиально неиерархической организации. Приходилось слышать, что он имел в виду водяные знаки, какие бывают на высококачественной писчей бумаге — но я в это не верю. ЖД было, я полагаю, где-то под пятьдесят, это был ветеран бесчисленных экологических и антикапиталистических кампаний, он проводил слишком много свободного времени, засунув голову в свой фармацевтический шкафчик, так что вряд ли был способен справиться с такой шестнадцатимегабайтной концепцией.

Нас было около тридцати, рассеянных по окрестностям Лондона: панков, хиппи, древолюбов, Матерей Земли, эльфов, фей, рэйверов, социопатов, угрюмцев, обожателей дельфинов, а также по меньшей мере двадцать восемь анархистов различных мастей. Плюс я. Каждый хотел от остальных чего-то своего, и единственным способом избежать долгих ночей бесплодной идеологической болтовни для них было сосредоточиться на ненасильственных активных действиях.

Действия предлагались довольно жесткие — на первом же собрании, на котором я присутствовал, какая-то ущербная девица, не вылезавшая из черного шерстяного свитера, который был размеров на пятнадцать больше нее, выдвинула идею о том, чтобы какой-нибудь мальчик запустил самолетик через наземную платформу метро — так, чтобы тот упал на силовой рельс. Так что формулировка манифеста в итоге была изменена на «относительное ненасилие».